По мнению Аллена, это было ещё рано. По мнению щиплющего щёки лёгкого мороза — в самый раз для зимних празднований.

Заход по магазинам получился неплохим. Если вначале он не знал, что кому дарить, как кому подбирать подарки и кого можно не поздравлять совсем, то потом эта проблема решилась сама собой, когда он обнаружил уже оказавшиеся в продаже открытки. Вообще-то они предназначались для того, чтобы посылать их знакомым и друзьям на дом, но Уолкер решил, что и для его ситуации сойдёт. Для Лави Аллен нашёл небольшой сувенирчик в виде очень умного кролика в пенсне с книгой и небольшую, шуточную, любопытную книгу, для Линали — небольшую, неброскую, но не лишённую изящества брошку. От возможных идей подарка для Юу разбегались глаза, и только привитая суровым обучением привычка экономить всегда и везде не позволила Аллену скупить для Юу целую кучу неуместных безделушек. Аллен как раз зависал над брошюрой с правилами безопасности на вредном производстве, которая тоже была выполнена в почти шуточном стиле, и раздумывал над тем, что она определённо пригодилась бы Комуи, когда кто-то задел его за локоть. Так как люди на улице в это время редкостью не были и толкали его уже не в первый раз, Аллен даже не обратил на это внимания, до тех пор, пока на его локте не сжалась чья-то ладонь и не начала тянуть куда-то в сторону. Линали, Лави, Комуи, Учитель — пронеслись предположения в голове Аллена, когда он под напором утягивающего его человека поскользнулся, но тот, кто тянул его, не обратил на это внимания, заворачивая в узкий проулок между лавкой и жилым домом. Аллен следовал за этим человеком скорее на автомате, пытаясь сообразить, что это может быть и что этому мужчине в бронзового оттенка плаще от него понадобилось, когда тот резко развернулся, протолкнул опешившего Аллена впереди себя, буквально кидая к стене, и неожиданно обнял. А Аллен, открывший было рот, не смог ничего сказать. Он не смог даже вздохнуть, что уж там о разумном выражении своего недовольства? К тому же чужие руки на его талии и спине тепло прижимали юношу к тяжело вздымающейся груди знакомого мужчины. Мужчины, которого здесь никак не могло быть. Ах да, Тикки Микк же не акума, и проклятие, на которое так полагался Аллен, здесь было не властно. Так же как и его отказывающий работать в таких условиях рассудок. Время шло, Аллену становилось уже даже жарко, но шевелиться или возражать не хотелось. Это было так уютно, стоять вот так в обнимку с мужчиной, которого он даже не думал здесь встретить. Позволять ему медленно водить пальцами по спине и чувствовать каждое мягкое поглаживание, вызывающее приятные отклики в теле даже через все слои одежды. Так хорошо ощущать теплое дыхание в районе уха и понимать, что Тикки так же вполне ощущает дышащего ему в яремную впадину Уолкера. На груди Ноя плащ был распахнут, а под ним находилась лишь тонкая шёлковая рубашка. И это и правда был Ной. И в голове это не укладывалось, а во рту мучительно пересохло, и звуки никак не могли прорваться наружу. — Тикки? — наконец-то выдохнул он немного хрипло и испуганно. Тот держал его вот так в объятиях уже довольно долго. Не то чтобы Аллен был против, он преступно доверял этому Ною и не вспоминал, что именно этот Ной не так уж давно причинил ему страшную боль и пытался уничтожить чистую силу. Аллен не был против. Он только считал вдохи и выдохи в этих странных невероятных объятиях, уже не понимая, где дышит он, а где Тикки. Но молчание пугало. — Ещё чуть-чуть. — Чуть-чуть? — Ага, — в голосе Микка отчётливо слышалась усмешка, ладони судорожно сжались, сдавливая Аллена в объятиях немного сильнее. — Живой. И Уолкер покорно закрыл глаза, понимая, что да — живой. Он живой, и Тикки тоже живой. Тёплый, почти горячий. Аллен никогда не думал, что обнимать человека может быть так приятно. Обычно чужие обнимания сбивали его с толку, заставляли смущаться или чувствовать себя слишком неудобно, фальшивить, играть. А здесь всё было так естественно. А затем мужчина отстранился от него всего на какие-то пару дюймов, создавая между ними глупую, наполненную лишь воздухом преграду, но Аллену показалось, что между ними начинает выстраиваться огромная бетонная стена. Что эту стену возводит кто-то стоящий в стороне, кто-то, кто не хочет позволить им стоять вот таки наслаждаясь этой простой, но отчего-то запретной близостью. Ах да. Они враги. Естественные враги по разные стороны баррикад. — И почему моя чистая сила ещё не взбунтовалась и не превратила в Падшего? — одними губами произнёс он, но Тикки услышал. Ной нервно улыбнулся, дотронулся очень холодными пальцами до щеки юноши, от чего тот вздрогнул. Но вместо желания отступить или отшатнуться Аллену захотелось только податься навстречу этой нехитро ласкающей его руке, под гипнозом слишком ярких карих глаз наполненных физически излучаемыми чувствами. Чувствами, которые не могли жить в Ное: нежность, испуг, облегчение, желание, жажда, тревога, горечь… Такой странный обволакивающий пульсирующим теплом букет. Эксклюзивно для Аллена Уолкера. — Ненавижу вас за это, — с присвистом выдохнул Тикки. — А…? Ч-что? — позорно заикаясь и царапая воздухом горло, выдавил Аллен, уже настроившийся на приятные ощущения. — Вы экзорцисты в своей форме, своих плащах да цацках словно шлюхи, всё на виду, всё так и кричит: приди и возьми меня, акума, пока я горяченький! Привлекаете к себе клиентов! — практически на одном дыхании, нервно скривившись, выдохнул Ной, и ногти сжавшейся руки царапнули нежную, только отогревшуюся кожу юноши. С трудом, но Аллену всё же удалось проглотить странное видение экзорцистов Микком. — Ты только об этом и думаешь, Тикки Микк! Аллен не видел довольную улыбку, которая скользнула по губам мужчины, когда тот услышал своё имя. — Сейчас — только об этом. Привлёк бы акума, как бы я тебя смог незаметно вытащить? — А нехрен вытаскивать было, — подросток попытался наконец-то отстраниться, и Тикки с явной неохотой, но всё же позволил ему это сделать. Вот только сзади была стена, не дающая отступить и на шаг, а спереди был не сдвигающийся Тикки, перехвативший его ладонь и крепко сжавший, будто опасаясь, что иначе Аллен сбежит. Или перестанет быть реальным. Впрочем, что-то такое испытывал и сам Аллен. Ему казалось, что вот-вот улицу зальёт белый лунный свет и окажется, что он снова стоит на границе двух миров и двух лун, и что всё это было сном. — А как ещё мы будем знать, где акума? — попытался перевести тему юный экзорцист, — Они же скрываются. — Захотели бы — сумели. Вашему начальству не выгодно даже копать в этом направлении, вот и ставят стравливаться с как можно большим количеством акума в самых невероятных и поганых условиях для вас. — Давай ты не будешь о моём начальстве? Я же могу начать о твоём! Ной мирно улыбнулся и, наклонившись, коснулся губами лба юноши, прямо там, где находился его шрам. Кожа на этом месте порой становилась очень чувствительной и легко раздражалась, и потому, хотя это было лишь невесомое касание, это было слишком неожиданно и сильно. Как слабый электрический разряд, слишком короткий и неясный, чтобы сообразить, что именно это было. А Ной, словно не замечая трепета белых ресниц, наклонился к виску, кончиками пальцев отодвигая седые пряди, коснулся губами скул. — Я боялся за тебя, — и взгляд в глаза. Тот самый момент, когда начинаешь жалеть, что не умеешь проваливаться сквозь землю в самое пекло преисподней, впрочем, пекло было прямо здесь и сейчас с Алленом: поцелуи жарко горели, словно источник распространяющегося пожара, и дыхание сбилось уже от такой мелочи. И это у него, у Аллена, у Аллена, умеющего пробегать, не запыхавшись, огромные дистанции или отбиваться сразу от нескольких кредиторов, почти не запыхавшись. А тут как будто нетренированный новичок вышел на километровую дистанцию и, как дурак, сразу пустился во всю прыть, не заботясь о затрате сил. В голову лезли дурные мысли. Не ново для него, впрочем. — Чего за меня бояться? — Придурок, которого ты называешь своим учителем, вообще-то выкинул тебя с Ковчега. Думаешь, этого мало для беспокойства? Я был в панике! Аллен вздрогнул, слишком ярко перед глазами вспыхнули воспоминания о том роковом падении, и слишком яростной и обвиняющей была реакция Тикки Микка. — Он знал, что делал. — То есть ты не знал? — на лице Тикки проступило что-то вроде удивления, и он, сжав в кулаке воротник экзорцисткого плаща, выдохнул, — Ублюдок… — Ась? — немного глупо и совсем по-мальчишечьи, но Аллен вообще-то и ощущал себя гораздо младше рядом с Тикки. Не младше по возрасту. Нет. Скорее, он ощущался себя более невинным, менее опытным во всех сферах жизни, и только рядом с Тикки Микком в нём пробуждался мальчишка, которому было плевать, что подумают о его глупых поступках. Совсем плевать, без тщательных расчётов и тщетного поиска возможной выгоды и выигрышной комбинации. Это не было естественным для его существования. Может быть, это и было тем, что называли жизнью? — Ты глупый, — необидно произнес Тикки, не желая задеть, а констатируя лишь ему известный факт: все люди дураки. И вот Аллен от них не отличается. — А я ещё больший дурак — психанул. Хорошо хоть ушёл молча, не вызвал слишком много подозрений… Правда, восстанавливать улицу всё же придётся, — глаза Микка хитро блеснули, а губы растянулись в улыбке, — но потом я узнал, что вы восстановили Ковчег. Аллен напрягся. Не ощутимо, только внутри себя, Тикки не смог бы этого понять. Разве что чуть-чуть похолодели его серые глаза. Может, Нои хотят узнать о том, как экзорцисты это провернули? — А я… — он не мог отыскать достойный ответ. Он был сбит с толку. — Малыш? — знакомо, нежно, тревожно. По-настоящему ли? Аллен облизнул губы и помахал руками перед Тикки, прося того отступить, дать ему больше пространства, дать его мыслям наконец-то собраться. — Ты же ушёл с Графом! — Я лишь показался, когда он меня окликнул! Я… Ты всерьёз полагаешь… — Тикки поперхнулся, снова подступая к Уолкеру, словно пытаясь зажать его между собой и стеной, не давая и лишнего шага сделать. Ладонь Микка хлопнула о стену справа от юноши. — Ты думаешь, что я… Ладно, Малыш, я знаю, что не заслуживаю особого доверия, но… не верти головой, пожалуйста, ты можешь меня хотя бы выслушать? — А зачем? Чёрт подери, ты — Ной! Ной, который убил… убивал! Мне перечислить весь твой послужной список? — Рядовой английский солдат убивает больше меня! Или нет, мы же говорим о Ватикане, как там было? Крестовые походы, да? Или что ещё? Это войны, Аллен, и от нас далеко не всегда зависит то, с какой стороны баррикады мы окажемся и кого будем убивать. Если призвали — ты либо подчиняешься приказам, либо становишься дезертиром и позором! — Как Четырнадцатый? — Четырнадцатый? — Тикки удивлённо моргнул. — Какой Четырнадцатый? Ты о чём сейчас? — О Четырнадцатом Ное, который предал вашу Семью! — в запале Аллен мог выдать и не такое. К тому же он желал достичь истины, понять, что действительно движет Тикки Микком. А Тикки крепко задумался. — Подожди, — он отвёл взгляд, закусывая губу и начиная тереть родинку под глазом большим пальцем — такой знакомый, родной жест, что Аллен подметил ещё у своего безымянного португальца. — Граф упоминал о предателе, когда мы прибыли на Ковчег, и сказал, что убил его. Это был Четырнадцатый Ной? Я думал, нас только тринадцать… Думал, это кто-то рядовой. Похоже, я опять что-то упустил. Они возятся с новым Ковчегом, он не прогрузился до конца, восстанавливают или перестраивают неудавшиеся здания и коммуникации. — Их Ковчег не полноценен? — Да. Даже завода, кажется, нет. Малыш, это то, о чём ты хочешь говорить? Я не знаю всего, да и мне всегда было плевать! Я жил же отдельно от всех… Тебе это важно? — Ну, — Тикки снова удалось его удивить, — может быть. Ты же понимаешь, моя жизнь зависит от… — Ненавижу чистую силу. Обессиленный взгляд упал на левую руку Уолкера, и юноша непроизвольно сжал её в кулак, решительно отвечая: — А я гены Ноя. — Я тоже. Сдержать глупую усмешку, растягивающую губы, было почти нереально, и Аллен не стал и стараться. И Тикки, не отрывающий внимательного и всё ещё немного безумного взгляда от дорого ему лица, наконец-то припал к улыбающимся губам юноши, которые тут же понимающе раскрылись. И руки уже без ведома разума нервно и отрывисто шарили в складках плаща, губы жадно сминали, впиваясь в знакомую юную сладость и пряность, а Аллен… Аллен тоже не думал, потому что не умел, не желал и боялся. Боялся подумать, вернуться в реальность и обнаружить, что стена между ним и этим целующим его человеком действительно существует. Он беспомощно хватался ладонью за руки Тикки, сжимал изо всех сил, тянулся вверх и вперёд ближе к нему, сталкиваясь носами и ощущая лишь желание смеяться от собственной неуклюжести. Аллену было плевать, что воздух в лёгких кончался. Он отрывался лишь на некоторые секунды, жадно вдыхал, слушая, как прерывисто дышит Тикки, покрывающий лёгкими поцелуями его лицо и пытаясь самому дотянуть до его лица, потереться о щёку носом, словно какой-то котёнок, хрипло мурлыкнуть ему что-то на ухо, поведать, как ему это нравится и как он желает, чтобы это никогда не заканчивалось. Он не знал, сколько они целовались, не переступая чётко нарисованной черты, загоняя желание чего-то большего в глубину своего существа и наслаждаясь лишь этими касаниями даже без особых укусов: видно сегодня Тикки Микк всё же думал о возможных последствиях. Пальцы Ноя лишь гладили, почти не сжимая, объятия давали некоторую свободу, но дарили уютную опору и тепло. И ни один из них, пожалуй, не собирался возвращаться к одиночному существованию. Аллен наконец-то пришёл в себя уже чуть ли не висящим на Тикки, который в свою очередь спиной прижимался к стене. Когда они успели поменяться местами, память Уолкера уже точно сказать не могла. Кажется, один из выступающих кирпичей больно натирал ему плечо, они с Тикки отшатнулись от стены, и теперь вот у стены оказался Микк. — Мне нужно идти к Линали, — вспоминая, куда именно он направлялся, до того как его утянули в этот укромный закоулок, произнёс Аллен, тяжело дыша и прогибаясь под лохматящую его волосы руку. — Срочно? — Очень. И снова обмен взглядами, столкновение губами, на сей раз короткое, с претензией на разумность, на желание наконец-то разойтись по своим делам. И Тикки Микк, открывший рот, чтобы что-то сказать, лишь запнулся, отстраняясь, и отрицательно качнул головой. — Нет. Предлагать тебе подобное — безумие. — Предлагать что? — Не важно, Малыш. Ты упрямо прёшь в свою сторону, и, к сожалению, я нахожусь в противоположной. Это уже было похоже на упрёк, но Аллен лишь продолжил приводить себя в порядок, шумно дыша и приглаживая волосы. А хотелось продолжить. Безумно хотелось вопреки всему и всем позволить Тикки Микку зажать его в этом проулке хотя бы на пару часов. — Это претензии? — Плащ застегнуть не забудь. — А когда ты его?.. — удивлённо выдохнул Уолкер и обнаружил, что если верхние пуговицы плаща были расстегнуты, то рубашке повезло меньше: там, где когда-то красовались пуговицы, теперь лишь торчали нитки. Вопрос о том, когда именно это произошло, терзал Аллена всё больше, а то его так завалят где-нибудь, а он и не заметит. Видно смущение и смятение слишком ярко отобразились на его уже давно раскрасневшемся лице, из-за чего Тикки рассмеялся в голос, отодвигая ладони мальчика и самостоятельно застёгивая его экзорцистский плащ. — Я чувствую себя дитём, не способным самостоятельно завязать шнурки, — обиженно выдохнул юноша, хмурясь, но не мешая мужчине и покорно свешивая руки вдоль тела. — Надеюсь, ты не со всеми так откровенничаешь. — Только возле тебя на меня налетает подобная «болталка». И всегда налетала. — Я помню. Пуговицы уже были застёгнуты, но руки Тикки так и не отнимал. — Я несколько переживал за нашу встречу… За это всё вообще. После того, что случилось в Ковчеге. — После того, что там случилось, переживать должен был я, — краснея ещё больше, промямлил Аллен, пытаясь придумать, как теперь аккуратно попрощаться и отчалить по своим делам. И спасли его раздавшиеся буквально за углом детские голоса, от которых они с Тикки вздрогнули и как один обернулись в ту сторону. — Если поползёт вверх — исполнится, если вниз — нет, — раздался ясный девичий голос прямо из-за угла. Аллен с Тикки, оба чувствуя себя не то шпионами, не то неудачными диверсантами, осторожно выглянули из-за угла. Аллен при этом не отдавал себе отчета в том, что, выглядывая, вцепился в рукав плаща Тикки. — А разве не наоборот? — это уже был мальчишка не старше шести лет, сидящий на корточках и разглядывающий что-то в небольшой мусорной яме у самого дома. Точнее, это углубление вряд ли предполагало именно такое использование, но сейчас было заполнено именно мусором, и что там сумели разглядеть интересного дети, Аллен не понимал. — Нет! Я всё правильно сказала, — девочка с белым высоким хвостиком сердито вздёрнула носик и придвинулась поближе, притягивая руку к сухой коряге. — И вообще он не двигается с места словно дохлый! — Он не дохлый, смотри! И улицу огласил оглушительный визг, от которого у Уолкера даже уши заложило. Девчонка же, не переставая визжать, запрыгала на месте, словно взбесившийся олень, начала махать руками во все стороны и вообще вести себя неадекватно. А затем она кинулась на мальчишку. И заорал уже он. — Идиотка, ты на меня его перекинула, дур-ра!! «Дура» уже ничего не слышала, заливаясь слезами, и кинулась прочь. Мальчишка помчался за ней. Не то догнать и убить, не то догнать и успокоить. А то наябедничает ещё… Тикки негромко закашлялся, прочищая горло, и вопросительно уставился на Аллена. Тот пожал плечами, не понимая. — Интересно, все дети такие идиоты?* *Скоро они это проверят на практике!!! Не удержалась…