Рыжий покинул зал первым, отставая всего на несколько шагов, за ним последовала Конан, но ни испуга, ни удивления на её лице не было, значит она уже была осведомлена в полном объеме о произошедшем. Ну или хорошо держала маску.

— Покажи своё кольцо. — Неприятный голос Орочимару, заставил меня обернуться. Что думаешь мне выдали то, что когда-то носил ты? Кстати, а вдруг это действительно так? Я поднял правую руку вверх и показал бирюзовый камень, и этот незамысловатый жест привлек всеобщее внимание. — Хах, да, а у главы определенно есть чувство юмора. — И что это значит?

— Это всего лишь цвет. — Какудзо высказался сухо, и ещё более не понятно. Видимо эта фраза предназначалась Орочимару, но меня стало буквально распирать от любопытства.

— А ну да… Я так и подумал. — Многозначительно окинув меня взглядом, змееглазый покинул зал. До того как я успел открыть рот, чтобы прокричать в спину этому экстрасенсу недобитому, всё, что я о нём думаю, Сасори подцепил меня чуть выше локтя и вывел из этого душного помещения.

До комнаты мы добрались в молчании, каждый думал над чем-то своим и едва нас поглотил мрак нашей спальни, как я нарушил этот негласный акт тишины.

— Сасори-дано, что означает этот иероглиф? — Ведь он тоже понял это. Что-то мне смутно подсказывало, что я тоже знаком с японским, во всяком случае был. Терять время, чтобы направиться в библиотеку и обзавестись словарем, не входило в мои планы, поэтому я решил «помучить», своего, теперь уже официального напарника.

— Это просто цвет. — Шатен включил свет и задернул тяжелые шторы, а я прислонился к стене, больше не в силах идти дальше.

— Этот иероглиф означает слово — «цвет», или там написан конкретный цвет? — Не нравиться мне его ответ, он будто подбирает слова.

— Конкретный цвет. — И снова это пауза, и, кажется, я начинаю понимать, что он не хочет говорить. — Сине-зеленый. — Зубы стиснулись, и я с какой-то отрешенностью посмотрел на перстень, что стал моим клеймом. — Если уж совсем точно, то — голубой.

— А ваш иероглиф? — Может всё не так уж плохо? Надежда ещё жива, хоть и бьется в конвульсиях.

— Сфера, драгоценный камень, по-разному. — Он расстилал постель и не смотрел в мою сторону. — По одной интерпретации даже — «Черный король игры в шоги». — Вот только не надо мне заговаривать зубы.

— Но у моего иероглифа только одна трактовка? — В конце концов если это действительно цвет, то я через пару лет смирюсь в этим. Наверно. — Или есть другая, которую вы думаете, я не переживу? — В моем голосе появился металл, и он это заметил.

— Одна трактовка. И это цвет. Но в силу своего возраста ты можешь и этот цвет счесть оскорбительным. — Думаю, ты также понимаешь, что я не считаю это оскорбительным, я просто буду беситься от того, что это новые темы для шуток надо мной. — Какой у тебя цвет глаз?

— Голубой. — Я моргнул, и вся моя холодность и собранность вмиг слетела.

— Видимо поэтому у тебя такой иероглиф. — Помниться пирсингованному нравился цвет моих глаз, а у меня с этим всегда были проблемы. Я не виноват, что они слишком выделяются. Не простой грязный голубой, а такой, что само небо бы позавидовало, и это доставляет мне постоянные неудобства.

— У напарников обычно символы не сочетаются. — К чему ты клонишь? Я вопросительно приподнял бровь. — То есть обычно иероглифы могут существовать только по отдельности, и вместе они не образуют новое слово. Но в нашем случае, из них получается нечто интересное.

— Что именно? — Это уже даже становится забавным, как ещё ты надо мной решил пошутить, а Пэйн?

— Сапфир.

Шатен даже не договорил это слово, а мой мозг выдал мне абсолютно другую картинку и действие. «Я не могу позволить на столь очаровательном лице, остаться только одному глазу. Эти сапфиры должны быть в паре». — Именно это мне сказал Пэйн в кабинете, в момент моей первой «отработки». Щеки моментально стали пылать, как будто рыжий снова коснулся моего лица, но во мне не было ни капли препарата, однако по телу, против воли, прокатила легкая волна возбуждения.

— Ты в порядке? — Голос шатена стал уж слишком обеспокоенным. Хотел бы я сказать, но лучше уж выпью яда из твоего личного запаса. Так будет менее болезненно.

— Слишком длинный день для меня. — Я с шумом выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. — Мне надо в туалет.

Быстрым шагом я направился в ванну, и, протянув руку к двери, меня прошиб пот. Даже если я сейчас исхитрюсь и справлюсь с ручкой, то на моменте спуска штанов и непосредственно справления нужды, у меня не хилые проблемы. Только сейчас я осознал всю «прелесть» отсутствия рабочих конечностей.

— Я помогу. — Он аккуратно убрал мою, зависшую в воздухе, руку, и открыл дверь.

— Это слишком унизительно. — Моя голова опустилась, потому что теперь я явно ещё долго не смогу смотреть своему напарнику в глаза.

— Это временно, не акцентируй на этом внимание. — Не поверишь, но мне не легче от таких слов, я скептически хмыкнул. — Есть, конечно, вариант оставить тебя в лежачем состоянии, ввести трубку в уретру и вывести её в емкость, но мне казалось, что это бы тебе не понравилось ещё больше. Какудзо настаивал на варианте с трубкой…

— Всё, всё, я понял! — Ненавижу эту организацию, все такие умные, всем всё известно и все решают всё за меня. — Если это единственный вариант, то ладно. Я так понимаю в будущем, нам придется пережить ситуации и похуже. — Сасори замер, видимо не понимая, как расценивать эту фразу.

— Верно. — Он пропустил меня вперед, стоически не замечая мои алеющие уши.

Когда Дзецу принес два конверта с заданиями, я уже лежал в кровати, и подниматься не было ни сил, ни желания. Сасори напоил меня чет-то до жути горьким, но оно подействовало, уже буквально через десять минут и боль во всем теле стала утихать. Ощущения весьма странные, я знаю что боль есть, но не чувствую её, она совсем крохотным огоньком пульсирует где-то глубоко, и явно намеривается вновь показать свою силу, через определенное время. Вошедший сделал вид, что ему абсолютно не интересна моя персона, но получалось это у него из рук вон плохо. Он ушел слишком уж быстро, возможно у него действительно много работы, но мне показалось, что ему просто было невыносимо моё общество, на что мне было абсолютно всё равно.

— Вскрыть твой конверт? — Глупый вопрос, не буду же я его зубами разрывать.

— Если не сложно. — Признаться меня клонило в сон, но сначала хотелось бы узнать, что готовит для меня следующий день. Шатен не глядя на то, что написано, положил лист на мои ноги, и отошел к столу, вскрывая свой конверт.

Что я могу сказать, это и заданием назвать сложно. Утром мне необходимо будет отправиться вместе с моим напарником в отделение местной больницы, для обследования. Днем я получу дальнейшие указания, однако в восемнадцать часов, меня заберет Сасори всё из той же больницы. Немного напрягает фраза «дальнейшие указания» и как я их получу, но видимо там работает кто-то, кто связан с нашей организации и в зависимости от обследования мне скажут, что меня ждет дальше.

— Я так понимаю утром нам в больницу? — Листок с заданием у шатена был исписан в разы больше, чем у меня. Ну, он находится и в более рабочем состоянии, чем я, так что это не удивительно. Вот только взгляд его сейчас был похож на маньяка, который, наконец, нашел жертву, которую так долго искал и выслеживал.

— Да, и лучше нам не опаздывать. — Он перевел на меня взгляд и его глаза тут же утратили тот интересный огонек. Шатен разделся, и не глядя в мой листок, убрал его в конверт, а затем положил его в мой ящик с одеждой. Надо же, сколько напускной демонстративности, запоздало отметил я.

Ночью меня мучили кошмары, от которых я никак не мог сбежать. От меня все отворачивались и оставляли одного, а я отчаянно пытался догнать таких важных людей, верней такими они мне казались во сне. И когда, казалось бы, выхода не было, рядом со мной появился тот кто заставил меня подняться и выстоять, но стоило мне повернуться к нему спиной, как между моих лопаток мне вонзили нож. Проснулся я с громким криком, и рукой Сасори, что с силой зажимала мой рот. Его шепот прямо в моё ухо, заставил меня, наконец, придти в себя.