Таким образом, видно, что способ построения Зеноном апории «Стрела» тот же, что и способ построения предмета исследования процесса восприятия движения объектов нашими современниками, а именно: абстрактно-логическое («продуктное») представление о движении как обособленном свойстве объекта, которое логически противопоставляется другим сопредставленным и также мысленно обособленным его пространственным свойствам и которое нерефлексивно переносится на непосредственно-чувственный процесс зрительного восприятия движущегося объекта.

В другой формулировке (в изложении Филопона) апория «Стрела» звучит еще более «продуктно»: «Все, говорит он (Зенон. – В. П.), что находится в равном самому себе пространстве, либо покоится, либо движется, однако двигаться в равном самому себе пространстве невозможно, следовательно, оно покоится. Стало быть, летящая стрела, находясь в каждый из моментов ("теперь") времени, в течение которого она движется, в равном себе пространстве, будет покоиться. Но раз она покоится во все моменты ("теперь") времени, число которых бесконечно, то она будет покоиться и в течение всего времени. Однако, согласно исходной посылке, она движется. Следовательно, движущаяся стрела будет покоиться» (там же, с. 310). Эта формулировка апории интересна тем, что определение стрелы в «каждый из моментов ("теперь") времени» есть не что иное, как ее локализация в пространстве с помощью локализации во времени, то есть по сути то же, что делают представители операциональной парадигмы, когда они постулируют «пространственную локализацию» объекта в качестве эмпирического основания для объяснения восприятия движения.

Апории Зенона ясно показывают, что, в отличие от исследователей восприятия движения в классической и современной психологии, этот древний философ отчетливо понимал свойство человеческого ума отождествлять, выражаясь нашими терминами, опосредованно-мыслительный и непосредственно-чувственный уровни психического отражения и откровенно использовал это для построения своих логических парадоксов.

Почему же это происходит?

Дело в том, как показывает А. И. Миракян (1999, 2004), что глубинной основой, психологической предпосылкой и необходимым условием формирования мышления, в том числе и исследовательского, выступают практические (эмпирические) действия человека с вещными (предметными) свойствами и отношениями окружающего мира. Поэтому, во-первых, психические процессы предстают перед нами не в непосредственной своей данности, а, как уже говорилось, в виде своих результатов (продуктов) продуктных, которые в данном случае предстают как феномены восприятия. Причем эти процессы предстают перед нами опять же не в своей непосредственной форме своего осуществления, а в опредмеченном виде – то есть через их предметное содержание, обусловленное эмпирическим характером взаимодействия человека с окружающим миром. Это означает, что действительным предметом исследования для нас выступает не процесс восприятия в его «чистом виде» (вспомним в физике понятие «идеальный газ»), а как процесс восприятия именно «формы», процесс восприятия именно «движения» или других «пространственных свойств и отношений». Следовательно, когда мы пытаемся в качестве предмета исследования представить процессуальную сторону психического, то эта процессуальность психического поневоле предстает перед нами, образно выражаясь, сквозь призму эмпиричности и предметной опосредованности самого способа исследовательского мышления, то есть исходя из продуктной (результативной) стороны психики, а не из ее собственной процессуальности.

И здесь мы сталкиваемся с еще одним наивным вопросом: а что такое процессуальность, процесс, то есть изменение чего-то во времени?

Логика[9] полагания «процессуальности» психического в качестве предмета исследования строится, как известно, на понятиях (категориях) пространства и времени. Однако по тем же причинам наше (человеческое) мышление осмысливает такие явления, как «изменение», «время», «динамичность», «процесс», «процессуальность», представляя и описывая их с помощью пространственных представлений, понятий и отношений, то есть опосредствуя «время» и его «изменение» пространственными представлениями и отношениями. Вспомним тот же метод срезов, декартову систему координат (возможны и другие аргументы). Если проделать мыслительный эксперимент, то обнаруживается, что мышление может осмысливать «время» только в форме «пространственных отношений». Иначе говоря, мышление описывает «время» опять же не в непосредственной его данности (реальности), а опосредствуя (и, значит, подменяя) его пространственными представлениями и отношениями. Это означает, что в силу данной особенности мышления мы определяем «процесс» и «развитие» психики в пространственно-опосредованной форме.

Но пространственность окружающего мира суть тоже продукт психического отражения, причем в разных формах его опосредования. В частности, в психологических исследованиях (в других, кстати, тоже) «пространство» как исходная категория научно-психологического исследовательского мышления имеет разный смысл, разный характер (Панов, 2004). Так, в рамках классической психологии (структурализм В. Вундта и др.) постулируется абсолютный характер пространства (т. е. независимость его свойств от объектов, его заполняющих), в гештальтпсихологии постулируется относительный характер пространства (т. е. зависимость его свойств от объектов, его заполняющих), в экологическом подходе Дж. Гибсона (1988) постулируется непосредственная данность окружающего пространства как среды обитания (т. е. зависимость его воспринимаемых свойств от способа жизнедеятельности субъекта восприятия), в концепции оперативности психического отражения Д. А. Ошанина (1998) пространственность объекта восприятия непосредственным образом зависит от предметного действия, в рамках которого осуществляется акт восприятия данного объекта (функциональная деформация пространственных свойств объекта восприятия), в трансцендентальной психологии восприятия А. И. Миракяна (Миракян, 1999, 2004; А. И. Миракян и современная психология восприятия, 2010) пространственность окружающего мира порождается в непосредственном акте восприятия и обусловлена не только задачей действия, но и структурно-процессуальной анизотропностью самой отражательной системы, вследствие чего необходимым условием и принципом порождения пространственности является анизотропное искажение принимаемых воздействий. В итоге становится понятно, что «процессуальность» психического как объект и предмет исследования непосредственным образом зависит от того, какой смысл вкладывает исследователь (его мышление) в понятие пространственности окружающего мира и в конечном счете в понятие пространства как категории исследовательского мышления (Панов, 2004).

В самом общем виде и под условными названиями[10] целесообразно выделить по крайней мере три такие парадигмы понимания времени как объекта исследования.

Практическая парадигма, когда мышление человека не отягощено рассуждениями и рефлексией того, что есть пространство и время как реальности, требующие восприятия, осмысления и познания. Человек, как субъект-наблюдатель, не выделяет себя из окружающего мира и событий, в нем происходящих, поскольку он еще не наблюдает событий, не живет в них, а живет ими, проживает их. Поэтому для такого человека-субъекта «время» как объект восприятия и познания не существует, потому что он не субъект познания, а субъект действия (жизнедействия). Или, другими словами – в аристотелевских понятиях, – реализация его энтелехии (спонтанной действенности) ограничена его биологической сущностью. Бытие времени и человек как субъект бытия времени онтологически (в своем собственном бытии) совпадают друг с другом и потому в познавательном (гносеологическом) смысле не существуют.