Гибрид и Элайджа сцепляются взглядами и кивают друг другу с каким-то вызовом. Элайджа разминает пальцы, что готов напасть на брата. Клаус передергивает плечами, зная, что если с беременной Кетрин что-то случится, то брат размажет его кровью по стене при первом удобном случае.

Клаус хмыкает беззвучно отстраняясь от Кетрин и вновь обнимает молоденьких девушек за их плечи. В комнате искрит, и напряжение, кажется, столь ощутимым, что буквально звенит. Наверное, это будет забавно.

— Клаус!

Голос Хейли слышан по всему особняку и вошедшая, в гостиную Маршалл видит пьяную компанию из друзей Клауса и самого гибрида в окружении девушек и крови.

— О, чудесно, мой не слишком любящий старший брат, со своей женой стервой, а теперь и моя бывшая на одну ночь, какое прекрасное обычное семейное собрание. Где Ребекка? Ее не хватает, - Клаус оказывается рядом с Хейли и целует ее в щеку и Маршалл противно.

— Отвали! - Хейли отталкивает гибрида. — Хорошо, что Хоуп осталась у друзей, а ведь она не забыла о твоем дне рождении и готовила для тебя подарок!

Элайджа оказывается рядом с Кетрин и помогает ей подняться. Он прижимает к себе жену, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Кетрин обвивает своими руками его шею и прижимает к нему. Она понимает, что Клаус в таком состоянии мог навредить ей или ребенку. Это понимает и Элайджа. Он нежно смотрит на нее и касается ее руки. И смотря на них, Хейли действительно завидует тому, как Элайджа беспокоится о Кетрин. С первого дня как Хейли увидела Элайджу, то почувствовала к нему — всё. И все то время, он не мог сказать ей о своих чувствах к ней. Хейли все понимала, что Элайджа не из тех мужчин кто говорят, что они чувствуют, но Джексон такой. Элайджа не говорил о своих чувствах, до появления в его жизни Кетрин, с ней он счастлив и не скрывает своих чувств к ней, кажется, что с ней он счастлив. Кажется, что с Джексоном Хейли смогла быть счастливой, а она хочет быть счастлива. Так что, чтобы она не хотела сказать сейчас, она промолчит.

— Я забираю Катерину домой! - не сдержав свой гнев выкрикнул первородный.

— Что? - возмущенно прошипела Кетрин.

— Катерина забирает меня домой, - взглянув на жену отвечает Майклосн.

Кетрин опирается о его плечо, выводит его из гостиной. Она все еще тяжело вздыхает, пытаясь не дышать алкоголем и успокоиться. У нее это выходит лишь потому что с ней рядом Элайджа.

Клаус не намерен останавливать вечеринку. Сейчас ему наплевать. Он громко хлопает в ладоши и издает рык, при этом обнимая девушек. Он намерен переместить вечеринку на улицу. Весь Новый Орлеан должен знать, что король празднует.

Новый Орлеан. Сейчас.

Пирс улыбается, отвешивая тяжелую ткань штор и тем самым давая солнечному свету проникнуть в комнату Нади. Ведьма отворачивается, набрасывая на себя одеяло. Надя не спала до пяти утра, ведь Ричард не мог успокоится, и уснуть из-за болей в животике. Естественно она волновалась о своём сыне.

— Ричард не мог уснуть, и...

Кетрин улыбается, смотря на дочь.

— Я знаю, и я привезла лекарство, которое сделала Эддисон. Так что сейчас Ричард совершенно спокоен и Джаспер увез в наш особняк. Думаю, сегодня Джаспер и твой отец сдружаться.

— Стоп? Что ты сказала? - Надя подпрыгивает на постели и схватив соседнюю подушку швыряет ее в мать.

— Если бы это была бутылка виски, то я сочла бы это за оскорбление, - Кетрин ловит подушку и прикусывает губу.

— Ты оставила Николину с отцом? Зная твою паранойю, - Надя потягивается, пытаясь встать с постели, но после бессонной ночи перед ее глазами все расплывается.

— Объявляю день матерей и отцов, - Кетрин подходит к дочери и садиться на постель рядом с ней. — Я проведу этот день с тобой, и тебя ждет встреча с Бруком. Мне нужен был выходной после всей этой истории с Рейтией, и я не успокоюсь, пока не сожгу эту ведьму.

— Спасибо, мам, - слышала имя " Брук." Надя улыбается и кладет голову на плечо матери. — Я разговаривала с Рейтией, и она не тронет нашу семью. Я это обещаю. Это из-за меня произошла вся эта история с твоей беременностью.

— Я уже и забыла, - улыбается Пирс обнимая дочь. — Собирайся.

Пока Надя готовилась к поездки Пирс зажмурила свои глаза, вспоминая вчерашнюю ночь и разговор с мужем.

Кетрин и Элайджа. -

Параноик. Зацикленная на защите дочери и семьи. Такой стала Кетрин Пирс. Появление новорожденной малышки лишь усугубило ее паранойю. Она не отходила от малышки ни на шаг и не подпускала даже самых доверенных слуг. Она не спала. Она не пила кровь. Она забыла обо всем. Для нее существовала только дочь. Николина сейчас для нее мир. К ней боялись подходить даже Ая и Кейтлин, не говоря об Эддисон, которая, еле увернулась от летящей в ее вазы, тогда Элайджа понял, что пришло время ему вмешаться.

Он тяжело дышит, опускается в кресло. Элайджа не мог наблюдать за тем, как его жена изводит себя, но, похоже, сейчас Пирс это не волновало. Ее волновало только то, что ведьмы могут прийти за Николиной. Раздосадовано срывает с шеи галстук. Злость на самого себя переполняет первородного. Элайджа зол на себя, потому что его любимая поступает с собой так.

— Катерина…

В первые минуты Кетрин даже хотела бросить в мужа что-нибудь тяжелое, ведь он мог разбудить Николину, которая сладко спала на руках матери. Но Кетрин сдерживала такие порывы - уж слишком она любила Элайджу.

— Тише, прошу тебя.

Элайджа тут же решил подойти и жене, но Кетрин вздрагивает и не отводит взгляда от дочери.

— Как чувствуете себя, моя Катерина?

С несвойственной ему нежностью убирает пряди ее волос, а потом касается губами взмокшего лба.

— Немного устала, ваша дочь порядком измотала меня, появляясь на свет, а теперь и капризами и сегодня она мало еле, и это разозлило меня настолько, что разбила пару детских бутылочек, но это нормально. Я справлюсь.

У нее на лице столько нежности, ведь на нее руках спит ее дочь.

— Но я... - он опускает глаза, чтобы скрыть радость, сияющую в его глазах. — С момента нашей свадьбы, ни один мужчина, кроме меня, не касался твоего тела. И не коснется, если ему жизнь дорога.

— К чему этот разговор? - она нежно касается твердой щеки, прижимая ладонь к прохладной коже. — Я уже давно послала любовь к черту.

— Это неправильно, Катерина. Любовь – это величайший дар. К тому, что у моей семьи есть одна традиция, - уверенно начинает Элайджа.

Почему-то она вспоминает, их ночи, наполненные страстью. Он всегда казался жестоким и любящим. Настоящим.

— Ах, ты о том, что имя выбирает отец, но я не могла тебе позволить испортить все, - шепчет Пирс.

Он наденет массивный перстень, с геральдической лилией, на ее тоненький палец, а потом бросит взгляд на дочь - точную крошечную копию Элайджи Майклсона.

— Так ты выбрал имя? - Кетрин смотрит на перстень. — Я посмеюсь с того, насколько оно ужасное.

— Ребенка должен нарекать отец. Такое поверье издревле ходит среди моего народа, - объясняет первородный.

— Как и то, что жена должна сжечь себя, после гибели мужа, - Ребекка рассказывала Пирс о традициях. — Некоторые традиции необходимо ломать, а правила нарушать. Некоторые нужно соблюдать.

Он смотрит на жену и понимае,т насколько серьезно она говорит.

— Я возьму ее на руки?

Элайджа никогда не спрашивал, но сейчас он лишь хочет доказать своей жене, что сумеет защитить их семью. Никакие ведьмы не смогут отнять их счастье. Она видит это в его взгляде, но Кетрен Пирс понимает, что Рейтия не оставит это так. Когда плачет личная женщина Элайджи Майклсона, то он не оставит ее одну. Он к ней максимально близко и внимателен. В ответ на женские слезы не надо никуда бежать. Не надо никого спасать. Не надо никого наказывать. Обязательно окажется, что спасать и наказывать надо было совершенно наоборот. Женщину надо любить так, чтобы всем остальным мужчинам было мучительно больно, что они так не умеют.

— Я рядом…

Она всхлипывает, а ее слезы медленно капают по ее щекам. Если она плачет, то Элайджа подставит свое плечо, чтобы она могла выплакаться в него.