— Так я там не один был, мы с Тики. Только ни слова своему дражайшему папочке об этом. Тики приходится о своей репутации заботиться, потому что, видите ли, он пользы Семье не приносит. Что-то я вообще не вижу Ноев, что пользу бы приносили. Уж не в обиду тебе будет сказано, Роад, но ты тоже довольно… Агрх, не важно!

Аллен схватил было первый попавшийся в руку предмет, чтобы швырнуть его в окно, но это оказалось чучело совы. Красивое такое, выразительное чучело с выпуклыми, будто в удивлении глазами и встопорщившимися на крыльях перьями. Аллен уставился на него, на эту искусственную копию, и совершенно новая мысль пришла в его голову. Как раз та, которая и позволила ему отвлечься.

— Роад. А акума? То, из чего они состоят, это что?

— Ну… Тёмная материя, из неё сооружается скелет-ловушка, в которую захлопывается пойманная душа. И, конечно же, для создания нужна трагедия, то есть жертва, то есть человек, что призовёт душу в мир живых. И тогда Граф ловит её, — довольно откровенно ответила Мечта.

Она была уверена, что Аллен и раньше слышал подобное и не понимала смысл вопроса.

— Душа, да? Значит, душа есть?

— Конечно.

— И она живёт после смерти.

Ах, да, вечный вопрос людей, вопрос о смерти, о их собственной смертности, если быть точнее.

— И что тогда с ней происходит? Это Граф тоже знает? И Нои?

— Граф знает больше. Но… — Роад сложила ладошки домиком, не решаясь ничего сказать. — Я не могу полностью ответить на вопрос. Но после смерти душа человека отправляется в место, так или иначе находящееся рядом с нашим миром. И тогда она ещё, вроде как, может вернуться. Да. Уходит не на определённый срок, как бывает, пишут, а до тех пор, пока есть люди, помнящие о ней среди живых. То есть не только помнящие, но и скорбящие, так сказать. А потом эти души уходят дальше. Куда — не знаю. Может быть, Граф знает, но кто может это гарантировать?

— Никто, — кивнул Аллен. — Кроме самого Графа. А что это за место, где находятся души? И Граф только оттуда их может вызвать, да?

— Да. Только оттуда. Может быть, они уходят в рай или ад. Или отправляются на реинкарнацию, а из живого тела душу не вызвать для акума, понимаешь? А с чего ты вообще задался этим вопросом? Тебя беспокоят акума?

— Обычно нет, просто сегодня вдруг подумал. Граф, он же столько живёт и такими вещами занимается! — Аллен упал на кровать, наклоняя голову на бок. — А я как-то мимо всего этого прохожу. Вот у Ноев, у них ведь есть души? Или они вытесняются тёмной сущностью вашей, которая пробуждается?

— У нас есть души, но обычно мы это не афишируем. Иначе кто-нибудь догадается искать нас ещё до пробуждения. Не хотелось бы такого переполоха. Но они не вполне человеческие. И спят до пробуждения. Большинство Ноев можно назвать заурядными и управляемыми до того, как они пробудились. Потому что они спят ещё самой своей главной частичкой. Знаешь, Аллен, это всё же такой интересный вопрос. Я даже немного рада, что ты его задал.

— А я рад, что ты решила на него ответить, — улыбнулся мальчик, устраиваясь среди подушек поудобнее. Всё равно встреча Камелота продлится ещё часа три точно, и делать нечего – ему придётся сидеть в комнате до самого её окончания. Шерил называл это справедливым наказанием. Аллен считал это произволом.

Аллен знал, что члены Семьи Ноя могут быть странными. Ни Узы, ни Гнев, ни Мечту, ни даже Алчность нельзя было назвать обычными. Но Ной, к которому его вели сейчас...

— Он экстраординарен.

— Очень странный.

— Невозможный.

— Психопат… только тшш, я этого не говорила!

Аллен слышал за прошедшие два дня об этом Ное немногое. Но эти отрывочные фразы заставляли задуматься. Да и ещё был тревожный факт.

— Ной пробудился два месяца назад, но до этого дня я его не видел и почти не слышал, это почему так? — поинтересовался Аллен.

— Это потому что Тринадцатый Ной необычный! — подняв палец к потолку, провозгласил Джасдеро.

— Ага, это я уже слышал, а подробнее?

— После пробуждения он уединяется… так, Дебитто, хватит ржать, пошлое ты создание! Уединяется на два месяца, для того чтобы стабилизировать свой дар с нынешним положением Семьи и всё такое. Чтобы порыться в бумагах, добыть себе память о прошлых поколениях, они что-то с Мудростью такое приспособили. Ну и конкретно, что он делает, никто не знает. Но не беспокоит его в это время вообще…

Они только подошли к закрытой двери. Доносящиеся из-за нее голоса заставили замереть троих подростков, и Узам пришлось зажимать рты, чтобы не ржать в слух.

Аллен смеяться не хотел. Он хотел срочно стать глухим, только бы не слышать того резкого, молодого голоса, доносящегося из комнаты и разливающегося такой… птичкой-матершинницей, что уши сворачивались в трубочку и грозили в любое мгновение отвалиться.

— … А я сказал НЕТ, **** Граф! Можете взять и ***** в ****** свои ****** аргументы! Понятно? Или я тут зря глотку рву в девятитысячный, юбилейный *** раз? Я не буду заниматься очередным вашим **** геморроем! Даже если вы мне…

Договорить Тринадцатому не дала распахнувшая дверь и Узы, втолкнувшие опешившего Аллена внутрь и замершие на пороге большой… и, видно, когда-то очень милой гостиной. Среди обломков и устроенного бедлама сейчас ничего разглядеть было нельзя.

— А это ещё что? — обернулся к Графу молодой Ной. Очень потрёпанному Графу. Графу в человеческом обличии, в перьях и пухе, и… и… Аллен не мог на это смотреть.

И он смотрел на другого, на нового Ноя. На вид этак двадцати пяти – семи лет, в широком кожаном плаще, опять же кожаных штанах и кофте, в довольно свободных, не позволяющих особенно разглядеть фигуру Тринадцатого. По локоть руки скрывали длинные перчатки, а капюшон сверху сливался со странной, невыразительной маской. И сказать много о внешности Ноя было невозможно.

— Что это за кракозябра мелкая? — голос у Ноя был хорошо поставленным.

— Я не мелкий!

— Майтра, это сын Маны! — едва ли не во всю глотку проорал Граф, заламывая руки (психика Аллена беспощадно трещала по швам), и челюсть Тринадцатого со щелчком захлопнулась.

— Да вы брешите? — оборачиваясь к Графу и почему-то стягивая с себя перчатки и обнажая смуглую, мозолистую кожу длинных и узких ладоней, проговорил Ной. А затем дёрнул маску и отбросил в сторону. Он действительно был молод, с недельной щетиной, глубокими синяками вокруг слезящихся, воспалённых глаз, впалыми щёками и острым выступающим вперёд подбородком.

И когда он сосредоточил своё внимание на Аллене, тому стало не по себе.

— Маны, значит, да? — Тринадцатый провёл длинным когтем по губе. — Значит, кто-то его нашёл всё-таки. После смерти!

— Твоя интуиция как всегда…

— Это не интуиция, это точное знание, с каким долбо… кто такой Глава Семьи Ноя! Вот! — Майтра вновь вернулся к Аллену, присаживаясь перед ним на корточки так, что его голова оказалась даже немного ниже головы мальчика. При этом Майтра всё задумчиво что-то пережёвывал и крутил между пальцами странный шарик на цепочке. Возможно, от нервов.

Аллен искренне надеялся на это. А то мало ли, это Нои. Может быть, этот шарик может уничтожить пару городов или утихомирить Узы? Стоп, Узы утихомирятся от одних слов этого типа, тогда зачем ещё и шарик?

— И мордаха у него миленькая, глаза умные, за… — Майтра оглянулся на Графа, вздохнул. — Охрененно, мой милый малыш! Но мой длинный язык мне придётся прикусить при общении с тобой. Говорят, мой… мой лексикон, в общем-то, он типа… ну, вредит детской психике. Конечно, они завидуют, потому что не помнят или не знают половину языков…

Тринадцатый обвёл Ноев очень страшным взглядом.

Аллен мог бы заметить, что его психика уже повреждена хотя бы потому, что он общался с Узами. И Графом. И бранные слова не были для него новыми, а вот языки… там было пара экспрессивных выражений, которые он не понял. Это был другой язык?

— Это Майтра, Аллен. Наш Тринадцатый. И он в ближайшие пару недель..