- Да иди ты, – посоветовал старший, когда Чанмин, сидя в своем офисе, взялся объяснять структуру российских владений Хичоля. – Мы просто так тут, папка послал. А вообще нам это все на фиг не сдалось. В клуб вот вечером пойдем, говорят, ночная жизнь Москвы – это беспредел.

- Как скажете, молодые господа, – елейно улыбнулся мечтавший о жестокой расправе Чанмин и выключил презентацию. – Но ваш отец запретил оставлять вас без присмотра. Пойдем вместе.

- Ты – за нами присматривать? – разозлился Донхэ. – Ну, пошли. Может, мужика себе найдешь, а то твоего Юно большевики прибили.

Хёкдже радостно хлопнул брата по ладони, как бы поздравляя его за ловко насыпанную «соль на рану». Чанмин сделал вид, что оценил шутку. Он еще скучал по Юно – ему никогда потом не доводилось видеть таких добрых и принципиальных вампиров. Да и то, как они занимались сексом… Стыдно было признавать, но Чанмину больше ни с кем не было так хорошо. Интересно, а если бы с Анджелой зашло дальше поцелуя, он был бы в таком же восторге? Или истинный экстаз накрывал его лишь в унизительном положении «снизу»? Может, ему нравилось наказывать себя за собственную никчемность? Ведь в первый раз он сказал нежному Юно: «Не нужно делать это осторожно. Хочу, чтобы мне было больно. Если не с ней – то пусть это причиняет только боль.» Но, если подумать, проблема заключалась именно в чувствах к партнеру. Чанмин был с другими мужчинами, и ему не нравилось. Женщины все-таки возбуждали больше.

Сыновья Хичоля выбрали клуб наугад, и Чанмин не стал сообщать им, что это – вовсе не заведение для «золотой молодежи», а злачное место для простого народа. Хёкдже и Донхэ сразу заказали по две бутылки коньяка и стали пить его неразбавленным; Чанмин подошел к сидящим за отдельным столиком вампирам и, сияя своей фирменной улыбкой менеджера по продажам, сообщил:

- Отец запретил вам напиваться, господа. Если ужретесь в слюни – вынужден буду доложить.

- А трахаться он нам не запретил? – пробурчал Донхэ.

- Нет, но только не втроем, как вы любите. – Чанмин подмигнул братьям. – Понимаю, вы друг друга обожаете и все такое, но хоть девушек надо снимать по штуке на каждого. – Чанмин показал два пальца.

- Хочу, чтобы папа на него за что-нибудь разозлился, – сказал Донхэ, когда слуга ушел в туалет. – И нам можно было бы его наказать. Ох, я бы поизвращался…

- А как? – спросил Хёкдже с загоревшимися глазами.

- Да черт знает, нет достойных идей, – пожал плечами Донхэ. – Но надо, чтобы ему было противно. Руку оторвать – не пойдет, это не гадко, а просто жестоко. Тем более – ты слышал? – он с изуродованным лицом рос, ему оборотни глаз выдрали и кучу шрамов оставили. Такое уже не страшно.

- Слышал, ага, – кивнул Хёкдже. – Может, он поэтому такая зараза? Натуральный мерзкий уродец из Средневековья, типа горбатого шута при короле. Вечная улыбочка от уха до уха, готов терпеть все издевки, а чуть что – так из его пасти поток говна выливается. Но я бы ему второй глаз выковырнул. Это он маленьким от оборотней натерпелся, уж забыл, как глаза из морды выдергивают.

- Ты прав, – согласился Донхэ. – Но это не унизительно. О, а пусть его Ханген трахнет? Ханген же педрила. Тьфу, черт, опять забыл. Мин ведь мужикам уже давал. Вот же ублюдок, даже нормального наказания ему не придумаешь!

- Жри шоколадку, – сказал Хёкдже, засовывая в зубы брата лакомство. – Закусывай, кретинище.

- А ты – крокодилище, – ответил Донхэ с набитым ртом.

- Я? Опять вбил себе в башку, что ты красивее? – Хёкдже стукнул кулаком по столу. – А ну пошли снимать девок на скорость! Если сегодня мне первому дадут – ты выполнишь три любых моих желания!

- Минет в туалете от пьяной в ноль телки не считается, – поставил условие Донхэ. – Она должна быть более-менее адекватной и дать куда положено.

- Мою главную фишку на корню зарубил, – пробормотал себе под нос Хёкдже.

Вероника такого момента не продумывала, но из подсознательной любви к порочным мужчинам решила, что Чанмин употреблял наркотики. В итоге, уже без ведома автора, он, уйдя от братьев, скрылся в кабинке мужского туалета и организовал себе внушительную дорожку кокаина на бачке унитаза. Вдохнув белый порошок, вампир вышел к зеркалу и поправил прическу – будучи плебеем в мире тьмы, слуга тщательно следил за своей внешностью, помня, что встречают по одежке. Кокаин сделал свое дело – он больше не чувствовал себя грязью под ногами господина и его сыновей, а вместо этого видел в себе симпатичного молодого парня, способного при желании соблазнить любую девушку в клубе. Только вот никакого желания не было. В последнее время особенно остро чувствовалась боль от потери Анджелы и Юно. Он любил всего два раза – и один раз бессильно наблюдал за смертью своего ангела, а во второй был вынужден, притворившись простым рабочим, стоять поодаль, смотря на расстрел пойманных вампиров. Юно, жестоко израненный, кивнул ему, как бы прося не заступаться, не подвергать себя опасности. И Чанмин с трудом сдержал слезы, когда пули прошили тело и голову единственного вампира, который относился к нему с любовью и уважением. Чанмину надлежало остаться в живых и, выждав удобный момент, наладить отношения с партией. Его не поймали, а значит, он не имел права умереть. Но так хотелось броситься вперед, обнять этого чересчур доброго вампира и принять все пули первым… Больше никто не стал бы так любить Чанмина. Только ангел, его нежная голубоглазая девочка на небесах, и Юно, который умел одним поцелуем унять любую боль, а в девятнадцатом году был сожжен в яме с другими «кровопийцами», приспешниками царизма.

Чанмин вернулся в зал и сел за стойку, заказав «Мохито». Опять ошибка, осознал он с отвращением. «Мохито» вышел из моды лет пять назад, а он все еще прикидывался элитой, заказывая этот коктейль. Просто дорогой коньяк, по две бутылки – вот это «мажорно». Сыновья Хичоля даже не задумывались о своем поведении, они все время оставались «принцами». Чанмину же приходилось вечно одергивать себя: а так ли я поступил? не выставил ли господина в плохом свете – раз ему служит такая голь перекатная?

Какая-то девушка за барной стойкой случайно смахнула локтем свой телефон и не заметила звука падения из-за громкой музыки. Полная, не особенно симпатичная, но с чистыми наивными глазами. Такие же когда-то были у самого Чанмина. И у непорочного – для него и после свадьбы – ангела.

- Уронили, – сообщил Чанмин, подняв с пола телефон.

- Простите, спасибо, простите, – сказала девушка, краснея. Она была уже не слишком юной: лет двадцать пять. Но стеснялась, как старшеклассница. Хотя, простите, много ли сейчас застенчивых школьниц?

- Ничего страшного, – ответил вампир. – А что вы тут делаете? По вам не скажешь, что вас интересуют такие места.

- Я с подругой, бывшей одноклассницей. У меня день рождения: двадцать пять, и она почти насильно вытащила меня сюда, чтобы я развеялась. – Девушка взглядом указала на блондинку в коротком платье, которую зажимал в углу атлетически сложенный парень с не обезображенным интеллектом лицом. Чанмин не ошибся насчет возраста. – Но ей и без меня весело…

Блондинкой была староста университетской группы Вероники, красивая отличница, которая получила грант на обучение за границей, уже вышла замуж за американца и жила в Калифорнии.

- Я вижу, – сказал Чанмин. Девушка ему нравилась. Он видел скромность и ощущал годы, проведенные за учебниками. Именно поэтому он потом влюбился в бухгалтера – ему по сюжету было положено ценить застенчивость и образованность. – А вам не обидно, что вас бросили в ваш же праздник?

- Нет, я привыкла. Главное, что подруге хорошо. Я все равно здесь для того, чтобы сделать приятное ей, лично у меня все равно не получается развлекаться в таких местах…

Чанмину было скучно, он только что заправился кокаином. Идея стать на пару часов «прекрасным принцем» для одинокой, обиженной девушки показалась ему заманчивой.

- Жаль, сейчас на дискотеках не ставят медленные композиции, – улыбнулся он. Пришлось наклониться к самому уху собеседницы, чтобы она слышала его голос, и это заставляло ее мило смущаться. – Раньше хоть была возможность пригласить даму на танец, а теперь приходится зажимать в углу и тереться об нее всеми частями тела подряд – больше никакие движения в этот ужасный ритм не попадают.