— Бесит, да. — Я недовольно буркнул, поднимаясь с колен, и тут же чуть не споткнулся об аптечку.
Сасори весь вечер провел за моим ноутбуком и я бы сдох от скуки, если бы не взял с собой наработки касательно нового двигателя. Изрядно испорченные расчеты пришлось восстанавливать, но головная боль в этом случае была даже немного приятной. На ужин были овощи, и приятным дополнением к номеру послужила находка кофе машины. Точней Сасори просто подошел и сделал мне эспрессо, а уже потом, я стал прыгать около него прося научить пользоваться этим зверем. Напарник долго пытался вправить мне мозги на счет понятия «порядок», параллельно пытаясь вернуть свои вещи назад в чемодан, но я даже не обратил на это внимание. Уже вернувшись в кровать, я понял, что этот короткий день принес мне какое-то умиротворение.
— Спокойной ночи. — Поцелуй в затылок и теплые объятия заставили меня улыбнуться.
— Спокойной, Сасори-дано. — Отозвался я, накрывая его руки своими.
Уже второй день подряд я просыпался с приятной мыслью, что меня никто не будит, и при этом напарник мирно посапывает рядом. Улыбка сама выползла на лицо, и я довольно потянулся всем телом, тихо простонав от удовольствия. Снегопад уже не бушевал за окном, и пейзаж казался снова по-зимнему сказочным, хоть сейчас и наступила весна.
— Завтракать будешь? — Сасори зашел в ванную комнату, всё ещё сонный, но уже явно отдохнувший.
— Можно омлет вместо овсянки, м? Клянусь, она у меня из ушей скоро полезет, да. — Я стоял под душем, наблюдая, как шатен едва заметно улыбнулся, услышав мою фразу.
— Тогда, лучше пойдем прогуляемся. — Он стал умываться, и мне пришлось поторопиться, потому что от прогулки я явно не откажусь.
Как я ни старался, из номера мы вышли только через час, потому что слишком долго возились с просушкой моих волос. Я уже кричал, что они высохли, но Сасори с маниакальным упорством старался меня испепелить феном, говоря, что с влажной головой я точно разболеюсь, если выйду на улицу.
— На нас все пялятся, да. — Струйка пара покинула мой рот, и я свободной рукой натянул шарф, пряча нос от колющего мороза.
— Никогда не понимал, почему кого-то может волновать чужое мнение. — Сасори чуть сильней сжал мою ладонь, продолжая идти неспешным шагом, так, будто мы одни были на этой людной улице.
— Меня не волнует, да! Просто… это приятно, хм. — Я чуть повысил голос и абсолютно неосознанно стал заглядывать в лицо напарнику, будто пытаясь доказать ему правоту своих слов.
— Приятно? — Он чуть удивленно посмотрел на меня, явно не понимая о чем я.
— Вы не стесняетесь меня, хм. — Я посмотрел вперед, натыкаясь взглядом на огромный готический собор, надо будет заглянуть туда.
— Глупый мальчишка. — Сасори отвернулся и чуть сменил маршрут, увлекая меня на узкую улочку. — Я ждал тебя слишком долго, чтобы теперь подстраиваться под стандарты общества и ущемлять себя в чем-то. — Казалось, у меня уши даже заалели, и я натянул шарф ещё чуть выше, как он может говорить такие вещи настолько невозмутимо?
— Сасори-дано, а внутри вас, оказывается, бушует дух мятежа, хм. — Напарник распахнул входную дверь какого-то кафе и пропустил меня вперед.
— Дейдара, честное слово, иногда тебе лучше вообще рот не открывать. — Я рассмеялся, распахивая куртку и стягивая перчатки.
— Болит, м? — Уплетая воздушный омлет с луком, я ткнул пальцем на бинт напарника.
— Я не чувствую боли. — Абсолютно безразлично отозвался шатен, попивая свой кофе.
— Совсем, м? — Как-то слишком глупо спросил я.
— Главным образом, я не чувствую членовредительств своему телу. — И тут я задумался, причем надолго, и опомнился, только тогда, когда тарелка окончательно опустела.
— Выходит, что и прикосновений вы не чувствуете, м? — Это было как откровение для меня. — И если я вас… кхм… совсем ничего, да? — Я смотрел на гладкую столешницу и ужасался каждой новой мысли, а лицо покрывалось красными пятнами.
— У меня в мозгу заблокирован участок мозга, который отвечает за болевые ощущения, это очень упрощает работу, но, как ты можешь понять, имеет свои нюансы. — Твою ж… Я должен был сразу об этом подумать, ещё когда перевязывал его пальцы порезанные нитями, в середине осени.
— Как же глупо, да… — Внезапно я потерялся в собственных мыслях и чувствах, а от нервов желудок желал избавиться от груза, который получил ещё совсем недавно.
— Не будь дураком, Дейдара. — Чуть раздраженно фыркнул шатен. — Тело всё чувствует, и если я опущу руку в кипящую воду, кожа получит сильнейший ожог, просто мозг это не воспримет. — Кажется, его чашка опустела, а я ещё даже не притронулся к своему чаю.
— Но даже если телу приятно, это не значит что приятно вам, м? — Я не понимаю, и моё лицо выражает полное смятение. Как кукла…
— Я вижу, слышу, испытываю удовольствие, когда касаюсь или пробую на вкус, я не лишен всего этого. Рецепторы у меня в порядке, и если тебе станет понятней, то у меня, скажем, другой болевой порог. — Но это же не одно и тоже или как?
— Я не понимаю, да. — У меня просто в голове не укладывается, как можно чувствовать что-то, когда касаешься, но не чувствовать, когда касаются тебя, или я опять что-то упускаю?
— Ты хочешь сказать, что курс лекций по биологии прошел впустую? — Он явно стал раздражаться, и видимо в моей голове не укладываются простейшие вещи.
— Нет, хм. — Полностью обескураженный, я практически залпом выпил не сладкий чай. — А мороз на улице, м? — Официантка принесла счет, и шатен отсчитывал несколько купюр.
— Можно ощутить холод не через боль. — Он устало вздохнул и накинул своё пальто, а я окончательно запутался и видимо мне придется долго разбираться с этим самостоятельно, потому что действовать на нервы напарнику больше не хотелось.
— А мы можем зайти в храм, м? — Уже у самой двери спросил я, ожидая очередной познавательной нравоучительной тирады, по поводу того, что нужно предупреждать заранее.
— Не знал, что ты интересуешься классикой. — И всё же на улице была явная зима, хоть по календарю и положено было начаться потеплению, но ветер упорно заставлял натягивать шарф на половину лица. Что? Подождите, а где же обычная тирада?
— Не то чтобы интересуюсь, хм. Скажем так, уважаю, да. — Я даже кивнул своим мыслям.
— Уважение в искусстве, это роскошь. — Сейчас идти с ним за руку не казалось чем-то незаконным. — У тебя должно быть только одно направление, в котором ты совершенствуешься, иначе ты будешь посредственностью. — Он всегда воспринимает всё в штыки, когда разговор заходит об искусстве.
— Сасори-дано, какой смысл думать о столь глубоком, если важно, лишь то мгновенье, в котором вы живете. Здесь и сейчас, да. Ведь не известно наступит ли следующее утро? Да, я, признаться честно и не хотел бы этого знать, хм. — Парок вырывался даже из-под шарфа, но мы двигались к старинному собору.
— Ты слишком легкомысленный и ты не ценишь жизнь. — Легкомысленный значит? Это просто вы Сасори-дано упертый, как баран!
— А может, за счет того, что я ценю жизнь, я и живу одним моментом, м? Ведь всё в мире не постоянно и скоротечно, да. — Впервые стараясь аргументировать свою позицию в споре, я почувствовал это щемящее чувство азарта.
— Но целью любого здравомыслящего существа остается увековечивания себя во времени, иными словами бессмертие. — Значит в ход пошли мои умственные способности?
— Бессмертие — это чушь, да! Если не знать, что ты умрешь в любой момент, то жизнь потеряет все краски, да. — Какой смысл в такой жизни, это будет бесконечный день сурка!
— Ты безрассуден. Вечная жизнь это вечное совершенствование, а не постоянное подвергание себя риску…
— Молодые люди нельзя ли вести себя тише! — Я даже не заметил, как мы дошли, и сейчас стояли у самого входа в собор, ведя оживленный диалог, не понижая голоса.
— Нельзя. — Абсолютно синхронно сказали мы, повернув лица в сторону проходившего мимо человека, который явно не ожидал такого отпора и спешно ретировался.
