— Да уж. Вот знал бы я в свои трудные несчастные годы о том, как легко можно моего учителя подкосить безобидной темой, я бы нашёл, где это применить!
— Я бы сбежал от тебя ещё скорее без оглядки, а в наказание натравил на тучи акума и толпу жаждущих моей крови кредиторов, — честно ответил Кросс.
А Аллен продолжал гнуть свою линию.
— Я даже слышал, ты рухнул в обморок, когда узнал про мою беременность!
— Я перепил, — Кросс явно демонстрировал, признание в какой именно слабости он считает менее позорным.
Аллен же, выигрывавший с этой стороны во всех позициях, так как сам был беременным и наслушался разного на этот счёт и до, и после, и особенно во время второй беременности, даже не показывал больше признаков смущения. Особенно сейчас, когда дети больше были не в нём и вызывали в основном радость, а не дискомфорт, переживания, гормональные бури и прочие ужасы.
Нет, он переживал и сейчас, но…
Но он уже успел сказать своё веское слово всем, кто говорил о нём и его беременности неосторожно. И тем, кто после этого стал называть его защитной мамочкой тоже. И тем, кто пытался вякать о девке, пытающейся выдать себя за мужика методом кулака, тоже получали. Эксклюзивно для них Аллен не бил кулаком. Нет. Когтями. Пробитые насквозь руки это неприятно — он ещё со времён первой, неудачной встречи с Роад это осознал и теперь вовсю пользовался широтой собственных познаний.
Зато женская половина в те времена истекала слюнями и не затыкалась ни на мгновение. Пока однажды в Орден не заявился Тики и чуть не разрушил шаткое перемирие.
Да, бурная молодость.
— Я знаю, что ты не способен сделать это, Мариан, — категорично заявил Уолкер. — И твой цирк никого не обманет. Давай, признайся, тебя смуща-а-ает беременный я.
— Ещё бы. Я то ждал переродившего друга детства! — патетично взмахнул рукой Кросс.
— Друг детства? А нас так можно назвать? — Аллену ничего не стоило перебить великую речь. Собственно, он только получал удовольствие от своих действий. И он обернулся к Эвану за уточнением. Тот, уже пристроившись на очищенном от грибов и листвы пне, только пожал плечами.
— Ему тогда было… десять? Да, это детская дружба.
— Он на семь лет был моложе меня, если что.
— И меня тоже, если что, — фыркнул Эван. — И не на семь, а на шесть. И ему было двенадцать. А тебе… ты как раз готовился к эпическому пробуждению.
— Вот уж если тут было чьё-то эпическое пробуждение, так это твоё! Удивительно, как я не поседел, пока ты валялся подыхал!
Аллен до сих пор с ужасом вспоминал себя в прошлой жизни, узнавшего впервые, что такое пробуждение генов. Узнавшего на практическом и очень неудачном примере. Ему было семь лет. Мане было семь лет. И гены Маны вдруг решили пробудиться и сделать его Четырнадцатым. И мало того, что тело ребёнка было не способно справиться, так ещё и дар у Четырнадцатого должен был быть препаршивейшим. Вот как раз с тех ещё пор Аллен не шибко любил эрозию и был очень рад, что в этой жизни чистая сила не давала тёмной способности разгуляться.
Но тогда эрозия была у Маны. И она его медленно и уверенно убивала каждую новую минуту. Несмотря на то, что Нои пытались не подпустить Неа близко даже к комнате страдающего брата, он отлично понимал – сами Нои ничего не смогут сделать.
Аллен до сих пор понятия не имел, как они тогда с Маной сумели обменяться сущностями. Или не сущностями, но полномочиями их тёмных сущностей. Может, и впрямь оттого, что были близкими кровными братьями, родившимися с разницей в какие-то минут сорок-пятьдесят?
— Было больно, — развёл руками Эван.
И судя по тому, что Аллен помнил, судя по тому, что пришлось испытать семилетнему Мане, судя по тому, что испытал сам Аллен, - тогда бывший Неа, – когда увидел больного Ману…
Больно — было очень слабым словом.
Как после этого Мана умудрялся так хорошо относиться к Ноям, которые ничего не сделали и чьи гены во всём были виноваты, Аллен не понимал и по сей день. А тогда он ещё и ненавидел их.
И Нои видели, что их ненавидят из-за Маны.
Ну, это было не самой симпатичной схемой построения отношений с роднёй, и на её фоне безумие, в котором Аллен начал нападать, для остальных вполне могло выглядеть естественно.
Аллен с досадой сплюнул. Как раз в сторону оскорблённого Кросса. К счастью, не попал ему на чистый ботинок, а то бы точно этим самым ботинком по лбу бы и получил.
— О чём ты говорил? — а это было похоже на что-то из рубрики «и кстати о Мариане». Совершенно нормальное поведение для Неа в годы его юности.
Будто у него были годы чего-то, кроме юности.
Будто гены дали ему хоть одну возможность вырасти и возмужать как следует! Гены дали ему лишь возможность застрять в раннем юношестве. А затем ещё и чистая сила решила подойти, подмигнуть и сначала превратить его в машину для убийств, повысить брутальность, а потом… да, потом раскрыть глаза на его ориентацию да ещё и заставить забеременеть. И если против Тики он ничего не имел (а кто бы имел? Шерил был прав, сексуальность и красивое личико у этого Ноя были одним из самых великих достоинств, но были и другие), то против беременности кое-что мог сказать. И говорил. Часто.
— О том, что вообще-то ждал пробудившегося Четырнадцатого. Безумца, изворотливого, хитрющего тихушника. Кого угодно! Но я ждал Неа Уолкера, а не девки!
— Значит, моя семья таки не даёт покоя… Ай-яй-яй. Это не оттого ли, что Рия тебе чуть все патлы не повыдёргивала? Так её просто удивил цвет. Она и Лави, когда увидела, в восторг пришла. Слава её интересам, не заинтересовалась шевелюрой Канды. Не знаю, что бы он и я в ответ сделали бы.
— То, что так любит Рия, — устроили бы потасовку. — Эван улыбался. — Может, сказать ей, как это устроить?
— Куда эти двое от вас делись-то? — вот тут заинтересовался Кросс.
— Ты сам сказал: о делах мы не говорим, — мотнул головой Аллен, дёргая Эвана за руку и заставляя подняться на ноги и продолжить путь. — Пошли, тут недалеко речка, там и прохладнее, и веселее.
— Что я здесь делаю с людьми с подобным представлением о веселье? — только и закатил глаза Кросс. — Почему я здесь?
— Потому что я позвал, а у тебя до сих пор привычка? Или ты устал от своих попоек и разврата? Хотя, чего это я путаю? Ты, уставший от разврата, - это нечто невиданное. Я признаю, что, глядя на меня, можно начать завидовать…
— Чему? Союзу с собственным братом?
— Ей! Братья мы только по Семье Ноя! Не путай понятия! Вообще возможно, что там, давным-давно это было нормой. К тому же наш «брат», «сестра» всё равно, что обозначение члена семьи. И почему сегодня я так много оправдываюсь? — Аллен с хрустом отломил сухую ветвь с рядом стоящего куста и разозлено махнул ей на манер дирижёра. — И, кстати, не ты ли не желал говорить о наших отношениях и сам вдруг начал говорить? Эй, Генерал Мариан Кросс, а не для самоутверждения и всё большего заблуждения вы так любите женский пол? Быть может, это… отрицание?
— Аллен. Не смешно! Особенно когда ты говоришь это с рожей моего ученика.
— Никто не заставлял тебя быть таким жутким учителем! Это месть! — рассмеялся Аллен, обходя обросший мхом валун и приостанавливаясь перед покатым спуском, пытаясь определить, идут ли они вообще в правильном направлении или же нет. Заблудиться здесь было невозможно, но и топографический кретинизм ещё не придумали, как лечить.
— Мы точно не потерялись? — наконец растеряно выдавил он.
Эван за спиной выдохнул, пробормотал себе под нос что-то о прежних временах, видно, вспомнил, как однажды выводил из лесу загулявшего Неа, а потом ещё раз уже не из леса. И ещё много-много раз. Сам он вышел вперёд, уверенно начиная спускаться.
— Ты уверен?
— Только ты можешь заблудиться в двух булыжниках, — беззлобно возмутился Мелтон.
— Уверен, пьяный кое-кто тоже мог бы.
— Ты часто видел меня настолько пьяным?
— Учитель, — пропел Аллен особым голосом, — вы даже не представляете, что я у вас там успел повидать, включая вас. В каких только ситуациях, позах и в чьей компании. Ты в курсе, что полностью растоптал мою нежную детскую психику? И что именно из-за тебя я стал смотреть на женщин с опасением? И что из-за тебя я подумал, что отношения с женщинами это не для меня? Одно только не так не от вас я узнал об отношениях между муж… а где Эван?
