Про ящики я приукрасил, корабль с грузом приходил только на следующей неделе.

Наконец наступило воскресенье, и я, отоспавшись и зажав в кармане заветные полпенни отправился на Пеннингтон.

- Доброго дня, мистер Алвин, - Шинн обрадовалась мне будто мы не виделись с ней год, а не неделю, - вы за цветком?

- Нет, мисс Бреслин, - даже немного смущённо ответил я, - я хочу пригласить вас вечером прогуляться.

Зелёные глаза Шинн на миг распахнулись, и почти сразу же она стала строже, и будто старше лет на пять.

- Мистер Алвин, я бы с радостью, но боюсь, моя родня не одобрит.

- Не извольте беспокоиться, мисс Бреслин, - я подмигнул, - ваши кузены, после недолгого общения, попросили сопроводить вас в "Коронованную арфу," когда вам будет удобно. Я достал из кармана монетку и жестом фокусника показал её девушке. Жест правда вышел неуклюжий, но этого хватило.

Шинн взвизгнула так, что подскочил даже её рыжий питомец. Но быстро взяв себя в руки, она поправила рассыпавшиеся кудряшки, и церемонно кивнула.

- Мистер Алвин, я принимаю ваше приглашение, - затем прижав пухлый кулачок ко рту захихикала, - то-то я смотрю, что эти два шалопая аккурат с неделю назад, вечером охали как бабки, а Молли, жена двоюродного брата вдовы О"Шеннон перетягивала Айку грудь. Вы умеете убеждать, мистер Алвин.

- Раз уж я сумел убедить ваших братьев, и пригласить вас на сегодняшний вечер, то называйте меня Эдмундом, или Эдом.

- А вы меня Шинн.

Вечером одетый в свою лучшую куртку я зашёл за Шинн. Он стояла с такой же рыжей толстушкой. Увидев меня, они зашушукались, рассмеялись, и Шинн зашагала ко мне. Невысокая, медово-рыжая, она была одета в пышную юбку темно-синего цвета, белую блузку, подчеркнула талию и грудь жилетом, а сверху накинула некое подобие пелерины из плотной шерсти, заменив ей привычную шаль. Шляпку она держала в руках.

Кун бросился вперёд, и негромко поскуливая, начал носится между нами. Пёс был рад, но совершенно циничной радостью, у него появился пусть призрачный, но шанс остаться на земле с моим потомком. Кот проснулся только когда мы поздоровались с Шинн, и басовито мяукнул, привлекая к себе внимание. Когда мяуканье не возымело эффекта он неторопливо потянулся, и потрусил за нами, а его место сразу занял угольно-чёрный мышелов с белым пятном на груди.

Прогулка у нас выдалась неспешная, мы говорили. Говорили о политике, о ценах, погоде, родственниках Шинн, и в какой-то момент я поймал себя на мысли, что не ищу смысла в словах, что говорит моя собеседница, а получаю удовольствие от её голоса. И судя по всему, как она от моего.

- Истинно говорю вам, неугодны ведьмы Господу! - прервал нас каркающий голос.

Встав на деревянный ящик и зажав библию в руке вещал какой-то старикашка. Вокруг него собралась толпа зевак.

- Сказано в писании: "Ведьму в живых не оставляй"! Низвержение Симона-кудесника тому примером. И сам Иисус отвернулся, когда Диавол предложил ему все царства земные! Почему же мы разрешили этой опухоли расти в нашем, богобоязненном обществе? Почему не последовали словам Господним? Почему и ведьмы, и колдуны существуют рядом с нами, а мы живём как ни в чём ни бывало?

Зеваки зашумели, а Шинн сжала пальцы на моем локте.

А я вам отвечу! Потому, что мы простили их, как отец простил своего заблудшего сына. Мы, каждодневно оскорбляемые мерзостью, ходящей по земле, подставляем вторую щеку, как заповедал нам Иисус! Но в наш просвещенный век пара и электричества использовать нечисть не только богохульно, но противоречит самой природе человеческой!

В наших домах нет мира, потому что мы ...

- Боимся, - крикнул я, - боимся того, что любой поводырь или демонолог сильнее. Мы создали закон, по которому любой носящий печать не достоин звания человека. Даже разделившись на две церкви мы все равно не забывали свой страх.

Мы попытались уничтожить их, но, когда осознали, что ничего с ними не сделать, мы выпустили буллу Епископам, в которой называли грехом тягче смертного пособничество нечисти. Мы создали Мэтью Хопкинса, Торквемаду, Инститора чтобы оградить, стереть и похоронить тех, кого мы боялись. Именно мы кричим на площадях о нечистых помыслах, приводящих к сношению с дьяволом, но когда случается беда именно мы бежим к одержимым! В наших домах убираются брауни, именно нашу воду очищают ундины, нас лечат ши, и с нашими детьми нянчатся пикси. Но мы боимся, боимся тех людей, которые несут на себе наш грех лицемерия.

Старикашка покраснел так, что казалось его вот-вот разобьёт апоплексический удар. Сжав в левой руке писание, он начал тыкать в меня пальцем правой, но не мог произнести ни слова, а лишь надсадно хрипел. Зеваки смеялись, один мальчишка засвистел, его свист подхватил ещё один и ещё, и ещё. Двое молодцов подхватили старичка под руки, аккуратно сняли с бочки и увели.

Я двинулся дальше, Шинн последовала за мной, так и не отпустив мой локоть.

- А где ты так научился говорить? - после недолгого молчания спросила она.

- Когда мне было шесть, отец решил перебраться из Уэльса в Кейптаун, а там мы разбогатели, потом снова обеднели, отец подался на заработки, а меня отдали в бесплатную католическую школу. Там я и учился, пока отца не придавило осыпью в карьере, и не настало время получить печати. А после этого, отец Людовик скорбно сообщил, что одержимым у них учится нельзя.

Мальчик на побегушках в Конной полиции, потом, когда пионеры пошли на Север, я уже был достаточно взрослым, чтобы, накинув себе пару лет, завербоваться в армию. За умение читать меня взяли в полковую канцелярию, в колониях к поводырям относятся проще. Один из офицеров, видимо от скуки, учил нас, пока мы стояли в Кейпе, а потом на корабле. А затем мои духи окрепли, и я был переведён в маршевую роту, а там уже в гарнизон. А потом был Китай.

Я повернулся чтобы взглянуть на девушку, и натолкнулся на пронзительный взгляд зелёных глаз.

- Ты говоришь духи, но у тебя всего один - Кун, - то ли спрашивая, то ли утверждая сказала она.

- Я потом расскажу.

Шинн уже уверенней подхватила меня под руку, и мы двинулись дальше, к "Коронованной лире."

Вы можете представить себе полуподвал, заполненный в равной пропорции бочками с выпивкой и ирландцами? А если и первые и вторые плавают среди сиреневого табачного дыма? А если это все происходит в дрожащем свете газовых фонарей? А если в помещении появится англичанин?

Когда мы вошли в Коронованную лиру мне показалось что даже земля перестала вращаться. Всхлипнув замолкла скрипка, стихли разговоры. Казалось даже дым застыл в воздухе в ожидании. Нет, во взглядах не было враждебности, в них читалось безмерное удивление.

Первыми в паб вошли Кун, и Дэвин, а затем и мы с Шинн. Постояв несколько секунд на пороге двинулись к стойке. Я не боялся, если честно я был просто в ужасе, и судя по тому, как сжалась рука Шинн на моем локте, также ощущала себя и она.

Заставляя себя идти как можно более непринуждённо, под взглядами посетителей мы прошли через зал и остановились перед барменом.

- Этот джентльмен с вами, мисс Бреслин? - стараясь выглядеть невозмутимо спросил бармен.

- О нет, уважаемый, это она со мной, - стараясь перехватить инициативу вмешался я, и выложил на стойку полпенни, - Айк и Люк очень рекомендовали ваше заведение, и мы решили заглянуть, настолько ли оно хорошо, как описывают.

Брови бармена на секунду стали напоминать двух взлетающих чаек, а затем он вернул себе самообладание.

- Что ж, мистер, располагайтесь, первая пинта для гостей за счёт заведения.

- Я пью тёмное, вишнёвое для дамы, и две мисочки сливок для наших питомцев, - я пальцем передвинул по стойке монетку, но бармен, скопировав мой жест вернул её обратно.

- Вам принесут заказ, пройдите за столик.

В тишине мы проследовали к "чудесным образом" не занятому столику в заполненном под завязку пабе и сели.