Брови начальника сошлись на переносице, предвещая грозу. От греха подальше подружки предпочли в спешном порядке эвакуироваться в бухгалтерию.

   Света ехала в полупустом в это время дня вагоне метро домой. Как ее домашние воспримут известие о ее срочном отъезде? А как она сама приняла это известие? С трудом. И с большой тревогой в сердце. Оно трепыхалось от испуга где-то подмышкой, в желудке появилось противное ощущение близкой тошноты. Света испугалась, что снова упадет в обморок, и стала разглядывать потолок вагона, судорожно вспоминая какую-нибудь назойливую нехитрую песенку, которой можно было бы забить мозги. Только не думать, только ни о чем не думать! Потолок не смог задержать ее взгляд, и она принялась разглядывать немногих пассажиров. Бабка лет восьмидесяти в стареньком, местами изъеденном молью пальто и с такой же старой, как сама, потрескавшейся дерматиновой хозяйственной сумкой. Едет по всем базарам в поисках десятка яиц на пять копеек дешевле, чем в ближайшем к ее дому магазине. Рядом девушка лет двадцати, юная, румяная от рождественского морозца - милое нежное создание с припухшими глазами. Эта наверняка проспала, спешит на лекции. Прием помог, дурнота стала понемногу отступать.

   На ближайшей станции зашла попрошайка. Черная бабка, одетая во все черное: "Люди добрые, извините, что я к вам обращаюсь..." И так далее. Сколько же их развелось! На каждой станции заходят и противными голосами затягивают: "Люди добрые, мы сами не местные...". Дальше следует рассказ о страшной трагедии (в зависимости от того, какой катаклизм недавно произошел: то из Молдавии сбежали из-под обстрела, то от закарпатского наводнения пострадали, то от армянского землетрясения). Светка сначала подавала, сколько могла себе позволить, а затем обратила внимание, что меняются только катаклизмы, а так называемые пострадавшие - все те же. Или тетка ходит, клянчит на лечение ребенка, и ребенка предъявляет, и какие-то справки под нос сует. Только дети у нее каждый день меняются. Наглые попрошайки! Если каждой подавать - своих детей кормить будет нечем, самой по вагонам идти придется...

   Света думала о чем угодно, специально фокусируя мысли на какой-нибудь ерунде. Главное - не думать о том, что в Москве живет Виктор, и они могут случайно встретиться... И даже если не встретятся, как она будет ходить по этому городу, зная, что ОН где-то там, быть может, совсем рядом... И что страшнее - встретиться с ним и сдаться на милость победителя, забыть о семье и утонуть в счастье, или, наоборот, не встретиться, бродить две недели по чужому городу, всматриваться в лица прохожих, заглядывать в темные стекла проезжающих мимо машин, надеясь увидеть того единственного, ради которого стоило бы жить... И так и не найти его. Это же пытка! И за что ее отправляют в командировку, почему именно в Москву? И почему именно ее?!! Ведь полно же народу, и вряд ли кто откажется на халяву проехаться в Москву. Только рады будут! А отправляют именно ее. Интересно, а если бы отправили кого-нибудь другого, дрогнуло бы ее сердце? Позавидовала ли бы она тому счастливчику? Да чего там, конечно же, позавидовала бы. И именно из-за надежды случайно встретить Виктора. Так почему она сейчас корчит из себя несчастную? А потому что боится стать счастливой... А может, наоборот, боится не встретить ЕГО, и теперь уже никогда не исправить ошибку?!

   Мысли в голове путались. Несмотря на все старания думать о чем-то постороннем, они упорно вились вокруг предстоящей поездки. Очень хотелось встретиться с Виктором, но в то же время она безумно боялась встречи. И все-таки, положа руку на сердце, больше всего она боялась не найти его. Ведь в Москве народу тьма тьмущая, с приезжими миллионов десять будет, или больше? Разве можно среди такой толпы встретиться случайно? Может, попросить Семидольского позвонить Виктору, или просто узнать его номер и позвонить самой уже из Москвы?

   Сердце сладко заныло, как будто она уже слышит в трубке такой знакомый, такой волнующий голос. Если она еще раз услышит этот чарующий голос, она точно не устоит. Никаких сомнений, она падет к его ногам. А значит, их встречу нельзя допустить. НЕЛЬЗЯ. И хватит об этом. И точка.

   Олег, конечно, не выразил восторга по поводу командировки дражайшей супружницы. Да и чего радоваться-то? Они и так за свою совместную жизнь столько времени потеряли, пока он по гастролям мотался! Он нарадоваться не мог, что в последнее время почти не приходилось выезжать из Киева, и, соответственно, не расставаться с семьей. Так теперь жена начинает по командировкам мотаться. Уж он-то знает, чем иногда заканчиваются подобные мероприятия! Сам Светлану в Новосибирске нашел, будучи на гастролях. А она, между прочим, туда не в гости ездила, а опять же в командировку!

   Зато Иришка канючила:

   - Я тоже хочу в Москву, мам, возьми меня с собой!

   - Как же я тебя возьму? - Света в удивлении подняла брови.

   - В чемодане!

   Светка засмеялась:

   - Ты уже ни в один чемодан не влезешь, ишь, дылда вымахала! Успеешь еще по свету поездить, а пока учиться надо, каникулы-то закончились, какая Москва?

   Но дочь не отставала:

   - Ну мам, ну возьми меня с собой! Подумаешь, недельку-другую прогуляю, зато Москву увижу.

   - Успеешь, у тебя еще все впереди. Я же не отдыхать еду, а работать. И вообще не выдумывай. Как же мы папу одного оставим?

   - Папа уже взрослый, он не боится. А я боюсь без мамы оставаться, - лукаво улыбнулась Иришка. Ох, и хитрая кошка!

   На вокзал поехали всей семьей. Там, в гордом одиночестве, уже ждал Евгений Трофимович, заместитель Косилова. Минут через пять на машине подъехали и Алена с Долей и сыном Виталиком. Все поздоровались и дружно замолчали. Трофимыч нарушил неловкую паузу:

   - Ну что, пошли. Состав вот-вот подадут. Я узнавал - второй путь. Седьмой вагон, нумерация с хвоста. Двинули.

   Он подхватил почти пустую сумку и пошел первым по направлению к перрону. За ним дружно двинулись остальные. Олег нес Светкину сумку, довольно объемную. Семидольский же сгибался, со всех сторон увешанный Алениным багажом. Даже худенький Виталька и то тащил объемный баул. Ну конечно, разве Алена могла себе позволить дважды одеть один и тот же наряд? Наверняка не менее пятнадцати платьев, костюмов и блузок прихватила, а то и больше - на день один прикид, на вечер другой. Она ж не в Гадюкино едет, а в Москву! Хотя, даже если бы Алена ехала в какой-нибудь занюханный Пескоструйск, она бы и там дважды в день меняла наряды.

   Трофимыч оказался прав - не успели они поставить сумки, как тут же подали состав. Проводница в строгой синей форме проверила билеты и милостиво пропустила в вагон. Мужчины рассовали сумки по местам, и вышли покурить. Алена, Света и дети остались в купе. Иришка прижалась к маме, как маленькая, стесняясь незнакомого мальчика. По причине рано начавшегося подросткового возраста к ровесникам мужеска полу она была настроена скептически, они в ее глазах были сущими детьми. И где-нибудь на улице или в школе она бы и не посмотрела в сторону "малолетки", или же фыркнула бы на него, как кошка на неугодного кота. Но здесь, при маме и незнакомых людях, фыркать не посмела, а только молчала, прижимаясь к матери и отводя глаза от недостойного пацана. Виталик же, напротив, явно Иришкой заинтересовался и пытался ей понравиться, старательно изображая из себя взрослого солидного парня. Жаль, сам он не видел, насколько был смешон и нелеп, маленький воробушек с горделивым орлиным взором...