Как хорошо, что в самом начале он лишь лепетал про кошмар и просил оставить его одного! И, как ни странно, его послушались. Наверное, и впрямь испугались разрушительной истерики или чего похуже. Мало ли что может учудить беременный экзорцист, чистая сила которого славилась своими непробиваемыми щитами и разрушительными защитными контурами? Шут много чего умел, если верить истории книжников. А Аллен им верил. Знал, что, пожалуй, они единственные люди в этой войне, которые стоят по ту же сторону баррикад, что и он, — защищают Сердце.

Его ребёнка.

Аллен уже давно держал ладони на животе, будто ожидая, что в любой момент может ощутить толчок или что-то ещё. Какое-то присутствие. И иногда ему казалось, именно это и происходило…

Но лишь казалось.

Наверное, было рано. И Аллену оставалось лишь догадываться о дальнейшей судьбе его сына. В том, что это будет именно сын, Аллен и не сомневался.

Его сын.

Его и Тикки, если уж быть более справедливым. И это казалось ещё более странным, но больше не пугало.

Отец его ребёнка — Ной?? Ха-ха! Он сам Ной!

И, как обычно, от одной этой мысли перехватило дыхание, болезненно сжало грудь, стало ещё горячее. Слишком горячо на вкус Аллена, и он решительно протянул руку, отодвигая складки плаща с лица, давая дополнительный доступ для прохладного воздуха и облегчённо вдыхая. Плащ не противился и не мешал своему носителю, осторожно разматывать его материю, тут же удаляя ненужные более метры ткани.

Знатно его тут замотало.

Наконец-то освободив голову, юноша так же вытянул наружу руки и задумчиво уставился на них, решая. Думая. Предполагая.

Затем коснулся кончиками пальцев своих висков и со страхом провёл по лбу. Ничего. Ничего ужасного или заметного. Но после сна его голова почти разрывалась от боли. Уолкер почти был уверен — это пробуждение. Это стигматы, которыми были награждены все Нои.

Но ничего не появилось. Его с головой заботливо укрыл плащ, реальность пошатнулась, расплылась, но боль отошла на задний план, втянула в себя свои мерзкие шипы и улеглась никем незамеченной где-то в глубине черепа, откуда наверняка в любой момент сможет вырваться наружу повторно.

Аллен не был дураком и отчётливо понял, что произошло: неудачное пробуждение генов Ноя. Неудачное лишь от того, что оно оказалось заблокировано его чистой силой. И впрямь, что случится с экзорцистом, в котором пробились гены? Может быть, если речь идёт не о паразитическом виде чистой силы, всё пройдёт гладко: пробуждение, отречение от чистой силы, присоединение к семье.

Но сила Аллена была заключена в его руке! С самого рождения! С прошлой жизни! И он отлично помнил, как она, невидимая ни для кого, даже для него самого первое время, вступила в конфронтацию с и без того не вполне спокойной тёмной сущностью юного Четырнадцатого. Конфронтация вышла тяжёлой. В итоге чистая сила отошла на второй план, впрочем, как и разум Ноя. Всем начала заправлять его тёмная сущность, он стал всё чаще проваливаться в странные сны, сходить с ума и кончил тем, что пошёл убивать Ноев. Пошёл убивать свою семью.

Он не хотел любого повторения или интерпретации той ситуации.

И он знал — на сей раз балом правит чистая сила, и пока она активна, сущность не посмеет пробудиться. Будет лишь беспокоить отдалёнными воспоминаниями, головными болями и, возможно, чем то ещё.

Аллен знал это. Знал и не имел больше права вновь отрываться от реальности, отрицая очевидное. Его гены были его проблемой. Даже если чистая сила сдерживала их, никто не мог гарантировать, что так будет всегда. Никто не мог гарантировать, что Ною место среди экзорцистов. Никто ничего не мог гарантировать вообще!

Его жизнь всё больше напоминала безумный, перевёрнутый мир, где всё неправильно и всё наперекосяк! И пока Аллен не придумал, как справляться с этим безумием.

Юноша откинулся спиной на стену, переставая разглядывать свою левую руку и пытаясь мыслить разумно о чём-то другом. Например, о том, кем же всё-таки был закутанный гость в его снах. Пусть даже сны приходили к нему из прошлой жизни, но гость ведь был. И говорил о бремени, о том, как удивителен Неа, о том, что юный Ной завершит то, что он начал.

Гость был… Шутом?

Шут давно был мёртв, он не был бессмертен. Но мог ли он вложить отпечаток самого себя в кристалл чистой силы Плаща Шута? Оставить сообщение? Был способен на нечто подобное человек, разрушивший временную линию?

Мог — Аллен был уверен в этом. Как и в том, что та третья встреча была последней. Он смутно помнил, что на сей раз во сне досмотрел не до конца из-за встречи с собственным отражением и пришедшим осознанием. Но знание о том сне, где Шут попрощался с ним, навсегда всё же было с Алленом. И юноша не собирался усложнять положение, пытаясь противостоять этому.

Всё опять приходило к тому, с чего и начиналось. Нои. Тот факт, что Аллен был Ноем. Что он переродился вместе с чистой силой. А ведь и впрямь странно – родиться с чистой силой кроме него ещё никому не удавалось!

Он был Ноем, и он отчаянно боялся. Вдруг это всплывёт наружу? При этом он страстно желал рассказать кому-нибудь о своих бедах. Тикки? Вайзли? В его судьбе теперь было два Ноя, два, как оказалась, родственника, которые были ему доступны. Но безопасно ли рассказывать им такое? Не могли ли они позже или прямо сейчас связаться с семьёй Ноя или с Графом и сообщить о случившемся. И что тогда будет дальше? Нужен ли им Ной, который ходит с чистой силой и однажды уже сошёл с ума? Он был предателем!

Холодок пробежал по позвоночнику.

Аллен предал свою семью в прошлой жизни, и те даже не догадывались о причинах его безумия и о том, были ли эти причины вообще! К тому же он вряд ли сможет доказать, что он Ной. Что ему делать с этой Семьей в таком случае? Рассчитывать ли на возможную помощь с их стороны? Или напротив, необходимо прятаться сильнее? Что делать теперь, когда он Ной, предатель и экзорцист, носящий ребёнка, что будет, кажется, Сердцем?

Все факты говорили о том, что ему необходимо держаться от Семьи Ноя подальше.

Однако что-то – может быть, его тщетно бодающиеся гены – твердили, что попытаться всё же стоит. Он Ной, и кто поймёт его лучше Семьи?

Что там и как вообще в этой семье Ноя?

У Аллена было слишком мало памяти об этом. Но было целых два великолепных источника. И он не собирался пренебрегать ими. Особенно Тикки. Аллен хотел увидеть его. Очень хотел увидеть. И не только увидеть. Они виделись всего несколько дней назад, но при одной мысли о Ное в животе тут же разливалось тепло, а пульс учащался.

И это было так странно и неестественно для Аллена.

— Тим? — хрипло позвал он в комнату.

В шкафу тут же зашебуршились, и через мгновение золотой голем завис перед своим хозяином. Хозяином и… создателем?

Аллен отвлёкся от предыдущих мыслей, сжимая ладонь в кулак.

— У тебя нет ничего для меня, Тим? — спросил он осторожно.

Голем ничего не ответил, разумеется, лишь неловко покачнулся в воздухе.

— То есть, ты знаешь, кто я такой?

Ещё одно неловкое покачивание.

— Я… — произносить вслух это было страшно. — Я Аллен Уолкер, но ты знаешь, кто я такой на самом деле, ведь так?

Каким-то непостижимым образом, встопорщив хвост, Тимканпи умудрялся выглядеть заинтересованным.

— Я твой создатель, — и не уверенный в том, что этого достаточно, добавил. — Я Неа.

Поведение голема в следующие несколько минут можно было описать, как бурный восторг. Захлопав крыльями, тот начал носиться вокруг Аллена, то и дело тыкаясь в юношу, смеша неловкими пируэтами.

— Значит, я не оставлял ничего для себя, нет? То есть с моей памятью непорядок, и я мог забыть что-то в тебе, понимаешь….

Тим тут же замер перед лицом юноши, открыл пасть и высветил перед собой изображение партитуры.

— Это единственное, что я оставил в тебе?

Нет. Тимканпи, будто пролистнув партитуру, показал несколько изображений, выполненных всё тем же шифром, и Аллен смутно догадался, что это некие расчёты. Слишком сложные для не имеющего памяти Аллена.