Как известно, со времен Петра Великого русская армия пополнялась при помощи рекрутских наборов. Тяжесть рекрутской повинности несли только два сословия: крестьяне и мещане (около 16 миллионов душ мужского пола в эпоху наполеоновских войн). Купечество взамен рекрутов вносило деньги по стоимости рекрутской зачетной квитанции (в 1813 году за одного человека – 350 рублей). Дворянство и духовенство от рекрутской повинности было освобождено. Требования при сдаче рекрутов и при наборе вольноопределяющихся предъявлялись следующие: «Надлежащий рост, совершенные лета и здоровье».
В армию не брали людей ростом меньше, чем 2 аршина и 4 вершка (примерно 160 см). За рослыми новобранцами (более 170 см) шла настоящая охота. Их отбирали в гвардейские, гренадерские и кирасирские полки. Возрастные границы не были столь жесткими: от 17 до 35 лет. В 1812–1813 годах из-за недостатка людей планку подняли до 40 лет. Понятия о здоровье тоже были не слишком сложными. Не брали душевнобольных («глупость, безумие, задумчивость»), имеющих внутренние болезни («сухотка, чахотка, водянка»), а также дефекты внешности («глухота, немота, горб, кривая шея, зоб»).
При поступлении в армию новобранцев должен был осматривать врач. Тогда в полковых документах появлялись записи подобного рода: «Аверьян Савельев сын Лизенков, 19-ти лет от роду, ростом мерою 2 аршина и 4 вершка, лицо бело красновато и немного рябовато, волосы изчерна, глаза черные, нос широковат, на брюхе несколько ямочек, правой руки на плече изкрасна пятно, на правом бедре и повыше колена шрам, на левом бедре и на ляжке знак красной…»[114]
Аверьян Лизенков, как и другие 47 новобранцев Александрийского гусарского полка, поступивших на службу в 1804 году, происходил из крестьян. В армию он попал по рекрутскому набору. Его сдали в счет разнарядки жители Муромской ямской слободы Гадяч, где до того времени Лизенков проживал с молодой женой Авдотьей Ивановной. Такое подробное описание внешности рекрута могло помочь в поисках при его побеге.
Однако ничего похожего на это нет в формулярных списках нижних чинов конного Польского полка, составленных в 1800 году. Их описание заключается всего в нескольких словах: возраст, рост, цвет волос, глаз, лица, особые приметы, но только внешние, без медицинских подробностей:
«Товарищ Иван Иванов сын Орлицкий, 24 года от роду, ростом мерою 2 аршина 5 вершков, лицом рябоват, волосы темно-русые, глаза серые, из польского шляхетства Литовской губернии Сморгоньского повета…
Товарищ Войчех Францев сын Дембинский, 28 лет от роду, ростом мерою 2 аршина 4 вершка, лицом бел, волосы рыжие, глаза голубые, из польского шляхетства Литовской губернии Ошмянского повета.
Товарищ Иван Матвеев сын Юшкевич, 25 лет, ростом мерою 2 аршина 6 вершков, лицом кругл, мало рябоват, глаза серые, волосы на голове и бровях темно-русые, из польского шляхетства Литовской губернии Ошмянского повета…»[115]
Дело в том, что «товарищи» (так называли в этом полку рядовых дворянского звания) были взяты на службу не по рекрутскому набору, то есть принудительно, а сами завербовались на нее. Они подписали контракт и получали деньги. В их побеге из армии не было никакого смысла. Следовательно, по разумению военной администрации, не требовалось и медицинского осмотра.
Скорее всего, именно это обстоятельство повлияло на выбор Надежды Андреевны. К тому же Польский полк был кавалерийским, и здесь она в полной мере могла проявить свои блестящие способности к верховой езде. Ведь Дурова не собиралась весь век оставаться рядовым. Она мечтала о военной карьере, о чине офицера. Для этого, во-первых, нужно было отличиться на службе и в бою, во-вторых, иметь свидетельство о дворянстве. Прощаясь с ней в Гродно, Степан Федорович Балабин советовал «кавалерист-девице» писать домой и просить у родителей нужные документы, а также честно рассказать полковому командиру о побеге из дома: «хотя чрез одно то не примут вас юнкером, по крайней мере, вы выиграете его доброе расположение и хорошее мнение. А между тем, не теряя времени, пишите к своим родителям, чтоб выслали вам необходимые свидетельства, без которых вас могут и совсем не принять, или, по крайней мере, надолго оставят рядовым…»[116]
Глава пятая. В конном Польском (уланском) полку
«Из окна моего вижу я проходящие мимо толпы улан с музыкою и пляскою; они дружелюбно приглашают всех молодых людей взять участие в их веселости. Пойду узнать, что это такое. Это называется ВЕРБУНОК Спаси Боже, если нет другой дороги вступить в регулярный полк, как посредством вербунка! Это было бы до крайности неприятно. Когда я смотрела на эту пляшущую экспедицию, подошел ко мне управляющий ею портупей-юнкер, или по их НАМЕСТНИК „Как вам нравится наша жизнь? Не правда ли, что она весела?“ Я отвечала, что правда, и ушла от него. На другой день я узнала, что это полк Конно-польский, что они вербуют для укомплектования своего полка, потерявшего много людей в сражении, и что ими начальствует ротмистр. Собрав эти сведения, я отыскала квартиру наместника, вчера со мною говорившего; он сказал мне, что если я хочу определиться в их полк на службу, то могу предложить просьбу об этом их ротмистру Каземирскому, и что мне вовсе нет надобности плясать с толпою всякого сброду, лезущего к ним в полк. Я очень обрадовалась возможности войти в службу, не подвергаясь ненавистному обряду плясать на улице, и сказала это наместнику; он не мог удержаться от смеха: „Да ведь это делается по доброй воле, и без этого легко можно обойтись всякому, кто не хочет брать участия в нашей ВАКХАНАЛИИ. Не угодно ли вам идти со мною к Каземирскому? Ему очень приятно будет приобресть такого рекрута; сверх того я развеселю его на весь день, рассказав о вашем опасении“. Говоря это, наместник хохотал от всего сердца; мы пошли.
Из комнаты наместника нам надобно было проходить через ту большую горницу, о которой я уже говорила, что находится во всякой корчме; она была полна улан и завербовавшихся рекрутов; все это плясало и пело…»
Н. Дурова. «Кавалерист-девица. Происшествие в России».
Начало вербованным полкам легкой кавалерии положил император Павел I. По его мысли, всю русскую армию следовало сделать наемной, как в Пруссии. Однако недостаток средств помешал монарху воплотить в жизнь этот замысел. Денег хватило лишь на два полка десятиэскадронного состава: Литовско-Татарский и Польский. Из доходов Литовской губернии на их создание в 1797 году было отпущено по 139 191 рублю 83 с половиной копейки серебром. Затем каждый год на содержание по 106 645 рублей и 86 с половиною копейки[117].
Принимали в эти полки вольных людей. Помещикам Литовской губернии разрешалось вместо рекрутов выставлять завербованных мужчин, «здоровых, положенного роста и лет, годных в военную службу, и делать с ними контракт на восемь лет»[118]. Условия этого контракта были вполне сносными. Сразу при его заключении завербованным выдавали своеобразные «подъемные»: «товарищу» – 500 злотых(75 рублей) и 400 злотых (60 рублей) на покупку верховой лошади. Каждый год конники получали жалованье: «товарищ» – 54 рубля 75 копеек, «шеренговый» (рядовой простого звания) – 27 рублей 37 с половиной копеек. Казна также отпускала им деньги на приобретение форменной одежды: раз в два года на шапку – 3 рубля, на полукафтан – 5 рублей 70 копеек, на шаровары – 4 рубля 50 копеек, раз в четыре года на шинель – 4 рубля 80 копеек[119].
Согласно желанию Павла Петровича, оба полка получили устройство средневековой польской кавалерии. Первую шеренгу в каждом эскадроне составляли «товарищи», вооруженные пиками и саблями, вторую шеренгу – «шеренговые», вооруженные пистолетами и саблями. «Шеренговые» как бы являлись оруженосцами «товарищей». По штатам в Польском полку было два батальона, в каждом батальоне – пять эскадронов, всего: 50 штаб- и обер-офицеров, 10 наместников (вахмистров), 10 штандарт-юнкеров, 10 поднаместников (квартермистров), 40 унтер-офицеров, 20 трубачей, 500 «товарищей» и 500 «шеренговых». Особое положение полка подчеркивали его мундиры, похожие на польскую национальную одежду.
