— Соседствуют. Не сказал бы, что полностью спокойно, но Плащ умеет приспосабливаться.

И на глазах Лави Аллен, подтверждая всё ранее им сказанное, с лёгкостью перешёл в свою тёмную форму со стигматами, почерневшим шрамом, тонкой серебристой узорной нитью расползающейся на серой коже там, где должна быть чистая сила. А затем на плечи лёг лёгкий, серебрящий плащ с черным плывущим узором.

Лави кивнул, понимая как никогда ясно: ошибки не было, и если Шут и Тёмная сущность могут так сживаться в одном теле, то Сердце вполне может оказаться Ноем.

Комментарий к Глава 52. По душам о душах. Часть 2. *А вас интересовало раньше, чью память или память о чём несут Нои? Да это интересная фраза.

(П/Б) Я не могу спокойно смотреть на Сердце в мужском роде, поэтому исправляю на средний. Не знаю, насколько это логично и правильно в рамках данного фика, но для меня это порой сравнимо с «какая у вас тюль красивая». Так что если претензии/вопросы по этому поводу, то ко мне. Да простит меня автор о:

П.А. Для меня Сердце – это имя мужчины. Я пишу о Хелеосе. Бывают и клички женского рода, из-за которых мужчин не начинают звать по роду клички, если это не оскорбление. Если индейца зовут Разящая Стрела, его не начинают звать в женском роде. Ну, это то, как вижу ситуацию я и почему так пишу.

====== Глава 53. Тишь да гладь. ======

Тикки не видел его уже два дня. Целых два дня. Целых два дня он отсутствовал на Ковчеге и нервничал. Нет, он не мог в открытую признать, что боялся за Аллена. Аллен был Ноем, и никто не причинил бы ему вреда здесь, но Уолкер оставался упорным, собирался защищать своё дело: людей, экзорцистов, этот мир. Тикки был не против. Но не знал, как именно отреагируют остальные на его запросы. Далеко не все Нои были такими мирными и терпеливыми друг к другу, как это казалось со стороны. Не считая детских ссор и подколок, иногда они начинали действительно большие интриги, злобные розыгрыши, а разрушительные истерики закатывали чуть позже.

Избалованные собственной силой дети, не знающие слово «стоп», реагирующие лишь на приказы Тысячелетнего Графа по привычке, из уважения или благодаря особенной семейной магии, — неизвестно. И хотя сейчас Аллен, вспомнив предыдущую жизнь, был практически равен остальным Ноям и знал о них немало и отлично понимал, где он и с кем, поводы для волнения у Тикки были.

Он нервничал.

Аллен, вернувшийся беременным экзорцистом к Ноям, которых в порыве безумия предал в прошлом, был если не в опасности, то, по крайней мере, в очень двусмысленном положении. И как только Тикки оказался на расстоянии от Аллена, он стал тратить на размышления о нём часы и ночи. Он не был вполне уверен, сколько он думал не о нём. Кажется, пару часов отвлекался на что-то важное, но не больше, даже во время увлёкшей его беседы самые разные слова вызывали внезапные ассоциации. Хотелось поскорее вернуться обратно, в Ковчег, убедиться, что с Алленом всё в порядке, он потихоньку разгребает свои дела, строит козни за спинами старших Ноев, подбивает близких встать на одну с ним сторону. И ждёт, когда же наконец родится этот таинственный ребёнок.

Тикки беспокоил и ребёнок. Ещё не родившийся ребёнок уже беспокоил его, и это сбивало с толку. Прежде Тикки не задумывался о том, что существо, ещё не умеющее дышать своими лёгкими (а сформировались ли сейчас уже его лёгкие? Тикки, слабо знакомый с анатомией детей и детей обязанных жизнью чистой силе, считал, что нет), может принести столько тревоги.

Но это было то, что игнорировать было уже нереально. То есть Аллен ходил в том же месте, что и Тикки, попадаясь ему на глаза каждый день со своим животом. И при этом не выказывал особенного недовольства, иногда, правда психовал, вёл себя слишком резко, напряжённо или расслаблено. Впрочем, неадекватное состояние сейчас было для него нормой.

Только этот ребёнок…

Ной был полон размышлений и сомнений. Если это и впрямь Сердце, что будет после его рождения? Позволит ли Граф и впрямь появиться на свет своей самой большой угрозе и своему главному врагу?

Когда Аллена не было рядом, когда он был в Ордене, не думать об этом было гораздо проще. Не было ни единого способа, которым Тикки мог бы выяснить, что это за ребёнок и как с ним управляться.

Он не умел смотреть в будущее

Он даже перед собой частенько не замечал очевидного.

Его ли это вообще ребёнок? Пока Граф не озвучивал этот вопрос, он не казался столь мучительно важным, как сейчас. Сейчас Тикки Микк был полон сомнений.

Как Аллен мог жить с этим сам? Или в Ордене он был слишком занят другими занятиями? Тикки вот отвлечься так не сумел, хотя и старался. И сделал умный вывод: теперь он постоянно будет держаться рядом с этим несносным, наглым, пузатым созданием до тех пор, пока оно не перестанет быть пузатым.

По крайней мере, ему повезло, и Аллен, по данным работающего с Графом Майтры, сейчас был в своих комнатах, отсыпался. Первый раз с отъезда любовника. Вроде ещё вчера с ног валился, а уснуть не мог, нервничал всё и опасался кого-то, а сегодня успокоился. Раньше он обычно успокаивался и отсыпался именно в объятиях Тикки. А в эти дни, что они провели вместе, он даже спал каждую ночь, не больше шести часов, но было очевидно, что его вечная бодрость постепенно сходит на нет. Майтра даже пошутил пару раз о том, что теперь Аллен впадёт в спячку до самого решающего дня.

Или же он не шутил. Тикки редко удавалось уловить интонации Тринадцатого.

Дверь в комнату Аллена отворилась после лёгкого нажатия на ручку, и, заглянув внутрь, Тикки вздохнул и усмехнулся. Он напридумывал поводов для ревности, так как Аллен смог заснуть с кем-то, кроме него. Но даже не догадывался, что реальных поводов будет целых два. С двух сторон от спящего на спине посреди большой кровати Аллена валялись никто иные как Узы. Самые настырные преследователи, которым было очень-очень любопытно всё, что касалось беременного Аллена. Собственно сама мысль о беременности, да ещё и беременности молодого парня вызывала у них довольно бурные эмоции. Первое время Аллен относился к их энтузиазму и преследованию с изрядной долей неодобрения и настороженности. Но потом, вроде бы, привык. И даже начал принимать их. И, видно, теперь чувствовал себя в их окружении в достаточной безопасности.

Тикки не знал, кто регулировал этот «счётчик опасности»: Аллен или его чистая сила, или они оба, но ему не нравилось, что эти двое заняли места подле его Малыша.

И в то же время он понимал, это, несомненно, хорошо и пойдёт им обоим на пользу.

А сам Малыш был удивительно замечательным, без одеяла, в светлых пижамных штанах и задравшейся футболке с растянутым горлом, оголяющей как и аккуратный животик, на который нельзя было смотреть без умиления и страха, так и светлое, угловатое плечо со спадающими на него белоснежными прядями. Так и хотелось дотронуться до него, оголяя тонкую шею и розоватые, видимо, от жары щёки. Светлая, тонкая кожа подростка вызывала желание прикоснуться к ней и поцеловать, целовать везде, где она оголена: шею, плечи, грудь, живот – особенно тщательно живот в надежде, что растущее там создание откликнется, – а потом перейти к аккуратным тонким стопам, которые так и напрашивались на хороший массаж. Юноша сейчас носил на своих ногах не только себя, но и ещё кое-кого…

И все эти мысли, вся эта ситуация… Тикки никогда прежде не ощущал настолько сильного желания обнимать, целовать, холить и лелеять человека, который носит его (он не будет сомневаться) ребёнка. Это было словно большое чудо, и это чудо не хотелось выпускать из рук. Руки сводил спазм, и так хотелось шагнуть вперёд…

Джасдеро в своей длинной рубашке и коротеньких свободных шортиках заворочался, привлекая к себе внимание, и открыл свой жёлтый, подведённый чёрным глаз.

— Вы хоть когда-нибудь смываете с себя всю эту краску? — шёпотом поинтересовался Тикки, осторожно присаживаясь на край.

Блондин улыбнулся и попытался кивнуть, утыкаясь носом в подушку.