Над могилой любви и надежд!..
И лавровый венок над крестом
Будет горьким терновым венцом.
Признаём мы богатство и власть,
И высоких чинов правоту!
Но не тех, кто живёт среди нас!
Кто талантлив и верит в мечту!
Говорим, что ему не везло!..
Чья-то чёрная зависть и зло!..
Оборвали высокий полёт...
После смерти всегда повезёт!..
Увы, не всегда и не всем!.. Тот, кто упокоился здесь, под этим крестом, ничем особым не отличился. Он не был президентом страны, он даже маленьким начальником никогда не был. Ни писателем, ни музыкантом, ни генералом и даже разведчиком!.. Никем и никогда не был. И всё же мне хочется заглянуть в прошлое, в его прошлое и рассказать о нём тем, кто захочет услышать.
Родился он в ноябре 1934 года, как раз под Михаила, в селе Александровка Березинского уезда. Да, тогда это была Румыния. Мать его умерла рано. Ему и было-то всего два года и восемь месяцев. Однако он и перед смертью утверждал, что помнит, в чём хоронили маму!.. Причина смерти молодой женщины остаётся тайной и поныне. Лишь родная сестра Химки Анна, шёпотом говорила, что Федосей забил.
Маленького Федю (так его стали называть, чтобы не путать со взрослыми) взяли к себе дедушка Федосей с бабушкой. Дед в то время имел свою мельницу и в бедняках не числился, хоть и богачом так же не был. Свой дом, подворье!.. Небольшое хозяйство. Да только так продолжаться долго не могло. Приближалась война. Но не это было страшным. А то, что чёрная зависть отца Филиппа Федосея младшего к собственному отцу Федосею старшему была сильнее разума. Встретил он в то время одну цыганку, да привязался крепко. У той же ни кола, ни двора, ни гроша за душой. Дед же после смерти невестки отобрал хату у Федосея. Говорил: "Внуку будет, а то этот гад всё на свете пропьёт!". Вот и решил тогда отец Феденьки устроить передел имущества на свой лад. Взял он ружьё охотничье, прокрался в дом тёмной ночью, да и перестрелял спящих отца с матерью. Сына же собственного не нашёл. Спрятался пацан, успел-таки сбежать!.. А он и не убегал. От страха, от грома выстрелов, забился в угол под кроватью убиенных да там и просидел до самого рассвета, пока соседи утром не пришли с приставом и не вытащили его оттуда всего в крови деда с бабой. Свидетелей убийства не оказалось, за одним исключением, родной сын шести неполных лет видел всё собственными глазами. И снарядили телегу в Стурзены, повезли мальчишку на дознание. Да просчитались. Ехать было мимо леса, а из него родимый батя давай палить из винтовки по сынишке. Первая пуля лоб мальчонке перекроила, от чего шрам на всю жизнь остался. Вторая убила кучера. Больше выстрелить он не успел. Пристав оказался проворнее. Вот так и попался с поличным Федосей, 25 лет получил. А тут как раз и советы подоспели, амнистию учинили, и осуждённый за убийство оказался на свободе. Вернулся он в село, начальником стал, вроде председателя колхоза, но попьяне дал по роже какому-то комиссару и загремел уже в советскую тюрягу. Оттуда в штрафбат. Однако, дальнейшая его судьба мне не известна, почти. Да и не о нём речь.
А Федя, после больницы и суда, оказался на улице, никому не нужный, беспризорный. Дедов много было, аж шесть человек осталось, да только кому лишний рот кормить хотелось?.. Взяла его к себе родная сестра матери. У самой было девять душ детей. Вот тут-то и подоспела война. Вернулись румыны, и всё покатилось по-прежнему, с одной лишь разницей, ходили они теперь по селу вооружённые до зубов. А тётке Ганне тяжело стало кормить такую ораву. Забрали советы мужа её Серёженьку в красную армию и не спросили на кого девять душ детей да двух приёмышей оставили.
Но дети остаются детьми вне зависимости от игрищ взрослых. Так было всегда, и так будет вечно. Первые затяжки, первый глоток вина!.. Всё в нашей жизни бывает когда-нибудь в первый раз. Стремление, поскорее стать взрослым, было, есть и всегда будет, его не отнять. А как быть большим? Сигарет в то время вообще не было, а папирос не так легко было достать. Тем более в военное время. У румын просить? У них выпросишь!.. Пулю в лоб!.. Вот и пошли в ход самокрутки из кукурузных листьев. Кто не пробовал, лучше не стоит!.. И вздумалось одному подростку заиметь пистолет. А как сие сделать, чтобы не поймали? А если и поймали, так не его? Многие на подобном ловились. Вот и Федька попался. Согласился за пять выстрелов из винтовки парабеллум у штабного офицера стянуть. Любил тот поспать днём под яблоней у деда Курея, где и квартировал. Собака у старого злодея была жутко злая, кавказец. Никого не подпускала близко, сам дед побаивался пса. Федька тоже боялся, но курить и стрелять хотелось больше. Вот и стал он подкармливать собаку потихоньку из своих скудных обедов. Однажды, румын, как всегда, снял портупею и, повесив её на ветку яблони точнёхонько над своей головой, завалился дрыхнуть на кровати специально для этого здесь поставленной. А гадкий пацан тут как тут, в дырочку меж досок подглядывал. Через забор шасть, псине мосол овечий, чтоб не лаяла, кобуру открыл, пистоль вытащил и дёру. Пока "доблестный охранник" грыз брошенную кость, успел удрать. А дальше страшно началось!.. Вышла детвора сельская далеко за околицу, за поля кукурузные, за лесополосу заброшенную, к лесу старому, костерок разожгли, винтовку прикладом в землю упёрли, и давай пулять в небо. А поскольку Федька спор выиграл, ему первому и досталось. И надо было в это время лететь какому-то фашистскому болвану так низко!.. Попал он в этот самый самолёт. Тот и рухнул где-то около Салкуц. Разбудили румынского офицера обворованного. И в селе аресты начались. Федька мал был, не понимал, что происходит, но чутьём своим детским почуял опасность, а потому отправился пешком в соседнее село, что в двадцати пяти верстах от Александровки в балке спряталось. Жила там сестра отцова. Пришёл он к ночи, да и рассказал, что да как. И выгнала его тётка, на ночь глядя, за детей своих опасаясь. Пошёл он тогда к другой отцовой сестре в Петропавлоку, что в двенадцати верстах в стороне от всех дорог находилось. Пришёл глубокой ночью, да напрасно пришёл. Его даже слушать не стали, собаками отвадили. Пришлось возвращаться. Да только ночью не днём. Заблудился пацан и у другого села в девяти верстах левее вышел к тракту. Подобрал его утром еврей ростовщик. Привёз к себе в дом. Так оказался Федька в Манже (при советах в Меняйловку переименовали). По ночам ходил к тётке Ганне проведать, благо близко было. Потом еврея того румыны забрали. Пришлось возвращаться, а тут и красные вернулись. А за ними голод сорок шестого!.. Тётке Ганне тяжело стало совсем. Её дети стали умирать один за другим. Тогда она отдала Федьку вместе с братишкой младшим Ванечкой в детдом. Стал Федька нянькой, за братцем присматривать. Только поздно уж было. Оголодал мальчонка, да и помер прямо в сиротском приюте.
"Помню, - рассказывала Тётка Ганна. - Прихожу к нему, а он за колючей проволокой, как волчонок бегает, просится "Возьмите меня, тётя Гана, возьмите отсель! Ванюшка, вишь, помер, и я помру здесь, возьмите, а?! Тётенька?..". А кудысь я его возьму? У самой семеро уже на погосте лежат!.. Ухожу, плачу, душа болит, клянусь, что больше не приду, ан всё одно тянуло".
Видать чуяла тётка, что сидеть Федьке за колючкой ещё много лет. В конце сорок шестого в детдоме произошло ЧП, групповое изнасилование. Как в эту компанию втиснули двенадцатилетнего Федьку до сих пор не пойму!.. Но получил он свои "три строгого режима" и отправился по этапу в колонию для несовершеннолетних преступников, в края, где мотал свой новый срок, папаша Федосей! Но видать не судьба была встретиться. Трудно было с вагонами, паровозами и так далее, а потому решили самых малолетних оставить в одесской колонии.
Выпустили Федьку по окончании срока, как положено. Отсидел от звонка до звонка, на всю катушку!.. И вернулся он домой, в село. Хотел на работу устроиться, да не тут-то было. Взъелся на него председатель колхоза, уголовников ему только и не хватало. Портил ему Фёдор статистику. Стал он издеваться, как только мог. Всем трактористам спецовки, а Федьке шиш. Всем к празднику седьмого ноября по паре новых сапог, а уголовничку шиш с маком. Всем зарплату с трудоднями, а этому вбивцу хрен. Обозлился Парнишка, да и накалякал письмо товарищу Сталину. Писать он толком не умел, как, впрочем, и читать. А на следующий день с утрица пораньше явился в общежитие местный милиционер с пистолетом на боку, с дядькой Матвеем местным почтальоном, по Федькину душу. Всё село из-за занавесок следило, как сироту в сельсовет вели!.. А там их ожидал злой и трезвый председатель колхоза с двумя новенькими спецовками и двумя парами новых кирзовых сапог. Федька от счастья на седьмом небе был, ещё бы! Только вчера написал товарищу Сталину, а сегодня уже всё вернули, и зарплату за последние три месяца. Тётя Ганна обрадовалась, что деньги наконец-то в доме появились. Но на племянника всё равно поругалась, чтоб больше так не делал, не то в следующий раз заберут, и не вернёшься.
