Но приходилось признавать, что голем был полезным, особенно ясно это стало после того, как состоялась встреча с интересующей их матерью ребёнка. Самого мальчишки нигде вокруг видно не было, а солнце уже катилось к зениту.

Тогда он наконец-то сумел как следует познакомиться с Бахит, с которой до этого общался лишь Лави. Сухопарая женщина средних лет встретила его не очень дружелюбно, настороженно, затем вспомнила и сразу же смягчилась, засуетилась, стала болтать слишком быстро и непонятно для затрудняющегося перевести всё это голема, но он продолжал стараться, всё время посматривая на карман, скрывающий таинственные пластины, и Юу стало действительно интересно, что это такое. Женщина продолжала суетиться, особенно когда узнала, что Юу пришёл, интересуясь её сыном и его рисунками. Она всё что-то сокрушалась, жаловалась, просила прощения и заламывала руки, приглашала за стол, угощала, снова просила прощения и едва не рыдала.

Не слишком хорошая реакция.

Этого было слишком много для пары дней: сначала ненормальный Мояши, потом эта странная женщина. Если бы они говорили на одном языке, он бы точно дал понять, что думает, и узнал бы, что к чему. Но, имея под рукой лишь голема и возможность корявого выражения своих мыслей, опасался, что что-то не так понял. Или его не так поймут, тоже вариант.

В любом случае женщина, по крайней мере, умела читать. И пытаться говорить с ней Юу не приходилось, он лишь диктовал фразы голему, а тот высвечивал перевод. А Бахит отвечала.

Не то чтобы женщина была очень разговорчива. Но она давно не имела никаких гостей и всё время сокрушалась тому, что не может принять Юу как полагается.

Дом её выглядел весьма жалко и требовал давно ремонта, жила она одна с ребёнком и без мужа, на окраине деревни. На расспросы о самом поселении отвечала слишком торопливо, будто знала, что у голема проблемы, и он вот-вот начнёт дымиться, если её вот прямо сейчас не заткнуть.

Вот так сразу пытаться объяснить, что подозревает в её сыне возможного синхронизировавшегося и теперь его должен забрать, Юу говорить не стал. И удивляться тому, что мальчишка не показался в доме и рядом ни разу до самого наступления сумерек, не стал. Точнее, не стал показывать удивления и неприятных подозрений.

Когда он спросил про отца мальчика, женщина запаниковала, но отделалась парой фраз о его смерти. И так как она почти плакала уже, Юу не стал настаивать на большем и даже попросил прощения. Проще, когда тебя не понимают, а лишь переводит голем, тем более извинения были не совсем искренние. Искренне ему хотелось припереть эту Бахит к стене и узнать, что именно она скрывает и чего так старательно избегает.

Лави бы сюда. И его чудесные выводы, соображать по поводу того, что думают люди, у него в последнее время получалось всё лучше и лучше. Вместе с этим открылось, что Лави не лучшего мнения о людях и особо их никогда не любил.

В ученике книжника были свои нехорошие стороны, что он старательно скрывал.

А от Юу почему-то скрывать не посчитал нужным. Таинственно напоминало историю с Алмой, который незаметно и непостижимо для Канды умудрился стать его другом. Да ещё и так, что и сам Юу стал считать его своим другом.

А теперь ситуация с рыжим наглецом.

О котором он слишком часто вспоминал во время путешествия. А ведь направился отдохнуть от него, они бродили по этим горам и далям три или даже четыре месяца, Канде нужно было отдохнуть от навязчивой компании!

Но в компании Бахит Юу раздражался отсутствием Лави.

И едва смог узнать до прихода мальчика его имя - Неру.

Разрешения на возможность поговорить с ним и узнать про рисунки он тоже получил. И опять у него просили прощения за что-то. За рисунки, быть может. Ну да, если мальчишка рисует будущее, не могли ли принять его силу как нечто злое в этих краях?

Пытаться объяснить большее он не стал. Лишь пошёл на улицу встречать мальчика, также перед уходом сообразив, что здесь совершено не принято, чтобы мужчина-гость оставался в доме женщины без мужчины на ночь и не протестовал против этого. Это-то как раз было самым понятным во всей этой истории.

Неру вернулся уже ночью, в той же старой и подранной одежде, что и в прошлый раз, и со своими рисунками. И выглядел действительно удивлённым, когда увидел Юу. Испугался, попятившись и начиная показывать что-то свободной рукой и бледнеть.

Юу никогда не был хорош в успокоении детей. Особенно тех детей, которых он сам же и напугал уже одним своим появлением. Но, видно, его безразличие и спокойные попытки достучаться до идиота всё же подействовали именно так, как он и желал.

А вот голем был рад распознать некоторое понимание жестов ребёнка, о чём тут же сообщил и выжидающе завис.

Пришлось идти на уступки и платить за услуги, скармливая очередную платину.

Не зря. Голем оказался не заменим в общении с мальчишкой хотя бы тем, что полностью завоевал всё его внимание, заставляя Неру забыть о возможной опасности. Голем даже дался в руки мальчишке, хотя своему новому кормильцу не давался. И вообще, кажется, не был против того, чтобы его щупали дети. Может быть, дело было в том, что Неру был восхищенным ребёнком?

Контакт установлен.

На большее полностью вымотанного непривычной работой Канды не хватило. Он договорился завтра с самого утра встретить мальчика и снова дать ему поиграть и потискать голема. О том, что он собирался расспросить о рисунках, упоминать не стал, не желая пугать мальчишку. И к тому же Юу устал выговаривать странные слова на другом языке, а мальчик действительно не умел читать. И учить его никто не собирался, конечно же.

Канда был доволен и раздражён в некоторой степени.

А следующие два дня Юу пришлось потратить на установление доверительных отношений с мальчиком. Он понятия не имел, почему не схватил его за шкирку и не отволок во врата…

Ах, да, он же обещал Уолкеру, что не вернётся в ближайшие три дня.

А к концу этого срока Юу уверился, что может забрать ребёнка, не прибегая к насильственным методам. Хотя бы просто рассказывая о других городах, людях, о чёрном Ордене и потихоньку, понемногу про экзорцистов.

Он не был уверен, что мальчик понимает всё правильно. Судя по некоторым гримасам, его произношение было отвратительным. Но когда Неру задавал вопросы, в основном показывая их жестами, получалось, что суть он улавливает верно. И даже часто думал в нужном направлении, заинтригованный миром за пределами хорошо известного ему леса и поселения.

А какой ребёнок не заинтересуется? Особенно вынужденный жить на отшибе, без друзей и знакомых, с матерью, что стыдится его и не понимает.

За эти два дня мальчишка так ни разу ничего и не нарисовал. На эти два дня Юу позволил забыть себе, что здесь рядом ещё обитает кто-то, мать мальчишки ходила в поселение работать, но больше никакой связи не поддерживала. И действительно выглядела изгоем.

На третий день начались проблемы с матерью. Она чувствовала что-то нехорошее, и, когда Канда попытался объяснить про рисунки и про помощь, в которой может нуждаться мальчик, женщина тут же начала протестовать и кричать, чтобы он не касался ребёнка и ничего не делал. Это её грех, вроде, и она должна сама за него расплатиться. И что она найдёт к нему подход, воспитает правильно. Юу пытался втолковать, что ничего такого не нужно, женщина не желала слушать и читать.

Обстановка накалялась.

Зато Канда спросил про рисунки. Как давно мальчишка рисует их, и тот, не показывая цифр, объяснил, как умел, — сколько себя помнит, столько и рисует. Нехотя поделился тем, что его рисовать никто не хотел учить. Его рисунки никому никогда не нравились. Люди называли их плохими. Требовали, чтобы он рисовал то, что находится перед ним. И либо он рисовал ужасно, либо рисовал не совсем то. Он не знал, почему так рисует. Понятия не имел, но людям не нравилось. К вечеру того же дня мальчик показал Юу рисунки. Просто вытащил несколько из середины стопки и сообщил, что вынужден спать и ходить с ними постоянно, потому что иначе мать бы их сожгла. Уже делала так. И люди у него отбирали и сжигали или рвали рисунки. Он придумывал тайники, но сам забыл место, где спрятал.