Аллен усиленно думал над тем, что ещё сказать и как убедить этого непрошибаемого открыть эти врата. Он даже попытался прибегнуть к шантажу, напомнив о фотографиях Линали и воспользовавшись тем, что Бак выбит из колеи, попытался сам доползти и открыть дверь, но ему не дали! — Да какого чёрта? Я должен быть там! Там есть акума, а я экзорцист, это моя работа! Это мой путь и я должен идти по нему! — Ты не в том состоянии!
Они опять пришли к тому же.
— Нам это нужно! — закричал Аллен, во всё горло удивляясь тому, что его не услышали за дверью. — Мне и чистой силе! Мы должны быть там, я знаю это, чувствую! Вы должны пропустить меня! Обязаны! Я экзорцист! И Бак всё-таки принял это решение, когда коридор сотрясся от взрыва за дверью, а Уолкер вновь вырвался из их рук. Он позволил тому пройти внутрь, в разрушенный зал, прямо к акума, повисшему над почти поверженной фигуркой Фоу в обличии самого Аллена.
У него не было чистой силы, но хотя бы и так треснуть акума по голове хотелось от души. Аллен не смог устоять перед этим желанием, обнаруживая своё присутствие.
— Так значит, это была подделка. Что ж, посмотрим насколько ты силён, — произнёс Акума, а Аллен слышал совсем не это. Он слышал душу. Пылающую, умирающую и вновь возрождающуюся человеческую душу, заключённую в эти жуткие оковы. Она молила о помощи, она просила, она так рвалась к освобождению, и его переполняло осознание, что он… он должен, он может освободить её, остановить мучения, закончить это издевательство. Он улыбался. И знал, что эта душа знает, что он улыбается ей. Они сейчас стояли так близко друг к другу, а Аллен вёл этот заранее проигранный бой. Нет, его чистая сила не восстанавливалась, но он знал, что пока рано. Что он что-то должен понять, и она придёт, вернётся к своему хозяину. Его переполняло это знание, знание, которое, кажется, было заложено в нём с самого рождения. Он знал это даже в тот миг когда собственное тело не выдержало, кажется, начиная просто напросто рассыпаться на части.
Странное ощущение. Страшное ощущение.
Бак оказался тоже в зале, призвал какую-то защиту, попытался прикрыть Фоу, попытался спасти Аллена, который мог лишь наблюдать за умирающей душой, понимая, что, умирая сейчас, он оставит эту душу на растерзание адской машине Графа, и вряд ли кто-нибудь освободит её ещё. Никто не освободит эту душу, которая стоила всех потраченных усилий и боли. Никто не спасёт Бака, которого пронзил знакомый светлый, тонкий, разрушающий луч акума.
Никто не спасёт их. Никто не защитит.
Защитит.
Он жил этим. С тех пор, как Мана умер, умер и мальчик без имени, умер и безродный сирота, цирковой выкормыш, урод. Умер, познав и боль, и надежду на то, что он вполне может быть Алленом. Умер, но его замерзающее тельце подобрал Мариан Кросс, никак не подходящий для роли доброго самаритянина. Подобрал, поучаствовал в выхаживании и даже дал ему путь, напомнил об имени, напомнил о человеке, что единственный годился на роль отца. Хотя нет, роль отца это слишком мало для Маны, скорее, мужчина был его ангелом-хранителем. Вдвойне обидно, что Аллен едва не вручил его душу в лапы Графа. И лишь чистая сила спасла его от этой ошибки. Он многим был обязан ей. Он был обязан ей своим путём. Путём, в котором он спасал, уничтожая. Он сражался ради этой клятвы и акума. До тех пор, пока не стал экзорцистом. Наверное, он должен был стать более преданным этой борьбе, возможно, он должен был ещё плотнее посвятить себя своему пути, но у него опять всё вышло не как у людей. Совсем не так. Он заметил, что его окружают ещё живые люди, тоже удивительные, тоже дорогие ему и кому-то ещё. Он был мёртв и заботился лишь о мёртвых, вежливой улыбкой отгораживаясь от живых, возводя стены, заслоны, запирая себя на тысячи замков и давая путь лишь тем, кто уже был мёртв. Может быть, у него просто не было сил на то, чтобы заметить их, оплакать их, протянуть руку и понять на самом деле. Может быть, он для них сам был слишком другим, отгораживаясь своим путём и призванием, своим обещанием и стремлением. У него просто не хватило сил. Но может ли быть, что он использовал не всё, что было в нём, что он был так слаб лишь потому, что не только мёртвые, подобные ему, нуждались в помощи, но потому что были ещё и живые, о которых он так легко забывал до тех пор, пока они не прорвались через его защиту? Может быть теперь, на самом деле у него есть силы, у него есть путь, у него есть оружие настолько великое, что его хватит как для акума, так и для людей? И никто не останется без защиты. Ведь это не так уж трудно, когда цель прямо перед тобой, левая рука тянется вверх, расправляя тонкие, длинные стальные когти, невесомым, но прочным туманом, оседает защитный плащ, закрывающий людей от атаки акума. Рука становится вновь единым целым с телом экзорциста, серебристый плащ обретает форму на плечах своего хозяина, слегка щекоча шею пушистым воротником, а на лицо опускается маска. Аллен чувствует своё тело, стремительно восстанавливающееся под воздействием чистой силы. И хочется почему-то смеяться от радости осознания, что ему нужно сделать всего движение, и душа третьего уровня освободится, что этот человек внизу будет спасён. Что он сумеет. Что он уже сумел. Защитить и мёртвых, и живых от единственного зла, чьими безумными словами некогда блеснула перед маленьким мальчиком надежда.
====== Глава 7. Начало игры. ======
Ведение боя так или иначе не должно влиять на внимательность книжника, его способность наблюдать за происходящим и вообще. Лави понимал, что книжник он никакой.
Сначала едва не вспылил, увидев того самого Ноя, который, вроде как, убил Уолкера или не убил, но лишил чистой силы. Потом почему-то оказалось, что с ним сражается уже здоровяк из Ноев, Граф присматривается к Линали, которую защитила чистая сила, а сам никудышный ученик книжника не может даже понять, что происходит, как он дышит до сих пор, куда машет молотом, куда ему молотом махать надо и, пожалуй, самое главное, что он на самом деле должен делать? Ну, кроме того, что бесполезно отмахиваться от здоровяка Ноя, который, кажется, даже пока не сражался с ним в полную силу, отвлекал, уводил со сцены. Лави должен был быть благодарен Панде за то, что ещё такой неопытный и не представляет для Ноев интереса в плане информации.
С другой стороны, его могут убить и не заметить.
С третьей стороны, есть ли у книжников информация, достойная Ноев? Пламя огненной печати взметнулось уже за спиной Ноя, и Лави пришлось снова отпрыгивать в сторону. Вот, вроде бы, здоровяк, а шустрый какой, мерзавец! Очередной удар Ноя заставил стену, на которую Лави запрыгнул, заходить ходуном, и юный книжник едва успел спрыгнуть вниз и увернуться от летящих в него сверху кирпичей. Он не мог допустить для себя смертельных ранений, пусть они все сейчас под влиянием часов Миранды. Это, конечно, весомый плюс, но постоянные мысли о том, что он не знает, насколько ранен на самом деле, иногда лезли в голову в самый неподходящий момент.
Вот, например, сейчас Лави припечатало в землю, и он даже не понял, чем именно, только почти вслепую махнул привычным молотом, понимая, что даже поцарапать этого ублюдка не может. Да и не силён он, как экзорцист! Вон, метелил полчаса акума, а заявился Юу и с одного удара его разрубил, едва не став кумиром. Опасным, акума его побери, кумиром! Или всё же стоит пожелать побрать его Ною, акума для такого слишком слаб? Вон он сейчас начал сражаться с тем, который напал на Аллена и, вроде бы, пока неплохо сражается.
Следующий удар Ноя не прихлопнул отвлёкшегося от боя Лави только потому, что его прикрыл оказавшийся поблизости Книжник, прошедшийся в особо грубых выражениях по его умственным способностям. А потом что-то произошло. Кажется, небеса разверзлись, и оттуда раскрылось огромное «нечто», поделённое на тёмные секции. Лави был далеко не единственным, кто посмотрел в ту сторону и кто осознал, что это нечто появилось прямо позади Линали, к которой сейчас несся Тысячелетний Граф, атакуя расползающуюся по швам защиту. Чистая сила Линали сдавала назад перед мощью самого Графа, Линали могла быть Сердцем, и они не могли позволить себе потерять её, однако каждый был занят своим поединком, и в одно мгновение переместиться к ней на помощь не могли, а чистая сила Линали была повреждена… Часто она в последнее время у экзорцистов бывает повреждённой — пронеслось в голове Лави, когда он увидел, что на поле боя появилась новая фигура, принявшая удар Тысячелетнего Графа на себя. Вспышка, вызванная столкновением тёмной материи и чистой силы Линали, не дала рассмотреть подробности, затмевая обе фигуры, но у Лави было отменное зрение, и потому он уже на одних инстинктах, используя для быстрого передвижения молот, оказался в стороне, откуда открывался самый лучший обзор на открывшуюся сцену. Но всё, что мог увидеть Лави это очередную вспышку, волну расплавленного серебра, которая лопнула, подобно пузырю, прямо перед Графом с уже из ниоткуда выуженным огромным мечом. А затем Граф отступил в сторону, непонятное создание, окутанное эфемерной, нереальной серебряной с белым вуалью кинулось вперёд, за ним. И в голове юного книжника даже промелькнула глупая надежда на то, что это существо сумеет надавать Тысячелетнему Графу под зад, если уж не совсем убить, что было совсем невероятно. Понимая, что всё-таки пропускает самое интересное, Лави кинулся в ту же сторону, и, когда из дыма на него вынырнула белая, размытая фигура в клубах плаща и резной, белой же маске с серебристой каемкой, он в первое мгновение даже не понял, что перед ним стоит и даже успел занести молот. А затем маска упала с лица, и фигура сразу же приобрела чёткие, очерченные, до боли знакомые черты. — Куда делся Граф? — крикнул ему Аллен Уолкер, спрыгивая сверху (до Лави не сразу дошло, что, пребывая в своём невероятном обличии, Уолкер, кажется, летал). — Аллен? Граф? Стой… Но стоило только оглянуться, как оказалось, что ни его, ни Ноев больше не видно.
