— И что в бумагах? — наконец-то был озвучен вопрос.
— Исполнение худших предположений. Мы всё же упустили информацию, и они докопали до старых основ! Но мы так и не узнали, на каком этапе они сейчас. И столкнулись ли с проблемами или нашли способ их обойти. Отвратительно.
— Очень смело с их стороны, — сказал тот, что был пониже ростом, недобро усмехаясь. — Если они действительно решили влезть именно в это… Ах, чую, будет что-то интересное.
Второй лишь странно покосился на него, но предпочёл придержать свои подозрения при себе.
— Вряд ли из этого что-то дельное получится. Но, думаю, Господин Граф будет встревожен.
— И есть от чего.
Они нырнули в тёмную арку, выходя на серый камень широкого моста. Закутанный передёрнулся и шумно выдохнул.
— Но люди такие надоедливые. Почему нельзя было послать Лулу?
— Мне казалось, ты неплохо спелся с теми двумя. И тебе следует чаще проветриваться, затворничек. Считай, что я выгуливал тебя.
— А я почти забыл, почему тебя так недолюбливают в Семье, Трайд!
— Пусть скажут мне это в лицо, — усмехнулся невысокий парень
— Здесь есть люди, — нервное движение руки и вдох, — а люди это….
Новое, очень нервное движение руки и ускорение шага, чтобы побыстрее сойти с другой стороны моста, юркнуть в тихий переулок и наконец-то тёмную громаду врат Ковчега.
Вдох автора:
Эрик Громлен и Эван Мелтон. Кажется, я назвала их так лишь для того, чтобы путаться в каждом абзаце... И я могла где-то спутать… Фух...
====== Глава 21. Сюрпризы неприятные и... и просто сюрпризы. ======
От автора: Видно эту главу никто не ждал. Кроме меня. Меня достаточно. И она всё же вне очереди, не смотря ни на что… Наслаждайтесь))
Лави нервничал.
Последний месяц, что прошёл с событий на Ковчеге, он только и делал, что нервничал, будто постоянно ожидал удара откуда-нибудь из-за спины или ещё откуда. Он внезапно подрастерял веру в собственные силы и умения и всё чаще задумчиво тёр чёрную повязку. Книжник, очевидно, заметивший его волнение, даже напомнил ему вновь о главных правилах. Впрочем, он и без того помнил об этом.
Не заводить глубоких личных привязанностей без уверенности, что ты сможешь поставить долг Книжника превыше своих желаний или страхов — первое из них. На деле оно чаще звучало урезано: не заводить привязанностей вовсе. Лави был слишком молод, для того чтобы суметь перебороть себя, он и сам отлично это понимал, и всё, что ему оставалось, это избегать сближения.
Вот только оно уже произошло! И, как ни странно, Лави выделял из списка знакомых всего двоих, к которым явно испытывал что-то, что могло помешать его работе: Аллена, который к тому же обрёл свою новую важную роль в этой войне, и Канду, который….
Ох, но здесь у Лави в голове возникала мешанина! Вот дурачиться, драться и вредничать с кем-то он привык, привык до того, что ничто из списка его действий, направленных на Юу, не могло помочь образованию какой-либо связи. Но недавно Лави понял, что что-то не так, что-то в его годами отлаженном механизме дало сбой, и он тщетно пытается определить, что это может быть.
Что это может быть?
Лави спокойно растёр на ладони сухой листочек, выпавший из гербария, и откинулся на стену, продолжая думать о том, что теперь делать со своими привязанностями. Получалось, что пока и делать-то нечего.
Вторым правилом для него как для книжника было отречение от любого имени. Что он с успехом и делал. В детстве это воспринималось едва ли не как детская забава: вот сегодня он один, а завтра уже другой. Так же менялся и характер. Вернее, Лави казалось, что менялся, на деле в те первые годы это было лишь неуклюжее преображение, первые попытки быть тем, кем он, как это ни странно, хотел быть.
Лави не мог с уверенностью сказать, что сможет так же просто, как и раньше, отречься и от этого имени тоже. Что, оказавшись когда-нибудь через годы в этих местах, не вспомнит о Башне, об Ордене, о людях, которые работают в нём.
Может быть, это и было правильно, ведь, как оказалось, книжники могли принять любую сторону в любой войне, но война Сердца и Графа должна была стать исключением. Всегда была исключением.
Следующим немаловажным правилом было забвение… Умение забывать о своём прошлом, как ни странно, это тоже требовалось от тех, кто это прошлое записывал. Записывал лишь в своей памяти.
Он с лёгкостью забыл обо всём, что было до того, как он стал учеником книжника. Действительно забыл. Старик говорил, что так обычно и бывает, и сейчас даже сам Лави не мог точно сказать, с кем он жил до этого, кто были его родители, чем занимались окружавшие его люди. Он только помнил, что летом там было очень-очень жарко… А может быть и нет. Кажется, это был всего лишь небольшой отрывок воспоминаний из всего его детства, и он был связан с жарким летним днём. Там был кто-то ещё, но даже желания вспомнить, кто именно, уже не было.
Он позволил себе забыть.
Следующим, уже более личным, было правило: больше слушай, меньше болтай. За его исполнение Старик боролся больше всего, потому что болтать Лави всё же любил. От того, наверное, чаще всего и выбирал светлые, дружелюбные образы, которым такое позволительно. И, конечно же, когда дело было серьёзным, он умел держать рот на замке…
Правда, к серьёзным ситуациям не относилось поле боя. Особенно поле боя, на котором был Юу. Лави чувствовал себя, словно мальчишка, желающий дёрнуть девчонку за волосы в такие моменты. Но так как дёрнуть за волосы Канду у него бы мастерства не хватило, а расставаться со своими кривыми руками не хотелось, он дёргал Юу различными фразами или действиями, которые должны были всколыхнуть и без того некрепкое спокойствие мечника.
Канда так же был одним из тех людей, про которых ему Панда и слова не сказал, подтвердив, что всё выяснять придётся самостоятельно. Но только история Канды поразила его на самом деле. Выяснение правды ведь не заняло слишком много времени, хотя на эту тему болтали гораздо меньше, чем обычно, и, считай, никто не знал ничего о происхождении японца. И Лави так и не сумел ничего раскопать о личности, которой Юу был в прошлой жизни. Пришлось довольствоваться лишь данными по проекту Второго Экзорциста и присматриваться к мечнику пристальнее, чем раньше. Всё же… искусственно выведенный экзорцист. Один из двух удачных. И, если верить тому, что узнал Лави, кажется, именно Юу был вынужден убить второго, сошедшего с ума.
Может быть, так и прущая агрессия вообще были визитной карточкой всех Вторых?
Так или иначе, но у Лави было ещё всего одно, но самое личное правило. Правило, которое он никогда не нарушал и желания нарушить и не возникало. Правило, о котором никто кроме него и Панды и не знал.
Никогда не снимать повязку с глаза. По сути, оно, опять же, значило не только то, что было озвучено. Снимать повязку можно было и на ночь, и Лави мог бы её вдруг потерять в пылу сражения. Но суть оставалась той же.
Правила с их индивидуальным пониманием всегда оставались с ним.
А ещё оставался сопящий Аллен Уолкер в этой же комнате и кристалл чистой силы, который в итоге был всучен именно Лави. А ведь юный книжник всего лишь зашёл пожелать Юу спокойной ночи и проверить, всё ли в порядке! В итоге вылетел из комнаты кувырком и вместе с кристаллом.
И решил, что приручать мечника нужно постепенно. Это он сейчас такой дикий, потому что ему раньше никто спокойной ночи не желал. Он просто не знает, что если ответить в ответ вежливо, никто не станет слабее и что вежливость совсем не мешает брутальности. Надо было подводить Юу к этой мысли постепенно.
Только вот к болящему языку прибавился ноющий копчик. Да акума так неудачно его не валяют, как это делает Канда!
Ну и ладно, глядишь, к концу войны он всё же сделает из Юу человека. Да… если тот ещё будет жив, а то тревожные данные насчёт продолжительности его жизни поступили к Лави. Вторые экзорцисты жить долго не должны были…
Впрочем, экзорцисты с паразитическим типом чистой силы — тоже.