Так же самопровозглашённые сиделки никогда не говорили ничего конкретного о состоянии Графа. Всё, чем они ограничивались, были фразы типа: «он без сознания, временами бредит, если приходит в себя, то говорит что-то странное» и «скорее всего, это реакция на появление Четырнадцатого, или его исчезновение, или побег — он всё-таки часть Семьи». Никто из них не знал, что на самом деле послужило причиной болезненного состояния Графа. Но знали, что с этим связан Четырнадцатый. Подобная самоуверенность смешила Вайзли, но он сам, несмотря на свой дар, тоже был совершенно бесполезен, когда дело касалось Графа. Даже на остальных Ноев его способность могла не подействовать, потому что они умели блокировать воздействие чужих даров. Правда, не всегда полностью. И уж точно не тогда, когда воздействующий на них Ной был в истерике. Так что у них была ещё одна причина не доводить друг друга до белого каления.

Единственным Ноем, который, согласно семейным хроникам, никогда не выходил из себя, был Первый Апостол — Тысячелетний Граф. Вайзли было очень сложно представить, что именно могло полностью вывести его из равновесия. Хотя предательство Четырнадцатого, конечно, очень потрясло Графа. Вот только он и тогда не был в ярости. Он скорее был очень расстроен и не понимал, как такое могло произойти.

— Думаешь, сейчас Графу станет лучше? — поинтересовался Правосудие.

— Я не отрицаю такую возможность, — ответил Вайзли.

Правосудие усмехнулся.

— Да уж, у тебя всегда всё просчитано!

Второй Ной потянулся и, кивнув Мудрости на прощание, развернулся к выходу.

— Пойду, проведаю Одарённость с Графом. Если что интересное случится с мальчиком — сообщишь.

Вот так просто: не вопрос, не просьба, а констатация факта. Правосудие был в полном праве знать о новом Ное всё и даже больше. Потому что именно он отвечал за состав Семьи.

— «Тикки, вы скоро там?» — поинтересовался Вайзли и услышал, как Удовольствие в ответ фыркнул.

— «А ты что, соскучился? Подходи к нам минут через десять».

Мудрость ничего не ответил, а только задумался о том, могла ли чистая сила так повлиять на сущность Ноя, что её проявления были ослаблены. Например, регенерация стала гораздо слабее.

Впрочем, даже здесь была одна несостыковка: у Аллена Уолкера чистой силой была левая рука, а вот у этого мальчика левая рука была вполне обычной. У него отсутствовал шрам, и волосы не были седыми. Возможно, это вообще брат Аллена? Он же сирота, проданный в цирк. Мало ли какие у него родственники ещё остались? Может, даже брат-близнец есть?

Мудрость так увлёкся размышлениями о родственных связях маленького экзорциста, что пропустил отмеченный Тикки срок. Но зато успел отмести большинство предположений, как совершенно невозможные.

Улицы и коридоры Чёрного Ковчега были, как и всегда, пустынны и безжизненны. Иногда где-то можно было увидеть или почувствовать Акума, но Нои обычно игнорировали их. Так что у Вайзли появлялся вполне закономерный, по его мнению, вопрос: зачем у и так безразмерного Ковчега делать такие огромные постоянные помещения??? Чтобы сутками бродить с одной улочки на другую? Он же не Мечта, которая всюду являлась через свои двери. А управлять дверьми Ковчега могли только Граф да Старшая.

По этому поводу даже ходили некоторые нелепые слухи. Например, Узы рассказывали всем, кто их слушал, и всем, кто не успевал от них сбежать, что в большинстве тайных помещений Ковчега складируются тысячи шляп Графа.

Пройдя в комнаты, в которых обосновался Тикки, Мудрость нашёл мальчика вымытым, переодетым, но всё ещё раненым. Сказав себе, что о слишком медленной регенерации он подумает позже, Мудрость стал пристально изучать черты лица, находя всё больше сходства с Алленом. Однако ни следа шрама на лице не было, неровно обкромсанные короткие волосы отливали медью без малейшего намёка на седину, и, наконец, левая рука была вполне человеческой. Мудрость даже присел рядом, тщательно осматривая её со всех сторон, и только тогда заметил что-то, напоминающее тёмный крестообразный шрам, на внешней стороне ладони.

— Ищешь чистую силу? — поинтересовался Тикки.

— И, возможно, нашёл, — ответил Вайзли, мысленно связываясь с Правосудием, — но я не уверен, что это она.

— Он не слишком похож на ма… на Уолкера, — заметил Тикки.

— Если ты о волосах, шраме и чистой силе, то всё это наносное. Когда-то у него не было шрама, у него могло не быть чистой силы. И какого цвета были волосы мальчишки до того, как он поседел? В остальном они очень похожи: рост, черты лица, телосложение. И именно в нём пробуждался Четырнадцатый. Так что всё логично.

— Да уж. Логичнее некуда! Особенно учитывая тот факт, что Уолкера прибили свои же после того, как обвинили в предательстве Ордена.

— Так считают все в Ордене, но это же не значит, что это правда, — отозвался Мудрость, оттягивая веки и заглядывая мальчику в глаза. — Это ведь был обычный огонь?

— Да.

— Его регенерация подозрительно медленная, однако, судя по излеченным ранам, полная и восстанавливает любые повреждения. Скорее всего, к тому моменту, когда вы его нашли, он уже успел порядком подлатать себя. Впрочем, это поднимает вопрос о его болевом пороге и восприимчивости.

— Это плохо?

— По сравнению с тем, что даже при такой регенерации и ранениях он не должен был терять сознания — это не важно.

Мудрость поменял положение, перебравшись к голове мальчика, приложил ладони к вискам да так и замер, отлично зная, что мешать ему никто не будет, но пока не пытаясь проникнуть в воспоминания. У него были все основания предполагать, что причина, по которой мальчик не приходит в себя, в его сознании. И, скорее всего, это просто наложившиеся друг на друга несколько факторов сразу, среди которых было и неправильное пробуждение Ноевской сущности, и, если это действительно Аллен, воздействие чистой силы. Невозможно было угадать, что из этого получилось. Но Мудрость любил сложные логические задачки и не собирался гадать на костях Акума.

Однако кое-что в этом мальчике было действительно странным.

Но Мудрость продолжал оставаться совершенно спокойным.

— Он не перестаёт меня удивлять.

Тикки, предположивший, что Мудрость принялся за работу и до него больше не достучаться, успел удобно устроиться в кресле и почти задремал.

— Ну чего ещё, Вайзли? Неужели так сложно просмотреть его память?

— Сложно, — кивнул Вайзли, наслаждаясь поистине шокированным выражением лица Тикки. Конечно, состояние мальчика его не удивило, он предполагал что-то подобное. Но обе фразы вкупе друг с другом по-настоящему поразили Удовольствие.

— Это ещё почему?

— Не знаю.

Обычно Вайзли не говорил и таких слов. Но сегодня образ изумлённого Тикки показался ему на редкость забавным.

— Кхм, с тобой точно всё нормально? — Осторожно поинтересовался Тикки.

— У меня есть несколько предположений, но ни одно из них не подкреплено проверенными фактами.

— А! Ну тогда всё нормально. Кроме того, что с его памятью. Что-то я не помню, чтобы кто-то из нас мог во сне или без сознания сопротивляться чужому дару.

— Не в этом дело. Что-то не так с его сознанием, — отозвался Мудрость, — что-то, что произошло не очень давно. Я бы даже предположил, что это одно из последних событий, которое он запомнил. К тому же я так и не понял, кто это и сколько «жильцов» прописались в этом теле.

— То есть возможно, что все проблемы оттого, что там оба Уолкера? И что они опять дерутся за то, будет пробуждаться Ной или нет?

— Может быть и так, — пожал плечами Вайзли. — Сейчас я вряд ли что-то смогу выяснить; мне понадобится много времени, чтобы хотя бы понять, где ухватится, а потом подвести воспоминания к нужной точке. Однако если у Четырнадцатого и Экзорциста было место встречи, где они пересекались, то, скорее всего, именно там, где сейчас поселилась проблема его «непробуждения».

— Но ведь он уже пробудился как Ной! Какие ещё могут быть проблемы?

Мудрость снова попытался остаться спокойным. Ведь всем известно, что Тикки вполне может забыть о том, что происходило всего час назад. Какой уж тут отсчёт на целые месяцы?