Ян неслышно подкрадывается. Мужчина видит его тень.

— Я всегда говорил: у баб сознание больше, чем у мужиков.

— Почему?

— Пьют меньше.

Элайджа переводит свой взор на недопитую бутылку вина. Майклсон тяжело вздыхает и всматривается в свое отражение, в водной глади.

Он убивает себя. Он истязает себя. Он губит себя, из-за любви. Он любит, ту, которая погубила его. Он поступает так с собой, потому что любит. Он поступает так со своим сердцем, потому что позволил себе полюбить.

— Ты любишь ее?

— Беречь любимую женщину, нужно в первую очередь от себя, больнее всего сделать можешь только ты. Я слишком поздно понял это.. Слишком поздно понял, что погубил ее. Я должен был спасти ее, а я погубил ее. Я должен был спасти ее… Я не спас… Я виноват перед ней, потому что я и погубил ее… Я люблю ее… Я убил Катерину…

— Не имеет смысла любить, если не имеешь намерения сделать эту любовь вечной.

Элайджа пытается понять, что он еще может исправить. Но, когда он закрывает свои глаза, то представляет только ее улыбку. Только раз в жизни он получил шанс на любовь. Он упустил этот шанс, когда убил свою любовь. Он упустил этот шанс, когда вонзил свои клыки в шею Татии. Он знал это, и гнался за любовью. Безуспешно. Существовать вечность, осознавая, что ты недостоин дара любви – это и есть наказание Майлснов. Мгновенно Элайджа оказывается рядом с Яном и смотрит ему в глаза.

— Ты возьмешь командование батальона на себя. Я доверяю тебе… Теперь ты забудешь о нашем разговоре.

Элайджа исчезает мгновенно. Элайджа возвращается в штаб, чтобы забрать спрятанное оружие с пулями из белого дуба. Перед уходом он внушает, чтобы Яну позволили командовать группой. Это меньшее, что он мог сделать перед уходом.

- - -

Кетрин молчит, когда Ян заканчивает свой рассказ. Она закрывает свое лицо руками.

Она не смотрит ему в глаза, ведь она осознает, что разрушила сама все, что у нее было, а все, что было у Кетрин Пирс – это ее жизнь. Она разрушила свою жизнь. Она сломалась. Элайджа был воздухом для нее, и Кетрин бы убила ради того, чтобы им дышать. Но, она убила его любовь к ней.

Она не может дышать, потому что Ребекка сдавливает ее горло. Ребекка мило улыбается,смотря в глаза Пирс. Ребекка услышала голоса, доносящиеся из палатки, и решила, что самое время ей вмешаться.

— Не любишь сюрпризы? Сюрприз! Получай же по заслугам.

Vendetta — мщение.

Кетрин прекрасно осознавала, что Ребекка будет мстить, за то, она сделала с ее братом. Ребекка поклялась отомстить. Месть Ребекки свершится. Ребекка готова отомстить.

— Пока я, таскаюсь по болотам, на линии фронта, ношу эти ужасные сапоги и форму, ты одета в дорогую одежду и туфли! Сука! Стерва!

— Ребекка, придумай новое оскорбление!

Ребекка громко и едко выплёвывает гадкое слово ей в лицо. Кетрин смотрит так, что она должна была уже упасть замертво или сбежать. Но она не боится ее. Кетрин насмешливо смеется ей в глаза.

— Стерва, да я стерва.

Ребекка хохочет. Кетрин смеётся. Пирс совершенно наплевать, что она думает. Ей наплевать. Абсолютно.

— Ты еще та сука… Ты разбила сердце моему брату! Vendetta… Я убью тебя!

Vendetta — мщение.

Ребекка поклялась отомстить, и она сделает это.

Ребекка говорит это спокойно, словно констатирует факт, что Кетрин умрет с минуты на минуту. Кетрин равнодушно реагирует

на слова Ребекки, ведь ей угрожали не один раз, а сотню, возможно и тысячу.

Времени не вернуть.

Ребекка отталкивает Кетрин и та оказывается на полу. Переводная тащит Кетрин за собой, но в этой схватке Кетрин не думает ей уступать. Она отталкивает вампиршу, и та оказывается на одной из постелей госпиталя. Взор Ребекки падает на деревянный табурет – идеальное оружие. Спустя секунду ножка от стула оказывается в блондинки.

Vendetta — мщение.

Ребекка готова отомстить, когда в ее руках оказывается ножка стула.

Кетрин сохраняет ледяное спокойствие. Она умирала тысячи раз на дне. Она уже давно умерла.

Времени не вернуть.

Ребекка и Кетрин понимают это.

Она сжимает в руках деревянный кол. Она готова пронзить сердце Кетрин, как она пронзила сердце ее брата.

Она готова защищаться, открывая свою сумочку, и сжимая в руках кольт. Ребекку это смешит. Ребекка сильнее и с легкостью пронзает грудную клетку обессилевшей Пирс.

Времени не вернуть.

Ребекка сделала то, что должна была сделать. Она отомстила. Отомстила без крови и выстрелов.

Руки Кетрин не слушают ее, но она дотягивается до кольта и направляет оружие ко лбу. Кетрин Пирс не намеренна умирать в одиночестве. Кетрин Пирс потянет за собой.

Vendetta — мщение.

Ребекка смотрит в ее глаза и ухмыляется ведь самодельный кол все ближе и сердцу Пирс.

Vendetta Ребекки Майклсон свершилась без крови, и она довольна результатом.

Элайджа Майклсон не может понять, что сейчас происходит в палатке. Элайджа Майклсон не может понять, почему к виску его сестры приставлен кольт, а Ребекка сжимает свои руки на деревянном коле, который пронзает грудную клетку Кетрин. Пирс трудно дышать, но она будет бороться за свою жизнь. До конца. До последней капли крови.

— Ян! Помоги мне!

Мгновенно Элайджа оказывается рядом с сестрой, и оттаскивает ее от Кетрин. Ян вытаскивает кол, но Кетрин привыкла терпеть боль. Порой ей казалось, что она не чувствует боли.

— Отпусти меня Элайджа! Я убью ее! Я убью эту суку!

Элайджа применяется силу, чтобы сдержать обезумевшую от мести сестру.

— Попробуй, Ребекка, и умрешь первая!

В руках Кетрин кольт, и она с легкостью отбрасывает сдерживающего Яна. Элайджа понимает, что ее оружие заряжено пулями из белого дуба.

— Ян, уведи мою сестру!

Элайджа сдерживает Ребекку за руки, а блондинке кажется, что ее брат переломает ей кости рук. Он подводит ее к Яну, который прижимает к себе Ребекку, выводя ее из палатки.

Элайджа решается заглянуть в обезумевшие глаза Кетрин лишь спустя минуту молчания, ведь дуло кольта касается его груди.

— Будь мужчиной. Я ударю не сильно.

Они постоянно балансировали на грани безумной любви и жгучей ненависти, но не смотря ни на что, оба понимали что созданы друг для друга и никогда не смогут противятся этому чувству.

«…В период временной оккупации территории Белорусской республики в 1941–1944 гг. немецкие изверги замучили, расстреляли, повесили, заживо сожгли и удушили в «душегубках» свыше 2200 тыс. советских граждан, в том числе стариков, женщин, детей и военнопленных, а также угнали в немецкое рабство под угрозой смерти около 380 тыс. советских граждан, из которых многие погибли в результате невыносимых условий труда, лишений, истязаний.