Андрей намеренно устроил еще одну паузу. Заинтересованность на Светкином лице явно возросла, но брови ее сжались у переносицы, на лбу пролегла вертикальная ложбинка. "Ага, не нравится? А ты подумай, как понравится твоей дочери оказаться без матери!" И Андрей продолжил без всякой жалости к умирающей:

   - Ты жалеешь своего мужа, оберегаешь его от предательства. А ты думаешь, после твоего ухода он до конца своих дней понесет по жизни память о тебе, как флаг? И до гробовой доски останется тебе верен, так же, как и ты ему?! Ой, вряд ли! Светуля, уверяю тебя, как представитель мужского пола: не дождешься! Ему сейчас сколько - тридцать шесть, сорок?

   - Тридцать девять, - едва разлепляя склеившиеся губы, ответила Светлана. Сказала растерянно и совсем не так уверенно, как в начале разговора.

   - Тридцать девять лет! Мужчина, что называется, в самом расцвете! И ты действительно думаешь, что остаток жизни он проживет бобылем? А у него ведь не остаток, у него еще полжизни впереди! Поверь мне, и полугода он один не проживет! Может, не сразу женится, но баб начнет водить не позднее полугода после твоих похорон! А как ты думаешь, куда он их будет водить? Не к маме же с папой. Сюда, милая моя, сюда, - гость красноречиво обвел подбородком пространство. - В твой дом, в твою постель! И не думаю, что сильно будет скрываться от твоей дочери. А потом и женится. И у твоей горячо любимой дочечки появится мачеха. И дай Бог, чтобы она к твоему ребенку относилась по-человечески! А то еще и своего родит от вашего папаньки, и останется твое дитё на обочине дороги, никому не нужным... Но даже в самом лучшем случае - ты только представь - когда твоя дочь будет выходить замуж, поправлять на ней фату и платье будешь не ты, а совершенно посторонняя тетка! Ты хочешь этого?! Хочешь?!

   Андрей дважды повторил "Хочешь". Повторил с убийственным нажимом. Он действовал сейчас совершенно интуитивно, и говорил совсем не то, что готовился сказать. Но ему казалось, что сейчас нужно говорить именно это и именно так, как он это говорит. И пусть жестоко объяснять умирающей женщине то, что овдовевший муж недолго будет оставаться вдовцом. И пусть еще более жестоко использовать в уговорах дочку, как тяжелую артиллерию. Он чувствовал всем сердцем, что иначе Светка ничего не поймет, упрямо встав в позу. И ведь с нее станется - не только сама умрет "назло врагам", но и Виктора за собой утащит в потусторонние дали.

   - Ты хочешь этого?! Хочешь?!

   Светлана неуверенно покачала головой: что за глупый вопрос, кто же этого захочет. Но слишком неуверенно для того, чтобы Андрей, наконец, остановился, перестал мучить ее своей жестокостью. И он продолжил:

   - А о матери своей ты подумала? Она ведь мужа схоронила, одна осталась. Ты представляешь, как ей было плохо, что она решилась бросить родной город и перебралась к тебе в Киев. Перебралась для того, чтобы не быть одной, чтобы быть рядом с дочерью. А любящая дочь решила добровольно уйти из жизни, потому что она, видите ли, слишком благородна для предательства! А разве своей смертью, заметь - добровольной смертью! - ты не предаешь мать?! Она с трудом пережила смерть мужа, ей было очень трудно и нелегко. Говорят, родителей хоронить - естественно. Да, пусть грубо, но правда. Супругов... наверное, гораздо более болезненно, но все-таки тоже естественно - ведь все равно рано или поздно кто-то из супружеской пары умирает, оставляя второго сиротой на этом свете. А вот детей хоронить - это уж естественным никак не назовешь. Это совсем противоестественно! Это самая болезненная, самая невосполнимая утрата в жизни. И ты, такая правильная, хочешь обречь свою мать на такие страдания? Ты пойми, что из троих твоих самых дорогих людей - мужа, дочери и матери - меньше всего пострадает именно муж. А дочь и мать будут страдать от твоего ухода до конца жизни!

   Светлана под воздействием его слов все больше сутулилась в своем кресле, сжималась, казалось, усыхала на глазах. Но Андрей упрямо шел к цели, добивал безжалостно:

   - Не знаю, какие отношения у тебя с твоей матерью. Может, недостаточно теплые. Может, и к дочери ты тоже относишься с некоторой прохладцей? По крайней мере, мне, как отцу, непонятно, как любящая мать может сознательно обрекать дочь на такие муки. Но это, возможно, ваши внутрисемейные дела и ты считаешь себя вправе решать их судьбы. Но кто дал тебе право лишать чужую женщину, не сделавшую тебе ничего плохого, единственного сына? Ты знаешь, что Витькина мать тоже похоронила мужа, как и твоя, и тоже, как и она, не имеет больше родственников, кроме него? Ты понимаешь, как она будет страдать без него?! А если она, не вынеся такого горя, решит наложить на себя руки? Как ты думаешь, на ком будет грех за этот ее поступок? На ней? А мне кажется, на тебе. Потому что это ты причиняешь ей горе своей упертостью. И ладно бы, если бы в этой упертости был хоть какой-то смысл! Но ведь это просто глупость, одна сплошная, ничем не оправданная глупость! Из-за которой пострадаешь не только ты, не только твои близкие, но и мать твоего возлюбленного. За что ты наказываешь ЕЕ?!

   Перестарался Андрюша. Уж к кому, к кому, а к Ирине Станиславовне Светлана особого сочувствия не испытывала. Может, если бы он начал с Ирины Станиславовны, переключившись к концу на Светкиных родных, она и переменила бы свое мнение. Она была уже очень близка к тому, чтобы пусть не изменить решение, но, по крайней мере, серьезно об этом подумать. Да, тут Андрюша был абсолютно прав, обо всем этом стоило подумать. Вполне может быть, что Олег потоскует-потоскует без нее, да и найдет себе утеху где-то на стороне. Вполне вероятно, что и женится. Светлана не могла сказать, что ее радовала такая перспектива, но и ничего особо ужасного в этом она не находила. Вполне естественно: мертвым - мертвое, живое - живым. Так ведь и она в потустороннее царство отправляется не в гордом одиночестве! А вот Иришка, мама, это да, это ее больное место. Но что же тут поделаешь, коли судьба у нее такая короткая, "эксклюзивная"! У нее за своих домашних душа болит, а Андрей навязывает ей еще и вину за мать Виктора, за Ирину Станиславовну. Ну уж нет, за нее-то она не отвечает, ей своих хватает! С какой стати она должна переживать за женщину, пусть она даже и мать любимого человека, но Светлана с содроганием вспоминала, каким презрением горели ее глаза, когда она выпроваживала гостей из дома! И уж конечно, презрение касалось не обоих гостей, то есть Светы с Виктором, а только Светы. И это притом, что тогда Светка еще и повода ей никакого не давала, была, как раз, очень лояльно к ней настроена. Если уж совсем честно и откровенно, тогда Светлана и сама надеялась, что все закончится хорошо, что удастся ей побороть сопротивление внутреннего предохранителя, и она останется с Виктором...

   - Спасибо, Андрей, я приму к сведению твои слова. Я поняла твою основную мысль. Извини - я очень устала и хотела бы отдохнуть...

   Уже по одному тому, что Света назвала его Андреем, хотя всегда ласково звала Дюшей, он понял, что явно переборщил. Где-то он прокололся. Ах, как обидно, ведь все шло так хорошо, он ведь видел, с какими чувствами она слушала его, видел и был уверен в том, что уже практически достиг цели. Ан нет - ему весьма недвусмысленно указывали на дверь...

   - Ну что? - хором спросили Нина и Ирина Станиславовна, подскакивая со скамейки.

   Они ожидали возвращения Андрея на лавочке у детского сада чуть поодаль от дома Светланы. Они приехали сюда с вокзала, не заезжая в гостиницу. Зачем им гостиница, ведь они приехали на один день. Целью поездки была встреча со Светланой. Встреча состоялась, но цель, та великая цель, ради которой и понадобилась эта групповая вылазка в Киев, видимо, оказалась недостигнутой. По крайней мере, на лице Андрея читалось явное разочарование: