Но причём тут Ватикан?

Громлены никогда не были ярыми католиками. Да всё, что связывало Эвана с церковью, это крестины и крестик. Крестили его лишь по настоянию матери, которая поддерживала традиции своей семьи, хотя сама тоже посещала церковь довольно редко, целыми сутками пропадая в типографии. Там же, как оказалось, она и отравила свой организм и умерла всего через семь лет после рождения сына. А крестик, вторая связь с церковью, ныне был потерян на чердаке старого дома во время детской игры. Когда он сообщил отцу, что потерял его нечаянно, тот отмахнулся от него, чиркая что-то в книге, и сказал, что мешаться на шее ничего больше не будет.

В общем, его отец тоже не был ярым последователем спасительных веяний религии.

А значит, где-то здесь обязано было скрываться второе дно, которого он в упор не видел. Хотя бы потому, что не имел доступа к первому. И это тоже было обидно.

Однако образ матери уже почти стёрся из детской памяти, старый дом был продан, переезд благополучно совершён, и в новом небольшом домике на окраине Лондона любимым местом Эрика стал совсем не чердак, а подвал. А отец продолжал усиленно работать и всё чаще пропадать. Кажется, ещё немного, и сын перестанет его узнавать как когда-то в детстве: он отлично помнил, что сидел с в кресле перед камином, занимался по книжке, а в комнату вошел странный незнакомый мужчина: небритый и почему-то с очень коротко отстриженными волосами. И Эрик едва не поднял визг, когда этот непонятный тип пошёл к нему и чего-то там хотел…

Да. В его жизни было немало смешных моментов, в которых отец, тот ещё безумный учёный, играл свою роль. А теперь вот всё. Даже не верится.

— Тётка Джу меня к себе точно не возьмёт, — медленно вернулся он к перечислению своих возможных опекунов. Отец скопил слишком мало средств, чтобы за его сыночком тянулись, да и родственников со своей стороны не оставил. Только семья матери, большая, но отчего-то сильно невзлюбившая и его, и отца. Видно, брак-то состоялся без родительского благословления.

— Старик ненавидит меня уже за то, что я похож на отца один в один.

Вот уж о чём он никогда не жалел. Такие же голубые глаза, светлые волосы, прямой нос едва ли не крючком к губам опускающийся, словно нелепая пародия на клюв. У отца было так же, он ещё усы отращивал, потому что классно смотрелось. И непослушные волосы, отрастающие с дикой скоростью на зависть всем знакомым девчонкам, — тоже в отца. Тонкая, опять же на зависть девчонкам, фигурка, которую тот пытался подправить различной физической работой да активными играми. Всё же быть тощим не страшно, если ты быстрый, сильный да ловкий.

— А Дядя Бромм восторженный псих. У него и своих детей пятеро и… И я ему не нравлюсь.

— Ты надеешься на это? — спросил раскрасневшийся не то от лёгкого морозца, не то от недолгого бега Эван, темноволосый подросток одногодка Эрика. При этом Эван был на пять дюймов выше друга, и данный факт нередко вызывал у Эрика приливы детской зависти. Правда, отец говорил ему всегда, что и сам поздно начал расти, но…

Но когда ему это отец говорил?

Месяца три назад, когда он последний раз был дома.

А месяц назад прислал ему деньги и письмо, что всё хорошо, но надвигается аврал.

Аврал оказался смертельным.

— А может, он живой, просто узнал что не то? — с надеждой обернулся Эрик к другу, но тот, кажется, как с ним часто бывало в последнее время, выпал из реальности, вглядываясь расфокусированным взглядом во что-то перед собой.

— Ну да, похоже на бред.

Если тебе не отвечают, возможно, этот тот самый момент, когда стоит пообщаться с собой. Эрик умел относиться с юмором ко многому.

— Не знаю, но я не уверен, что эти люди похожи на… — Эван ожил настолько неожиданно, что Эрик едва не свалился с перил прямо в глубокую и спокойную реку. А друг даже не обратил на это внимания.

— Тогда мне и впрямь стоит думать, что теперь делать.Слушай, может, я сам поселюсь, работать пойду. Ну что в этом такого? Или вон, обучение продолжу. Эван?

Тот лишь пожал плечами:

— Можешь жить у меня, если что случится.

Ну да. Дома у Эвана хоть и тесновато было бы семье, но единственному проживающему там подростку двух крошечных комнат отлично хватает. К тому же они неплохо обставлены. И ему каждый месяц дядька пересылает деньги, и плюс Эван сам давно подрабатывает. И даже обучался дополнительно платно у какого-то немца, инженерией всё грезит. Говорит, завораживают его эти расчёты, посторонние макетов, новые идеи, которые вот-вот могут воплотиться в жизнь.

Эрику бы такую определённость. Повезло ему с другом. Только пусто как-то на душе. Как раз с того момента, как ему письмо прислали о смерти отца. Не от начальства какого, не официальное, а так. От коллег, видимо, от тех, кто там же работал. А начальство потом уже засуетилось и попробовало замять историю. Вот только торопились и делали это настолько неправдоподобно, что даже он сумел подловить этих типов на явной лжи.

Вот теперь и стоит под окнами этого странного дома, не понимая, ни что он здесь делает, ни зачем он вообще сегодня вышел из дома. Его ведь могут искать. Мало ли кто? Но будут искать лишь в одном месте. Вдруг он чего важного пропустит?

А отец. Даже не горько, а гадко от того, как с ним поступили его работодатели и пытались ещё что-то объяснить неуклюже.

— Эрик? Эрик Громлен? — слышать своё имя от кого-то неизвестного, когда ты стоишь посреди улицы, размышляешь о людской лживости и подлости, было немного… неуютно. Как будет его обнаружил кто-то страшный и сейчас тоже собирается убить. К тому же Эрик определённо не знал подходящего к нему молодого парня… Эрик ему бы и двадцать пять дал бы с большой, скрипучей натяжкой. Мужчина был очень молод. Но был выше даже Эвана.

Да, да, он, конечно же, тут же напомнил себе, что это взрослый, а он сам мальчик, подросток, юноша, и ему ещё расти и расти.

Тем временем мужчина приблизился к подросткам, так и не позволяя как следует себя рассмотреть. Судя по всему, он вообще не желал, чтобы хоть кто-то его рассмотрел, потому и закутался так в длинный почти бесформенный плащ с большим капюшоном. Разглядеть можно было только затемнённое лицо, глубоко посаженные глаза, прикрытые так, словно мужчина редко бывал на улице и теперь жмурился от слишком яркого света, тонкая линия сжатых губ, острый, гладко выбритый подбородок.

А вот у Эрика только юношеский пушок отчего-то. Не то что, к примеру, у Эвана, которому приходилось уже сейчас часто бриться. А ведь старше всего на полгода.

— Да. Я Эрик, а что?

Он не успел даже подумать о том, что мужчина может принести ему неприятности, и разумнее перед ним не представляться, а уйти по-быстрому, словно ничего и не было, никто и не окликал.

— Я знакомый твоего отца, — мужчина бросил взгляд в сторону Эвана, слегка кивая, словно спрашивая, можно ли при нём говорить.

— И что?

— Мы были коллегами.

— Были?

— Он умер…

— Ах да, — вот теперь Эрику и впрямь стало неловко от собственной глупости. Видать и впрямь надеялся, что отец жив и что сейчас ему сообщат об этом чудесном событии. А не всё так просто!

Вновь аккуратно усевшись на гладких и неудобных перилах, подросток покачал головой и посмотрел на выжидающего взрослого. Взгляд у него был слишком уж оценивающим, это Эрику не понравилось в первую очередь. Будто прикидывает, стоит что-то рассказывать мальчику или нет.

А его уже достали секреты.

Мужчина неожиданно вздохнул и тихо рассмеялся.

— Прошу прощения. Просто…. На самом деле я пришёл поговорить о твоём отце и о том, что с ним произошло.

— Вы знаете, как он умер?

— Да, знаю, конечно. И вины Ордена в этом как бы и нет. Он остался в небезопасной зоне. Нарочно сам или с чьей-то помощью, или же это и впрямь была случайность — не знаю. Ты знаешь об Ордене?

— Ордене? — первая мысль была, что отец вступил в организацию сектантского типа.

— Вижу, что нет. Я не буду представляться, кстати, хорошо? Орден связался с тобой официально? — молодой мужчина уселся рядом на всё те же перила лицом к мальчикам, но смотрел он при этом в тёмную, сих пор не замёрзшую воду. Холода длились ещё совсем недолго. А днём даже бывало тепло.