- Ты уже в порядке? – спросил он, немного отстранившись и погладив раненого по волосам.

- Боль стала слабее, – неуверенно улыбнулся монах, – и ко мне частично вернулись силы. Спасибо за ваше милосердие. – Кюхён поклонился, наугад повернувшись в ту сторону, где сидел его мучитель.

- Вот только этого сарказма не надо, – брезгливо махнул рукой злодей, – а то еще что-нибудь сожгу. Разумеется, из числа тех органов, отсутствие которых не помешает мистеру Уайтстоуну наслаждаться твоим обществом.

Джеджун хотел проводить Кюхёна за стол, но тут Николасу надоело, что его игрушку трогают другие, и он сам усадил монаха на стул слева от себя. Хичоль смотрел на него, раздираемый самыми разными чувствами: стыдом, состраданием, нежностью. Знал ли Кюхён о том, что он сидит почти напротив него? Не удержавшись и плюнув на возможные последствия, артист приподнялся и потянул руку через стол. Он коснулся пальцев монаха как раз в тот момент, когда тот на ощупь отыскал нож и вилку.

- Это я, – сказал айдол. Его голос дрогнул, к горлу подступил комок. – Отлично выглядишь…

Кюхён оторвал руку от ножа и сжал его пальцы своими. Он поднял голову, и Хичоль почти смог увидеть его взгляд, который требовал успокоиться и не переживать за него. Для человека, лишившегося глаз и попавшего плен с вероятностью сексуального рабства, монах казался слишком уж умиротворенным; растерянный Хичоль продолжал держать его за руку и не слышал слов двойника, пока тот не повысил голос:

- Сядь на место, кому сказал!

- Как с собакой обращаешься, – пробормотал Хичоль, вернувшись на свой стул.

- Как с айдолом SM Entertainment, – возразил двойник, – и даже намного лучше: ты тут отдыхаешь с утра до ночи.

Джеджун погладил Кюхёна по плечу. Хоть этого парня можно было жалеть без угрызений совести и риска для здоровья.

Жить в месте, где не имелось часов и окон, было довольно трудно, особенно простым смертным вроде Джеджуна; омега быстро потерялся во времени. Он не знал, когда нужно ложиться спать, потому что «отбоя» не было, и поэтому просто забирался под одеяло всякий раз, как у него слипались глаза. Несмотря на положение пленника, бессонницы, которая мучила его незадолго до попадания в реальность, он не испытывал. Пожалуй, причина заключалась в том, что никто не причинял ему вреда, не делал больно. Можно было спокойно полежать в ванне с пенкой, потом понежиться в постели, смотря интересный фильм из числа доступных для заказа, а завершить все принесенным прямо в комнату ужином с десертом. Для прогулок служила оранжерея, да и плескаться в бассейне никто не запрещал. Библиотека здесь была собрана небольшая, но отвечавшая потребностям всех читающих пленников, то есть состоявшая главным образом из любовных романов и легких детективов для омеги. Кроме того, Роуз старалась вести себя максимально деликатно и проводить свои исследования так, чтобы не смущать и не обижать ранимое чудо-создание. В общем, Джеджуну было легко если и не поверить, что он в санатории, то хотя бы немного успокоиться. Он потерял счет суткам – они все превратились в один длинный, размеренный, полусонный и очень ленивый день. Выхода как такового не было – здание покидали исключительно в комнате с картиной при помощи телепортации Хичоля, возвращались так же – поэтому искать способы побега смысла не имело. Оставалось лишь есть, спать, гулять, читать глупенькие романы про любовь и смотреть мелодрамы. Вдобавок Джеджун довольно часто виделся с Хёкдже. «Принц» мог зайти в комнату, поторчать там какое-то время, задать праздный вопрос и уйти; однажды принес фрукты, решив, что омеге нужны витамины, но чуть не уронил свою грушу, когда Джеджун стал есть банан. «Пошлятина какая, – сконфуженно засмеялся он. – Ты либо банан по-другому грызи, либо вон яблоко возьми. А то порнуха с беременными – не мое.» Джеджун стал совершенно красным, поперхнулся и отругал, пускай робко, «испорченного мальчишку».

- Да ты ему нравишься, – сообщил Хичоль, совершая энергичные заплывы в бассейне. Он больше не нарывался на гнев двойника и уже какое-то количество дней вел абсолютно беззаботную жизнь.

Джеджун, в махровом халате, лежал на шезлонге и читал любовный роман, попутно рассказывая то немногое, что произошло с ним за последние несколько часов. Предположение певца его возмутило, и он шлепнул книжкой по подлокотнику:

- Конечно, ты еще меня за Хёка сосватай, чтобы я твоей невесткой стал! – прикрикнул он на друга. Тот пожал плечами: мол, чего бы и не породниться – после чего продолжил весело бултыхаться в бассейне.

В таком духе проходили все их многочисленные встречи. А расставаясь, каждый из них думал: «Он что, реально тут прижился или идиотничает?..»

Что касалось Кюхёна, то его состояние и вовсе ни один из пленников оценить не мог. «Владелец» монаха постоянно отсутствовал, а в одиночку его из палаты не выпускали. Хичоль, засыпая на необходимые вампиру пару-тройку часов, непременно видел его рядом, в собственной постели, счастливого, спокойного и еще до «пожара». Артист радовался тому, что весь ужас оказался лишь сном, и обнимал монаха, со смехом рассказывая ему о своем «кошмаре». Но сразу после этого открывал глаза по-настоящему и видел либо потолок, либо пустую подушку, в зависимости от того, на спине или на боку он спал. Иногда сдерживать слезы удавалось, иногда – нет. Хичоль выходил из комнаты и плелся к палате Кюхёна, стоял у двери и уходил – виноватый, бессильный и совершенно разбитый. Однажды, день этак на пятый или шестой, ему надоело изображать из себя тоскливое привидение. Айдол без стука и приглашения вошел в кабинет Роуз – главврача этого импровизированного полевого госпиталя на двоих пациентов.

- Как там Кю? – спросил он, игнорируя возмущенный взгляд женщины. – Чувствует себя лучше?

- Мой босс ясно дал понять, что ваше любопытство относительно этого человека удовлетворять не стоит, – ответила Роуз. – Я не намерена рисковать, ослушиваясь его приказов.

- Ага, то есть он страшный, а я – нет?! – Хичоль метнулся к женщине, обнажая вампирские клыки. Роуз замерла на своем стуле, боясь сделать какое-нибудь движение, и айдол воспользовался этим, чтобы обшарить все карманы ее белого халата. Нашлось целых три карты-ключа. Вернув клыки в нормальное состояние, Хичоль помахал добычей перед носом врача и улыбнулся. – Я же только друга проведать. Чего вы, в самом-то деле.

Он вылетел из кабинета Роуз и кинулся к палате. Первая же карточка, которой он попробовал открыть дверь, оказалась нужной, и через мгновение вампир уже был в тускло освещенном помещении, где, помимо кровати, имелись также два шкафа и стол, за которым пациент и сидел, занимаясь оригами. Услышав шум, он замер, отложил начатого журавлика и, осторожно отодвинув стул, поднялся. Хичоль тоже какое-то время не двигался, рассматривая Кюхёна. Тот держался одной рукой за спинку стула, словно боялся, что, отпустив ее, совсем потеряется в своей бескрайней темноте.

- Кто здесь? – спросил монах, поняв, что гость не приближается и говорить с ним не намерен.

Хичоль подбежал к нему и прижал к себе, опустив голову на его плечо. Кюхён имел право шмякнуть изменщика об стену и потребовать больше не возвращаться. Но он только обнял и погладил в ответ.

- Все хорошо, – ласково произнес монах, улыбаясь. – Все ведь хорошо. Я тебя люблю.

- А ты в курсе, что я сплю с этим психом? – с вызовом, как будто даже немного хвастаясь своим «мелким хулиганством», поинтересовался Хичоль.

- Да, – ответил Кюхён. – Ничего, я не самый глупый из твоих фанатов и знал, на что иду, когда влюблялся в эстрадного артиста. Кроме того, не исключено, что и мне придется сходить налево.

- Я тебя не отдам, – обиженным тоном сказал Хичоль, крепче стискивая монаха в своих объятиях. – Меня и так только импотенты не потрепали, терять нечего. А у тебя все будет только по большой и светлой любви к моей гулящей особе.

Кюхён повернул голову и нежно поцеловал его в ухо. Больше он ничего сделать не успел, потому что дверь снова открылась, и кто-то буквально выдернул из его объятий долгожданного гостя.