Ясон проводил Рауля до двери и на обратном пути открыл шкафчик и достал цепи, которые использовал когда-то для усмирения Рики. Пет обреченно вздохнул и вытянул вперед руки, потом ноги. Хозяин надел на него цепи и ошейник, отвел в угол зала и приковал к столбу.

Ну вот, снова в цепях. Рики сел на пол, подтянул к себе колени и спрятал лицо в руках. Внезапно что-то внутри него надломилось, и он безудержно зарыдал. Это была самая жуткая ночь в его жизни. Сначала — наказание Катце и Дэрила, и тут же — его собственное. Но хуже всего — Рауль. Терпеть удары его безжалостной ладони, потом — насилие, потом — смотреть, как он ублажает Ясона… это уж слишком… И вот теперь — снова цепи: хозяин все еще его не простил. И всему виной его собственная непроходимая глупость, так что если уж и злиться на кого, так только на самого себя.

Ясон налил себе вина, уселся в кресло и попытался погрузиться в журнал. Из угла доносились всхлипы, блонди пытался их игнорировать и не мог — он снова и снова пробегал глазами одну и ту же строчку, не вникая в смысл. Пет никогда так безутешно не плакал после наказания, когда все уже давно закончилось. Дольше выносить эти рвущие душу звуки стало просто невозможно. Ясон поднялся, подошел к монгрелу и наклонился над ним.

Ощутив присутствие хозяина, Рики дернулся, бессознательно заслоняясь рукой, и весь сжался; в глазах его мелькнул ужас.

— Тише, пет, — мягко сказал Ясон и осторожно погладил темные волосы.

Нежное прикосновение и тихий голос успокоили монгрела, и он взглянул на блонди с надеждой.

— Ты меня прощаешь?

Ясон улыбнулся, погладил его по щеке.

— Я пытаюсь, пет.

— Пожалуйста… обними… меня.

Улыбка хозяина лучилась добротой, и у Рики отлегло от сердца. Отстегнув цепь от ошейника, Ясон подхватил своего пета на руки, отнес к креслу и устроил у себя на коленях. Монгрел прижался к нему и вздохнул, руки блонди обвили его теплым кольцом. Так они сидели долгое время, восстанавливая близость и доверие; Рики играл с волосами хозяина, медленно скользя пальцами по прядям.

— У меня нет никаких чувств ни к Дэрилу, ни к Катце, — произнес он, наконец. — Единственный, кто вызывает у меня чувства… это ты.

Услышав эти слова, Ясон улыбнулся. Внезапно его сердце громким стуком напомнило о себе.

— Ты хочешь сказать, что любишь меня?

— Я хочу сказать, — заторопился Рики, — мои чувства к тебе… может, и не любовь, но что-то вроде того.

Уклончивый ответ пета вызвал у хозяина смешок; что-то вроде признания в чем-то вроде любви взволновало его до глубины души.

— Мне было… так больно… видеть тебя с Раулем.

Лицо Ясона сделалось серьезным.

— А как, по-твоему, я себя чувствовал, когда застал тебя с Катце?

— Это вовсе не одно и то же. Ты взбеленился из-за нашего непослушания, а я ревновал и мучился, глядя, как ты… с другим мужчиной…

— А с чего ты взял, — прошептал Ясон, — что я не ревновал и не мучился, глядя на вас с Катце? Разве так трудно понять: я хочу, чтобы ты был только моим?

Рики приумолк.

— Я как-то… об этом не подумал.

— Твоя проблема, — проворчал блонди, — в том, что ты толком не думаешь, прежде чем что-то сделать.

Монгрел сокрушенно вздохнул.

— Как долго ты собираешься держать меня в цепях?

— Пока не сочту, что с тебя хватит.

Рики снова вздохнул и пристроил свою голову на грудь Ясона. Пока он сидел, обнаженный, на коленях хозяина, член его начал пробуждаться к жизни, и монгрел попытался прикрыться руками.

— Сколько раз тебе говорить, — шепотом произнес блонди, — нечего стыдиться желаний своего тела.

Он убрал с пути ладони пета и начал ласкать его ствол, стремительно твердевший под пальцами. Рики застонал: ему отчаянно хотелось кончить, но сказать об этом вслух он не решался. Насколько он знал Ясона, тот был намерен мучить его до утра, не позволяя достичь разрядки.

— Ну что, попросишь ты уже, или как? — поинтересовался блонди, теряя терпение.

— Я боюсь.

— А ты не бойся. Скажи мне, чего ты хочешь, любовь моя!

Услышав заветные слова — «любовь моя», Рики почувствовал, как огромный груз упал с его плеч; в этот момент между ними двумя все стало почти как раньше.

— Я хочу… кончить тебе в рот. Ты мне позволишь?

— Да, — просто ответил Ясон и наклонился, чтобы поцеловать своего монгрела. Долгий, трепетный, необыкновенно чувственный поцелуй растопил последние кусочки льда в сердце Рики.

Блонди встал, отнес пета к барной стойке и усадил на нее, затем раздвинул его бедра и пару минут просто любовался открывшимися красотами. Член монгрела полностью набух, и Ясон, обхватив рукой основание, облизал головку, подразнил ее кончиком языка, потом забрал ствол пета в рот до половины. Со стоном Рики запустил пальцы в волосы Ясона, так что цепи словно растворились в золотых потоках; теперь его член оказался полностью во рту хозяина. Влажные, жаркие объятия ненадолго выпустили ствол на волю, давая возможность языку обласкать его по всей длине — и затем снова приняли его в себя целиком, нежно сжимаясь. Ноги монгрела свешивались с высокой стойки, и он, сам того не замечая, принялся в полном восторге болтать ими, как ребенок, вознаграждая Ясона сладкими стонами и вздохами за его искусные ласки. Цепи жизнерадостно позвякивали в такт каждому движению, и блонди всякий раз приходилось делать над собой усилие, чтобы не рассмеяться.

— Ох-х… как приятно… я так тебя люблю! — стонал Рики, сам не замечая, что признается Ясону в своих истинных чувствах.

Блонди на миг замер, но тут же отмахнулся от этих слов — вряд ли монгрел осознавал, что говорит, во всяком случае, он явно вкладывал в свои слова совсем не то, что хотел бы услышать его хозяин. Ранее в этот вечер пет уже раскрыл ему свои чувства, рассчитывать на большее пока что было бы опрометчиво. И все же, жаркое признание снова и снова отдавалось в ушах, и сердце блонди сладко сжималось, ведь именно эти слова он всегда так отчаянно мечтал услышать.

— Да, твою мать. Ох-х-х, да-а! Ёж твою… я кончаю, бля, кончаю! — завопил Рики в порыве экстаза, чувствуя, как его семя льется прямо в глотку красавца блонди. — Ох-х, ка-а-айф… — простонал он.

Ясон улыбнулся.

— Ну как, понравилось, пет?

— Улёт!

— Давай сюда руки.

Рики протянул ему запястья, и Ясон снял с них цепи, да и про ноги тоже не забыл. Неожиданно обретя свободу, монгрел оказался на седьмом небе от счастья — бросившись на шею хозяину, он обвил его руками и с жаром поцеловал в щеку.

— Я буду послушным, — пообещал он. — Клянусь, я буду слушаться тебя во всем!

— Ну, смотри у меня! — Голос блонди звучал грозно, но с лица не сходила довольная улыбка.

И в новом поцелуе гнев Ясона — по крайней мере, на эту ночь — растворился без следа…

====== Глава 26 Непослушный пет Ясона ======

Время давно перевалило за полночь. В полутемном зале Ясон сидел один, среди теней, погруженный в раздумья. Он потягивал вино — уже третий бокал — и перебирал в памяти события этого безумного дня. Рики, измотанный бесконечной чередой наказаний, спал как убитый, но его хозяин так и не сомкнул глаз. Тысячи мыслей и сотни картин водили хоровод в его голове, не давали погрузиться в объятия сна. Одна, самая яркая сцена вновь и вновь вставала перед глазами — Катце и Рики, в его собственной постели. Воспоминание причиняло невыносимую боль, и от него невозможно было избавиться. Что бы Ясон ни делал, оно крутилось в голове, как назойливая муха: монгрел так доволен, его возбуждение нарастает, он расточает Катце похвалы, и, наконец, чудовищный финал — Рики кончает, его страстные стоны незатихающим, гулким эхом отдаются в ушах блонди…

Теперь, когда гнев Ясона утих — или, точнее, когда блонди до поры запрятал его поглубже, — сердце его острыми крючьями раздирала боль. Пусть Рики и заявил в открытую, что не питает к Катце никаких чувств, ревность Ясона пустила глубокие корни. Чувства чувствами, а секс сексом: было очевидно, что монгрел находит Катце крайне привлекательным — и это кастрата, который и не мужчина вовсе! И этот самый кастрат сумел разжечь в Рики такое пламя, что склонил его на недозволенное совокупление, несмотря на страшный риск для обоих. Возможно, Ясон меньше мучился бы ревностью, признайся монгрел, что полюбил Катце — если бы он только не ласкал его с таким пылом! Именно жар интимной близости между этими двумя оставил в душе хозяина незаживающие ожоги. Блонди хотел, чтобы его пет изливал всю силу своей страсти только на него и ни на кого больше.