Аллен застонал, залопотал что-то — то ли ругался, то ли молился — и неустанно звал его по имени, норовя то и дело стыдливо свести колени, но все время возвращаясь в прежнее положение, стоило только ласково погладить шрамы у него на бедрах и вернуться пальцами к массажу ануса.

— П-позови меня… п-пожалуйста… — вдруг пролепетал мальчик, еле сдерживая всхлипы, и зарылся пальцами в чёрные локоны, наматывая их на кулак и призывая оторваться от сочащегося смазкой члена. — Т-тики, ну пожалуйста, — жалобно всхлипнул он, смотря на него ничего не видящими осоловевшими глазами.

— Аллен… — медленно протянул Тики, проводя носом по его бедру и целуя белый рубец шрама. — Аллен, — мягко повторил он. — Слышишь? Я даже не подумаю пожалеть об этом.

— Я, кажется, тоже… — сорванно выдохнул юноша, облизывая пересохшие губы и снова откидывая голову на столешницу и тихо прося: — Позови меня еще раз… Мне так нравится твой голос, Тики…

И Тики снова позвал его.

И снова. И снова. И снова.

Аллен застонал, когда Микк вновь погладил его бедра и спустился губами к мошонке, а оттуда — к анусу, целуя и вылизывая его, чтобы увлажнить. Он был знаком с теорией, но ужасно боялся ошибиться из-за отсутствия опыта. Не хотел быть кем-то вроде тех ублюдков, которые оставили его мальчику эти шрамы.

Его. Мальчику.

В паху все горело и пульсировало от возбуждения только от одного мысленного произношения этих слов.

Тонкий, хрупкий, отзывчивый и горячий — Аллен принадлежал сейчас всецело только ему одному. Красный и раскрытый, смущённый и беспомощный, — только Тики видит его таким.

И больше никому не позволит.

Привяжет к себе верёвками, если понадобится. Запрёт где-нибудь, чтобы не рвался вперёд к опасностям со своим идиотским чувством самосохранения.

Аллен болезненно зашипел, всхлипывая, когда Тики ввел первый палец, и протестующе замотал головой, пытаясь вырваться.

— Тш-ш-ш, мой хороший, сейчас всё будет хорошо, — успокаивающе пробормотал Микк, вновь припадая к его соскам, и принялся ласкающе поглаживать капитана по боку и бедру свободной рукой.

Уолкер закусил губы, разводя ноги шире и позволяя продолжить, и зажмурился, с шипением выдыхая сквозь зубы, когда Тики двинул в нем пальцем. Внутри Аллена было узко, горячо и мягко.

И Тики хотелось его взять.

Тики впервые по доброй воле хотел кого-то.

Настолько потрясающего чувства он не испытывал никогда. Оно разразилось внутри настоящей бурей, сметающей все барьеры, и обещающей навсегда остаться в памяти ярким пятном, жирной цветной кляксой.

Обломками его старого мира.

Плохо было только одно — Тики никак не мог найти слов, чтобы описать это. Поэтому он просто продолжал осторожно и медленно растягивать капитана, погружая в него пальцы, и гладить его по бедру, кружа поцелуями у пупка и отвлекая от боли.

А потом его мальчика вдруг подбросило, и он сладко вскрикнул, выгнувшись в пояснице, — Микк нашёл тот самый бугорок, стимуляция которого, согласно справочной литературе, приносила удовольствие и доводила до оргазма.

Аллен, облегчённо выдохнув, принялся сам насаживаться на его пальцы, просить о чём-то, звать по имени и коротко постанывать от накатывающего удовольствия. Надрывный, раскрепощённый, разгорячённый. Вызывающий желание овладеть им. Обладать им. Присвоить себе.

Аромат той самой озоновой свежести, которая накрыла Тики после того, как тот сбежал из бункера, той самой, которая ознаменовывала начало его новой жизни, окутывала и пьянила, и, когда Микк проникал в малыша уже собственным членом, а не пальцами, у него окончательно снесло крышу.

Аллен обнял его, хаотично блуждая по спине руками и царапая ногтями кожу, и опалял горячим дыханием ухо. Время от времени он собирал волосы Тики в кулак и тянул назад, призывая открыть шею и с упоением вылизывая и целуя кожу от чувствительной ямочки под ухом до плеча.

— Какой же ты странный, Тики… — в одну секунду судорожно выдохнул он, — ведь я же…

— Необыкновенный, — оборвал его парень, коротко целуя в губы. — Совершенно необыкновенный, — повторил он, шумно вздыхая и испуская короткий стон, когда Аллен сжал его в себе — скорее инстинктивно, чем намеренно. — Я… черт… — парень коротко хохотнул, утыкаясь влажным от пота лбом и изувеченное плечо юноши и глухо засмеялся.

Он по-прежнему не знал, как объяснить на словах свои чувства. Так, чтобы дать Аллену… выбор?

Но малыш глухо рассмеялся следом, целуя его в шею, и горячо выдохнул:

— Ничего не говори…

И Тики повиновался.

Тело в его руках было распалённым и мягким, гибким и выгибающимся вслед каждому даже самому незаметному движению. Аллен исступленно стонал Микку в шею, кусая и царапая её, блуждал пальцами по спине, лепетал что-то непонятное и насаживался ему на член, словно стараясь вобрать его как можно глубже. В один момент он потёрся истекающей головкой о живот Тики, жалобно то ли проскулив, то ли мяукнув, и парень потянулся пальцами к его аккуратному, небольшому стволу, несильно сжимая ладонями и ловя довольные стоны губами.

И этот восхитительный Аллен Уолкер все это время был рядом с ним. Он строил гримасы, по-идиотски шутил, хлопал по плечу, орал, веля убираться из бункера на воздух, и играл с маленькой девочкой, искренне рассказывая ей о своей жизни.

И там, в запечатанной лаборатории, он был живым, настоящим.

И его можно было поцеловать прямо там.

Тогда Тики, помнится, часто смотрел на его губы.

И почему он этого не сделал?..

Идиот.

Такой же идиот, как и капитан, сейчас звонко стонущий перед ним и пытающийся быть тише, хотя ничего у него не получается.

Это было приятно — видеть его таким. Это было прекрасно — желать его таким. Это было восхитительно — чувствовать его такого.

И Тики был уверен, что это не просто химия. Это что-то, что зрело в нём с самого первого дня на этом чёртовом корабле. Что росло в нём и разбухало с каждой новой улыбкой и каждым новым ласковым взглядом капитана.

Микк грубовато надавил на возбуждённую головку, довольно ловя глухой стон Аллена, и тот кончил ему кулак, выгнувшись словно дикая кошка и сжимая его в себе так сильно, что Тики повело — он сделал несколько резких, нетерпеливых толчков, прижимая к груди обмякшего и трепетно дрожащего малыша, и кончил следом.

Аллен устроил подбородок на плече у парня и сцепил руки у него на спине, шумно выдохнув и потеревшись щекой о его шею.

— Аллен… — тихо позвал его Тики, лениво блуждая руками по спине юноши и медленно расслабляясь.

Юноша удовлетворенно что-то пробурчал и чмокнул его рядом с ухом, обвивая ногами поясницу и, кажется, улыбаясь. Тики вышел из него, закусывая губу от снова рассыпавшихся перед глазами искр, и подхватил малыша на руки.

— Давай я отнесу тебя в комнату, — тихо предложил он.

Юноша согласно кивнул, сыто выдохнув и опалив дыханием ухо. Микк, чувствовавший себя как-то ошеломлённо и потеряно, но совершенно точно довольно, поцеловал его в шею и натянул на себя штаны, а на Уолкера накинул свою рубашку.

Где находилась каюта капитана, он не знал, но надеялся, что его мальчик был хотя бы в состоянии показывать дорогу.

Они вышли из столовой, и Тики мимоходом подумал, что нужно бы потом вернуться и убрать все следы их времяпровождения.

В коридорах никого не было, в Ковчеге стояла тишина, прерываемая лишь тихим гудением проводов, и Микк таял под прикосновениями ластящегося к нему кошкой Аллена. Разморённый, нежный, сонный, тот посасывал кожу у него на шее, прикусывал мочку уха, тёрся щекой о щеку, и Микк понимал, что желание взять его разгорается с новой силой.

Они дошли до каюты юноши, и тот лениво толкнул неожиданно незапертую дверь.

И Тики ошеломленно охнул, когда увидел комнату своего капитана. Все здесь было увешано ловцами снов. Эти украшения-паутинки Микк видел как-то в Ордене — с таким, но маленьким ловцом, больше похожим на брелок, носился тот мальчишка, Тим.

Аллен плотнее прижался к нему, вжимая голову в плечи, словно боялся, что парень над ним засмеется. Но Тики мог засмеяться разве что от радости. Правда, и на это сил совершенно не было. Поэтому его хватило только на короткое и слегка опешившее: «Как красиво».