Или юноша всего лишь льстил себе? Проецировал собственные чувства на Тикки Микка?

— Знаешь, Лави, — Аллен поднялся с неудобного кресла и улёгся на спину на небольшом, но куда более мягком и милом диванчике. — Это будет долгий разговор, похоже.

— Я готов.

— И, возможно, его прервёт Линк.

— Мы всегда можем продолжить.

— А книжники информацию не упускают, как я погляжу? — Аллен уже решил, что вряд ли расскажет правду о Вайзли. Но всё остальное — вполне можно. Он не видел в этом ничего ужасного. — Хорошо. Я расскажу то, что я знаю. А ты поможешь мне кое-где в другом месте.

Аллен нуждался в Ковчеге.

Во-первых, он уже давно хотел снова побывать в нём, обследовать комнату управления. Хотел, а его всё как-то не пускали. То есть, не то чтобы прямо не пускали – прямых запретов на поход в Ковчег не было, но отговорки «позже», «не сейчас», «с должным сопровождением» наводили на мысли, что юношу банально водят за нос и никогда не дадут приблизиться вновь к желанному пианино.

А это означало, что Аллен должен был взять всё в свои руки и справиться с ситуацией своими путями.

Во-вторых, Уолкер хотел открыть рядом с Башней врата для Тикки. По какой-то невероятной причине тот положительно действовал на юношу. По крайней мере, по наблюдениям юного экзорциста, только с Тикки тот мог спать сутками и чувствовать себя после этого просто прекрасно!

Так что чистая сила Ною полностью доверяла, и Аллен доверял ему так же, не задумываясь о причинах доверия чистой силы. Может быть, дело в отцовстве Тикки Микка, может, ещё в чём…

Странно, что чистая сила относилась к Микку так хорошо после того, как он едва не уничтожил её…

Странно, но объяснимо.

К тому же вся эта ситуация всё равно сводилась к необходимости попасть в Ковчег и прогуляться по нему как следует.

Аллен мог бы сам открыть врата незаметно для всех. По крайней мере, он полагал, что способен на это. Но только не в центральном отделении. Башня (теперь Аллен был уверен, что в этом виноват Родитель, то есть Хевласка) имела дополнительную защиту, которая не позволяла открыть больше одних врат. А, к сожалению, переход по вратам в последнее время был практически отлажен, и потому Аллен не мог открыть дополнительные врата, даже когда главные врата Башни были не активны. Это было что-то вроде состояния сна для более быстрой реакции. Так задержка, возникающая из-за щитов Родителя, заметно уменьшалась. И все были довольны. Все, кроме Аллена Уолкера, которому необходимо было обойти правила.

Оставалась возможность открытия своих врат в Комнату Управления, находясь снаружи или в другом отделении. Но, как назло, теперь он всегда был в компании кого-нибудь. Линка, к примеру. Да и на миссию его не спешили выгонять.

Проблема была и в том, что, нелегально проскользнув в Ковчег, Уолкер наверняка не удержался бы и мог начать экспериментировать, а его эксперименты обычно, так или иначе, влияют на Ковчег. То есть он мог нечаянно сотворить что-то с этим Городом такое, что заметят и находящиеся там учёные Ордена. И вспомнят они в первую очередь, конечно же, об Исполнителе.

Ситуация складывалась непростая.

И Лави думал над ней три дня.

За эти три дня он не стал выглядеть лучше и всё так же избегал Юу. Другое дело, что мечник всё ещё числился пациентом госпиталя и почти всё время проводил там, так что Лави не приходилось прилагать никаких особых усилий, для того, чтобы прятаться от него.

О том, что ему делать со своим влечением или, не дай бог, влюблённостью, Лави, конечно же, так и не решил. И тут Аллен был ему не помощник. Хотя в библиотеке они ещё долго сидели и болтали на темы, близкие к личным, не переходя на личности, не конкретизируя и жалея, что под рукой нет алкоголя. То есть, жалел, конечно же, только Лави.

Аллен до этого пока не опустился.

Аллен продолжал влачить своё отнюдь не жалкое существование, есть, заниматься, тренироваться, помогать в научном отделе, выводить Линка, вести дружеские беседы. А потом Лави таки сделал своё дело и каким-то невероятным образом уболтал начальство на пропуск Аллена в Ковчег!

Развернуться не удалось, пришлось идти и с Лави, и с Линком, но хотя бы незаметно установить врата для своего Ноя Аллен сумел. И сразу ощутил себя так, словно сделал что-то очень важное и необходимое для собственной безопасности.

А потом наступил момент, когда приставленный к нему инспектор не выдержал и вновь погнал юношу спать, и как бы тот не сопротивлялся, но четвёртые сутки истекли, пришла пора отдыхать, и Аллен, тщательно заперев дверь и попрощавшись со всеми, улёгся в постель, закутался в одеяло, невзначай активировал плащ и так же закутался в него, но всё равно не мог позволить себе сомкнуть глаза.

Ситуацию разрешил завернувшийся в его волосах, будто в гнезде, Тимканпи. С его приходом Аллен наконец-то сумел погрузиться в мир грёз.

И грёзы на сей раз были…

Странными.

Это была его старая знакомая комната.

Правда, она неожиданно изменилась, стала шире, просторнее, выше, прибавилось и мебели, и даже появилось зашторенное окно. Только Гость оказался неизменным и, всё так же закутавшись в серые одежды, стоял в углу.

— Ну, проходи, раз уж пришёл! — с усмешкой произнёс юноша, обводя комнату рукой, сам усаживаясь на высокий стул и укладывая локоть на стоящий тут же столик.

— Сегодня ты кажешься куда более гостеприимным.

— Я немного… — он передернул плечами, — во время твоих прошлых визитов у меня было не самое лучшее на свете настроение.

— Что случилось теперь? — гость сделал несколько шагов навстречу.

— Теперь мне всё равно. Я потерян для того, что происходит там, ведь так? Или ты не знаешь о моей ситуации?

— Знаю.

— И ты являешься не тем, о чём я думаю, — он усмехнулся.

И это было странно. Очень странно. Потому что Аллен снова ощущал двойственность. Это был он, он говорил с гостем, и он отлично знал, о чём именно говорит. И в то же время не понимал.

Но ведь это же всего лишь сон?

Или очередная подстава, как с камнепадами?

— Не тем, — кивнул гость, практически подтверждая, что он умеет читать мысли юноши.

Аллен своими двумя сущностями плевал на этот факт.

— Но ты связан…

— Это очевидно.

— И ты человек.

— Несомненно, — перед новым ответом гость сделал паузу и переместился к окну, однако не отодвигая штор. Аллен был уверен, что шторы отодвинуть и нельзя. Ничто не должно нарушать темноту этого места.

Юноша усмехнулся, упираясь ладонью в лоб.

— Мне здесь не очень хорошо, и я рад тебе, несмотря на то, что ты в некотором смысле являешься причиной моих проблем.

— Мне жаль, что это бремя доставляет тебе такую боль, — произнёс гость.

— И всё же выбран был именно я.

— Я ведь говорил, что ты удивителен. Твоя человечность, твои привязанности, твой рассудок, твоя душа…

— Моя сущность?? — с ухмылкой напомнил юноша. Впрочем, что он имел в виду, он точно не знал.

— Твоя борьба, — отозвался гость. — Ты тот, кто мог бы пронести это бремя с честью. Я благодарен тебе в итоге. Начиная, я не мог быть уверен в том, что моё дело будет завершено. Хотя и верил, и знал, что так и будет.… Но страху подвержен и я. В тот момент, когда… Когда была смерть.

— Я не вполне понимаю, о чём идёт речь, — парень решительно поднялся, разворачиваясь.

— Я не знаю, как объяснить это, Неа…

«Как-как он его назвал?» — и юноша замер. Замер, глядя прямо в висящее перед ним зеркало. Когда он успел к нему подойти? Почему подошёл? Почему застыл глядя…

Глядя на себя.

Тёмные волосы, собранные в хвост и слегка вьющиеся, серые глаза, худощавое телосложение, небрежно наброшенная на плечи рубаха, штаны, заправленные в высокие сапоги, и левая рука, покрасневшая у ладони, покрывшаяся черной корочкой, будто после раны. И эта корочка ползёт вверх. До самого локтя непрерывным, причудливым узором.

Его другое лицо.