— Еще бы, твоими ногтями можно дичь потрошить играючи, — пробормотала Арья, в ужасе глядя на ее ногти, ярко окрашенные в голубой. — Ой, прости, я хотела просто сказать…
— Да, я знаю, как ты относишься к маникюру, — отмела ее извинения Санса. — Мне нравится.
— Мне тоже, — очень тихо прошептала Арья. — Ну, я пойду.
— Эм, Арья, — произнесла старшая, перехватывая девочку за руку. — Насчет ногтей. Не обязательно делать такую длину, можно чуть длиннее пальцев и покрасить прозрачным лаком.
— М, нет, не знаю, нет, — запротестовала Арья, пятясь к двери. Черт, напугала. — Я же в волейбол играю, как я с ногтями!
— Слушай, мы на эту тему говорили с Бри, — пошла с козыря Санса. — Если мы сможем ей сделать ногти удобной длины для волейбола, может, потом попробуем с твоими?
Она опешила, но пятиться перестала.
— Хорошо, — наконец произнесла Арья. Глаза у нее при этом были как блюдца. Санса едва сдерживалась, но старалась сохранять лицо.
Наконец, они распрощались на пороге комнаты, и девушка устало прислонилась к своей двери изнутри, удерживая на лице ухмылку. Никогда бы не подумала, что эта бесстрашная драчунья испугается такой ерунды, как маникюр. С другой стороны, столько воплей, сколько было при мытье маленькой Арьи и расчесывании, не бывало даже от кошек. Подавив желание громко расхохотаться, Санса отлипла от двери и начала собирать все вещи на выход. Муфту она решила оставить дома, выбрав на этот раз в пользу замшевых зеленых перчаток с шитьем вдоль раструба. Они хорошо дополняли сапожки и короткий пуховик. В школу не стоило ходить во всем лучшем, что бы там ни думали себе всякие Ланнистеры. Что проку в норковой шубе, если ее могут украсть из раздевалки или обляпать краской при ремонте? Девушка спустилась в холл, пытаясь найти в необъятном шкафу общей гардеробной свой пуховик, и взгляд ее наткнулся на торчащие из карманов варежки Сандора. Она была совершенно очарована их грубой простой красотой. Крупная вязка, делавшая их объемными, и натуральная шерсть, судя по колкости. Если их вязал кто-то из родственников Сандора, то он явно был мастером — черный узор из бегущих собак был вышит с любовью. Машинально она сунула в одну из них руку, да так и осталась. Второй рукой она осторожно достала мобильный и написала хозяину варежек:
— Твои варежки по-прежнему у меня.
Он не ответил сразу же. Может быть, не видел — шел в школу. Она помедлила, не зная, что теперь делать. Наконец, она выдернула из карманов и положила в сумку обе пары — и свои замшевые, и его вязаные. Дверь с крыльца бухнула, и ее окликнул Робб.
— Санса, утро доброе, а мы ждем только тебя, — брат был как-то непривычно растерян. Он мазнул взглядом по ее раскрытой сумке и, конечно, заметил варежки, но промолчал. Роберт поднял на нее свой пронзительный голубой взгляд и спросил: — Тебе помощь нужна?
— Я готова, — улыбнулась она. В зеркале они отражались вдвоем — рыжие, голубоглазые, очень похожие. Почти близнецы, но такие разные. — Пойдем.
Она сидела в несущемся авто на переднем сидении, глядя на заснеженные поля по краям дороги, и все ждала. Сандор не обязан отвечать, уговаривала девушка себя. Я даже не знаю, как близко от школы он живет. Может, сейчас он просто не слышит телефон, вот и все. Однако все эти успокоительные мысли лишь приглушали беспокойство, а когда мобильный дрогнул в ее руках, Санса чуть не уронила его на пол, от неожиданности схватив вместо аппарата воздух вдруг переставшими слушаться руками.
— Твои варежки по-прежнему у меня.
— Ничего страшного.
***
Он бежал по утреннему снегу, продираясь сквозь наметенные сугробы. У Гриши была куча каких-то суперважных дел прямо с утра, непонятных младшему, да и не был он его нянькой, в конце концов. Сандор шел в школу один, боролся со стихией один и был от этого счастлив. Его маленькая тайна, за ночь ставшая огромной, казалось, распирала его изнутри, расправляя плечи, заполняя его под завязку радостью, словно воздух в надуваемом матрасе, заполняя все самые мелкие складки и отдаленные уголки его потрепанной шкуры. Жизнь имела смысл! Каждое мгновение рядом с Сансой Старк было памятным, но два — особенно. Ее огромные потерянные глаза, когда он тихо подошел сзади, обогнув новогоднюю ель. И нежный, почти ласковый взгляд, когда он уже отвел ее в машину и наблюдал через порог, завороженный своей снегурочкой, как малыш витриной игрушечного магазина. Она была потрясающе хороша. Как самая красивая в мире елочная игрушка. Казалось, изнутри девушки идет свет, проливаясь сквозь глаза, омывает мир теплым касанием, окрашивает отсветами медные волосы… Сандор мог смотреть на нее бесконечно, даже когда ее не было рядом. Ее образ всегда был на внутренней поверхности его век, тайный и дразнящий.
Рюкзак постоянно сползал с плеча. Придерживать его обветренной рукой было неприятно. Сандор никогда в этом не признавался, но ему было проще выдержать упавший на ногу кирпич или удар кулака, чем царапину или ссадину. На холод его руки тоже реагировали мгновенно и жестко. Зуд, словно провели шкуркой-нулевкой, а вслед за ним онемение распространялись от кисти вглубь, в недра защищенного рукава. Казалось, что чесалась не только ладонь, а все тело, искусанное белыми мухами.
Рюкзак снова слетел с плеча, и он со вздохом его поднял на место. Он мог бы нести его в руке, если б они так не мерзли, да и провод наушников не дотягивался до ушей. Впрочем, за воем ветра музыку почти не было слышно — лишь глухие удары баса задавали темп его движению. Он любил временами наигрывать на басу некоторые партии. Когда-то он с друзьями Грига играл в группе, пока мальцы не разъехались кто куда — учиться дальше, поступать или и того хуже. Сандор скучал по тем временам, но в новую группу не спешил. Он сам не знал толком, что бы хотел играть теперь. Бас висел над кроватью как напоминание о том, что в жизни есть не только волейбол. И Санса Старк.
В наушниках пиликнуло. Или показалось? Сандор, чертыхаясь, достал телефон из внутреннего кармана рюкзака, дуя на руки. Черт, так я первый урок только отогреваться буду…
— Твои варежки по-прежнему у меня.
Его лицо расколола идиотская улыбка. Девочка, все, что угодно для тебя, а ты про какие-то варежки… Он подул на ладони, прикинул, нет ли где укрытия, но как назло пустырь, которым он шел, был длинным. Сандор размял пальцы и медленно, старательно попадая по клавишам, вывел:
— Ничего страшного.
Он окинул взглядом экран. Она может ответить, но он замерзнет ждать и лишится рук, как какой-нибудь покоритель севера. Дурацкая, нелепая гибель из-за рыжей девчонки, вконец сведшей его с ума. Сандор отмахнулся и решил уже закинуть телефон в карман, когда экран расцвел новым сообщением:
— Твои варежки меня согрели, но кто тебя согревает?
Ему мерещится? Девчонка заигрывает? С ним? Он определенно отморозил себе руки по самые мозги. Пальцы свело судорогой. Он постарался напечатать ответ, отправил и забросил телефон в сумку.
Хватит открытий этим утром. Дойду до школы, там все решу…
***
— Твои варежки по-прежнему у меня.
— Ничего страшного.
Она помедлила немного и, окрыленная его ответом, напечатала прежде, чем успела обдумать текст:
— Твои варежки меня согрели, но кто тебя согревает?
Он печатал долго. Девушка следила с замиранием сердца, как мигали по экрану точки, напоминающие об этом, не в силах оторваться. Наконец появился совсем короткий текст:
— Мне и так тепло.
Санса удивилась, зависнув над телефоном подрагивающими пальцами, когда экран снова осветило предупреждение. Он опять печатал. И она решила дождаться, хотя с полсотни разных реплик крутились у нее на кончиках пальцев.
— Хорошо покатались.
Санса улыбнулась от этого «хорошо» и дала пальцам коснуться экрана.
— Да, мне тоже понравилось. Как же так, тебе тепло, хотя твои варежки у меня?
Он прислал в ответ смайлик. И снова принялся мучительно долго печатать. Почему ж так медленно?
— Греюсь на расстоянии.
