Она отказалась от всего.

Теперь она встречает рассвет в своем пентхаусе, пропадает до наступления темноты в городе, который никогда не спит. Из окна этого пентхауса не видно только того, что она одинока и желает только любить.

Та, кто всегда бежала и искала настоящую любовь остановилась и любовь сама нашла ее.

— Ты не попрощалась.

— Я подумала, что ты слишком занят со своей Сабриной.

— София, ушла навсегда.

— Что ж жаль, но я надеюсь ты пришел сюда не потому что твоя девушка бросила тебя, я не собираюсь заменять кого-то.

— Она попросила меня поехать с ней, но вместо этого я здесь.

— Избавь меня от подробностей, Марсель, я не хочу играть в эти игры, я наконец-то свободна и не хочу тратить ни секунды.

— Ты свободна как и я, и больше никто и никогда не скажет нам, что мы не можем быть вместе. Никогда. Так что ты хочешь делать?

Так, что она желает делать сейчас. Стать свободной? Жить для себя?

Она оставляет долгий поцелуй на его губах. Наконец, заглянув в светлые глаза напротив, Марсель мягко улыбнулся, а Ребекка тоже улыбнулась ему.

Больше нет боли и слез.

Теперь на душе легче.

Теперь вместе и никто не скажет, что им нельзя быть вместе.

Теперь, когда она перестала искать любовь, то любовь нашла ее сама.

Любовь отыскала Ребекку Майклсон.

Пришло время любить.

Две половинки соединись в единое целое.

Их объединила любовь.

*** Сан-Франциско. Калифорния. ***

Если бы не Давина Клер, то Кол Майклсон никогда бы не пожертвовал ради семьи, которой всегда было наплевать на него, но Колу не наплевать и Давина Клер делает его лучше. За столько столетий гниения в гробу, пролитой крови, жажды, ненависти и тьмы — Давина стала единственным светом в жизни Кола Майклсона. Все же идиотом, глупцом. Он всегда желал быть частью семьи, а это все отдалило его. Теперь он поступил правильно и спас племянницу, не обрек Фрею жить без магии. Он поступил правильно и теперь, стоя в ювелирной лавке он протягивает бриллиант пожилому человеку. Теперь он не разделяет на черных и белых, бедных и богатых, ведь в любви нет деления. Давина полюбила его черную душу, а он принял свет ее души. Сперва Кол полюбил ее внешность, но затем полюбил ее душу. Одно ее объятье может подарить ему тепло и счастье. Теперь он намерен связать себя с ней куда более серьезными и крепкими узами — узами брака, если она согласиться. Теперь вместе с Давиной навсегда. Если раньше он был скорее бунтующем подростком, тем, кто убивал и мог слушать Nirvana или другую. Сейчас он решил меняться ради любви. Он принял решение взять в жены Давину Клер. Принять решение — полностью в его власти, ну, а пока он будет молчать. Пока Давину Клер ждет сюрприз. Кол заберет ее с собой на веки вечные. Пока он возвращается к ней.

— Я хочу, чтобы вы сделали из этого ожерелье, серьги и одно огромное обручальное кольцо. Спасибо.

Он не забывает о не ни на минуту, а она не забывает о нем, волнуется.

*смс от Давины *: Ты уже почти здесь?

*смс от Кола *: Скоро буду, и с подарками.

Они очень скора будут вместе навечно и Кол верит в это он улыбается, сжимает в руках мобильный на заставке которой лицо и улыбка и лицо той, которая изменила его и заставляет улыбаться — Давины Клер.

*** Мистик Фоллс. Вирджиния. ***

— Она неплохо вписалась.

— Она легко приспосабливается. Я думаю, она всегда этого хотела.

— Я провел много времени со сверхъестественными людьми не способными принять свою сущность, этих детей ждет судьба получше.

Хейли чувствует себя счастливой из-за Хоуп, улыбается потому, что ее дочь, наконец, смогла иметь нормальную жизнь и друзей, но также Хейли, как мать, знает, что она никогда не перестанет искать путь обратно к её отцу. Привезя ее сюда, Маршалл желала только лучшего для дочери. Желала обычной и нормальной жизни, ведь пансионат — это не тюрьма.

Хейли надеется, что здесь ее дочь будет счастлива и обретет себя.

*** Маноск. Франция. ***

Черный лаковый чемодан на колесиках.

Черный пластиковый чемодан на колесиках.

Кажется воздух Франции пропитан лавандой, красным вином и запахом сыром.

Этот чистейший горный воздух.

Эти горы и лавандовые поля.

Эти постройки средних веков окутанные плющевидными растениями или вьющей розой.

Эти узкие улочки и асфальтированные дороги, запах из кафе или свежей выпечки из пекарен, уличные фонари.

Эта башня с часами и колоколом.

Эта церковь тринадцатого века.

Элайджа Майклсон искал именно это. Застыл, смотря на черные стрелки часов. Это не сон и стоя здесь, с одним чемоданом, в душе только пустота и черная дыра в сердце. Чего-то явно не хватает. Чего-то важного, что заполняло его сердце и заставляло жить и бороться. Он уехал туда, где ему хорошо.

Рядом с ним никого нет и ему некуда спешить.

Здесь, в городе мечты вряд ли он сможет спать спокойно.

Вечность бы стоял здесь и смотрел на стрелки этих башенных часов, слушал бы звон колокола. Теперь у него есть на это время.

Теперь у него есть вечность для себя.

Теперь он может жить для себя.

Словно вернулся во время благородных рыцарей, лордом, маркизов, графов, королей и королев, придворных дам, леди.

Во времена, когда почтительно обращались « Милорд» и « Мидеди.»

Он там, где хорошо и не может надышаться этим чистым воздухом пропитанным лавандой.

Он свободен и волен начать все сначала.

Он вправе жить той жизнью, о которой мечтал.

Он свободен и здесь, чтобы начать все сначала, жить и стать тем, кем всегда мечтал быть пианистом.

Смех девушки сидящей за рулем белого скутера раздается эхом, ударяется о каменные стены. Майклсонон невольно начинает улыбаться ответ, настолько заразен смех этой француженки в легком сарафане цвета шампань, ее голову защищает белый мотоциклетный шлем, а в плетеной корзине, вместо багажника пучок цветов лаванды. И поверить невозможно, что такое возможно. Возможно просто быть счастливым и улыбаться. Элайджа же опустошенный и сломленный.

Кетрин вдыхает воздух пропитанный запахом лаванды, обжигающий потрескавшиеся губы, на которых всё ещё ощущается привкус горечи. Кетрин может лишь на миг прикрыть глаза, приказывая себя мысленно успокоиться и собраться с силами, которых осталось разве что на нервный и болезненный вздох. Зачем она вообще приехала в Маноск? Потому что тело дрожит, как при лихорадке, и она ощущает как теряет контроль над собственным разумом, слыша смех девушке на скутере. Она ведь свободна и вольна жить, как пожелает, в отличие от Кетрин Пирс, которая всегда жила только выживала и за пятьсот лет одиночества, ей так редко выпадал шанс жить для себя и улыбаться.

В руках ручка чемодана.

Ей и так и тяжело, внутри пустота, так еще и тащить за собой этот тяжелый чемодан, звук колесиков которого только раздражает.

И сколько сил Пирс бы не прикладывала сил, головная боль, не исчезает и не оставляет в покое. Лишь усиливается, отзываясь эхом в голове, вынуждая вновь и вновь жмуриться от этого смеха девушки, которая промчалась мимо оставляя после себя столб пыли и запах.

Она и так раздражена, измотана долгим перелетом и возвращением в мир живых.

Спасения от этого попусту нет.

Кетрин зажмуривает глаза.

Элайджа кашляет от этой пыли.

— Элайджа…

Ее тихий и ласковый шёпот заставляет его обернуться, оторвать голову от стрелки башенных часов.

Ее голос проникает внутрь, разносится по венам вместе с кровью, и отравляет, подчиняет себе, умело подавляя его волю и вынуждая затеряться в собственных мыслях, словно в лабиринте, где за каждым поворотом поджидает болезненное воспоминание, наносящее удар прямо в сердце. Он искал ее в своем сознании и нашел.

Первая встреча на балу и то, как Тревор представил их друг другу, то, как он поцеловал ей руку, а та боялась, дрожала от страха или была взволнована этой встречей, но склонилась в реверансе и заглянула в его глаза.