— Представь, что это тротуар или просто старый добрый деревянный пол, — сказала она. — Было бы не очень-то приятно, правда?
— Да, — согласился я. Я видел звездочки перед глазами — впервые в жизни.
— Еще раз, — сказала мисс Фрост. — Давай я несколько раз покажу тебе, Уильям, а потом попробуешь сам.
— Ладно, — сказал я. И мы повторили еще несколько раз.
— Это называется нырок со сбросом, — объяснила мисс Фрост. — Его можно выполнить с кем угодно — нужно только, чтобы он отталкивал тебя. С любым человеком, который ведет себя агрессивно.
— Понял, — сказал я.
— Нет, Уильям, — ты только начинаешь понимать, — сказала мне мисс Фрост.
Мы провели в зале больше часа, отрабатывая нырок со сбросом.
— Легче проделать это, если противник выше тебя, — объясняла мисс Фрост. — Чем он выше и чем сильнее напирает на тебя, тем крепче он ударится головой о мат — или о дорожку, пол, землю. Понимаешь?
— Начинаю понимать, — сказал я.
Я запомнил, как соприкасались наши тела, пока мы тренировали нырок со сбросом; как и со многими другими вещами, когда начинаешь проводить прием правильно, постепенно входишь в ритм. Мы изрядно вспотели, и мисс Фрост сказала:
— Сделаешь правильно еще десять раз подряд — и можешь идти домой, Уильям.
— Я не хочу идти домой — я хочу продолжать, — прошептал я ей.
— Ни за что на свете не отказалась бы от знакомства с тобой, Уильям! — прошептала она в ответ.
— Я вас люблю! — сказал я ей.
— Не сейчас, Уильям, — ответила мисс Фрост. — Если не можешь прижать его локоть к горлу, прижми ко рту, — сказала она мне.
— Ко рту, — повторил я.
— Не поубивайте там друг друга! — кричал дедушка Гарри.
— Что тут происходит? — услышал я голос тренера Хойта. Херм заметил горящий свет; зал для борьбы был его святилищем.
— Ал показывает Билли нырок со сбросом, Херм, — сказал старому тренеру дядя Боб.
— Я сам показал его Алу, — сказал Херм. — Думаю, Ал знает, как он делается.
Тренер Хойт уселся на скамью домашней команды — как можно ближе к судейскому столу.
— Я никогда вас не забуду, — прошептал я мисс Фрост.
— Думаю, пора заканчивать, Уильям — если ты не можешь сосредоточиться на приеме, — сказала она.
— Хорошо, я сосредоточусь — еще десять нырков! — сказал я ей; она только улыбнулась и взъерошила мои пропотевшие волосы. Кажется, она не ерошила мне волосы с тех пор, как мне было тринадцать или пятнадцать — в общем, уже давно.
— Нет, Уильям, хватит — теперь у тебя есть Херм. Тренер Хойт может меня заменить, — сказала мисс Фрост. Я вдруг увидел, что она устала — раньше я никогда не замечал, чтобы она выглядела уставшей.
— Обними меня, но не целуй, Уильям, — давай просто сыграем по правилам, и пусть все будут довольны, — сказала мне мисс Фрост.
Я обнял ее изо всех сил, но она едва ответила на мое объятие — и вполовину не так крепко, как могла бы.
— Счастливого пути, Ал, — сказал дядя Боб.
— Спасибо, Боб, — ответила ему мисс Фрост.
— Мне пора домой, пока Мюриэл не отправила на мои поиски полицию и пожарных, — сказал дядя Боб.
— Я закрою зал, Боб, — сказал ему тренер Хойт. — Мы с Билли прогоним еще несколько нырков.
— Еще несколько, — повторил я.
— Пока я не увижу, что ты понял, — сказал мне тренер Хойт. — Почему бы вас всем не пойти по домам? И тебе, Ричард, и тебе тоже, Гарри, — сказал Херм; вероятно, тренер не был знаком с Нильсом Боркманом, а об Элейн Хедли если и слышал, то только как о невезучей преподавательской дочке, залетевшей от Киттреджа.
— Увидимся, Ричард, — я тебя люблю, Элейн! — крикнул я им вслед.
— А я люблю тебя, Билли! — крикнула в ответ Элейн.
— Увидимся дома — я оставлю свет включенным, — ответил мне Ричард.
— Береги себя, Ал, — сказал дедушка Гарри мисс Фрост.
— Я буду по тебе скучать, Гарри, — сказала ему мисс Фрост.
— И я по тебе тоже! — ответил дед.
Я понял, что не должен смотреть, как мисс Фрост уходит, и отвернулся. Иногда ты просто знаешь, что никогда больше не увидишь человека.
— Так вот, Билли, вся штука в том, чтобы заставить противника сделать все самому — в этом весь фокус, — говорил тем временем тренер Хойт. Когда я попробовал взять его в уже знакомый захват-воротник, мне показалось, что я пытаюсь обнять ствол дерева — у тренера была такая толстая шея, что обхватить ее было не так-то просто.
— Локоть противника можно прижимать куда угодно, лишь бы ему было неудобно, — объяснял Херм. — К горлу, ко рту — да хоть к носу, если сможешь. Нужно сунуть ему локоть в лицо, просто чтобы вынудить его отреагировать. Нужно, чтобы он оттолкнул тебя чересчур сильно, Билли — вот и все.
Старый тренер провел на мне примерно двадцать нырков; он проделал их довольно быстро, но к концу моя шея просто вопила о пощаде.
— Ладно, теперь твоя очередь. Посмотрим, как у тебя получится, — сказал мне Херм Хойт.
— Двадцать раз? — спросил я. (Он видел, что у меня текут слезы.)
— Начнем считать, как только перестанешь плакать, Билли. Думаю, первые раз сорок ты еще будешь плакать — а вот потом откроем счет, — сказал тренер Хойт.
Мы пробыли в старом спортзале еще часа два — а может, и все три. Я перестал считать нырки, но у меня появилось чувство, что я могу провести нырок во сне или пьяным, что было особенно забавно, если учесть, что я еще ни разу не напивался. (Все когда-то бывает впервые, и мне предстояло сделать впервые еще многое.)
В какой-то момент я сдуру сказал старому тренеру:
— Кажется, я уже могу провести нырок с завязанными глазами.
— Да что ты говоришь, Билли? — спросил меня Херм. — Стой на месте — не сходи с мата.
Он куда-то ушел; я слышал его шаги в переходе, но не видел его. Затем свет погас, и зал погрузился во тьму.
— Спокойно — просто стой где стоишь! — крикнул мне тренер. — Я сам тебя найду, Билли.
Вскоре я ощутил его присутствие; сильная рука взяла меня в захват, и мы сцепились во тьме.
— Если ты меня чувствуешь, видеть тебе уже не надо, — сказал Херм. — Если ты держишь меня за шею, то примерно понимаешь, где мои руки и ноги, так?
— Да, сэр, — ответил я.
— Лучше проводи свой нырок, пока я сам его не провел, Билли, — сказал мне Херм. Но я замешкался. Тренер Хойт успел раньше и как следует приложил меня головой.
— Ну что, теперь твоя очередь, Билли, — только не заставляй меня ждать всю ночь, — сказал старый тренер.
— Вы знаете, куда она едет? — спросил я его потом. В зале стояла кромешная тьма, и мы оба распростерлись на мате, отдыхая.
— Ал велел не говорить тебе, Билли, — сказал Херм.
— Понимаю, — сказал я.
— Я с самого начала знал, что Ал хочет быть девочкой, — послышался из темноты его голос. — Просто не догадывался, что он и впрямь на это решится.
— Мужества ему не занимать, — сказал я.
— Ей — ей мужества не занимать, Билли! — поправил меня Хойт с безумным смехом.
Над деревянной беговой дорожкой, огибающей зал, имелось несколько окон; теперь они начали тускло светиться; занимался рассвет.
— Слушай сюда, Билли, — сказал старый тренер. — У тебя есть один прием. Довольно неплохой нырок со сбросом, но это всего лишь один прием. Ты можешь уложить нападающего — может, даже сделать ему немножко больно. Но любой крепкий парень встанет и снова нападет на тебя. Один прием еще не делает из тебя борца, Билли.
— Понятно, — сказал я.
— Проводишь нырок — и сваливаешь оттуда к чертям собачьим — где бы ты ни находился, Билли. Ясно? — спросил меня тренер Хойт.
— Только один прием — провожу его и бегу. Правильно? — спросил я.
— Проводишь и бежишь — бегать-то ты умеешь, правда? — сказал тренер.
— Что с ней будет? — неожиданно спросил я.
— Этого я не могу тебе сказать, — со вздохом ответил Херм.
— У нее-то не один прием в запасе, правда? — спросил я.
— Да, но Ал не молодеет, — сказал тренер Хойт. — Пора тебе домой, Билли, — уже достаточно рассвело.