Я вспомнила и то, что мне всегда говорили, будто я не стремлюсь к чему-либо, постоянно вспоминая один случай… Когда-то я захотела играть на гитаре, но для этого приходилось заниматься после школы и вовсе не в месте, близко располагавшемся к дому. Тогда была зима, холодно и рано темнело. Занятия были вечерние, и меня никто не хотел водить туда. Никто не хотел, все постоянно были уставшие. Я и отказалась посещать эти уроки, все говорили, что я ленива, но на самом деле мне просто было страшно – ходить одной темными вечерами с гитарой за спиной, когда странные и подозрительные прохожие в несколько раз больше тебя постоянно смотрят и провожают взглядами…. Это было жутко.

Я много чего вспоминала, даже не следя за дорогой, предаваясь прошлому, понимая, что действительно вспоминаю самые мерзкие моменты, самые обидны. Отец ушел из семьи… Теперь у меня появился сводный брат. И знаете, я понимаю, что его я люблю больше остальных. То есть, я действительно любила его, потому что его радость и желание играть со мной были искренними. Он не надевал улыбчивую маску, а всегда смеялся от души, когда я была рядом. Возможно, это из-за того, что он был ребенком…

Когда, кажется, одинокая слеза скатилась по щеке, я поняла, что больше вспоминать ничего не хочу…

Я и не заметила, но прошло уже три месяца. Три месяца, за которые я прежняя изменилась, что-то теряя, но и обретая. Мне срочно нужна была передышка, чтобы понять, кто я теперь такая. Стала я хуже, а может, стала никем?

Эти темные деревья склонились к земле, как бы указывая направление и чувствуя мою печаль, они склонили верхушки вниз, как бы скорбя. Небо было пустым, как и я, оно было темным. Его словно и не было – как и чувств внутри. Я боялась вспоминать, но и мне было все равно одновременно. Я боялась увидеть дом, улицу, город, боялась увидеть то, что с ними стало…

***

К утру, когда солнце уже встало, в который раз заставляя остерегаться всего, я добралась до знакомых мест, но в город не поехала – крупные города кишат тварями. Да и бензин почти заканчивался, а воспоминания лишь оживлялись, заставляя руки трястись, а слезы появляться на ресницах.

-Мама…

Я свернула с шоссе, уходя на песчаную тропинку с заросшими колеями от колес автомобилей, когда до Оттавы оставалось совсем немного. Я уже не знала, потерявшись среди высоких деревьев, куда еду, но не могла ни развернуться, ни просто остановиться. Однако вскоре мне пришлось-бензин кончился, когда вокруг оказался сплошной лес густых елей и сосен.

-Что ж, это должно было случиться, - выходя из машины, громко хлопая дверью, я села на землю, проскользив спиной по холодной поверхности. Слезы, наконец, хлынули из глаз – безысходность, тоска, сожаления. За последнее время я не могла оплакать никого. Нет, у меня не было времени поплакать с того самого момента, как мертвецы повалили забор, а меня оставили, пусть и не нарочно. Теперь же, вспоминая родной город и мать, мне было жаль даже Адама, хотя я начала забывать о нем, как и о Грэге с Бобом. Я слишком быстро удаляла из своей памяти такой «мусор».

Теперь я была одна в совершенно незнакомом месте, а где-то в другой стороне мой дом, покинутый, пустой, может, разрушенный мертвецами. Мой родной город, который эпидемия поглотила за два дня. Всего за два дня! Там осталось всё…

Проплакав какое-то время, я почувствовала облегчение, словно тяжелый камень убрали с груди. Поднимаясь с земли, вытирая слезы рукавом толстовки, я посмотрела в сторону, противоположную той, откуда я приехала.

-Куда-то же эта заросшая дорога должна вести, верно?- соглашаясь с собственными мыслями, я достала рюкзак и пистолет из машины и поплелась по вьющейся широкой тропе. Я шла, почти не смотря вперед, когда наткнулась на ходячего. Я, не осознавая, ударила его по ноге, заставляя повалиться на землю, а после воткнула острый нож в голову. Да, их головы становились все менее твердыми, продолжая гнить с каждым днем. Мертвецы сгнивали и воняли все больше, иногда оставляя на земле после себя куски отвалившейся кожи.

Перешагнув мертвеца, вытерев нож о его лохмотья, которые напоминали одежду рейнджера или охотника, я поплелась дальше, оставляя ржавеющую машину совсем далеко. Я бы продолжала идти, если бы не хруст ветки за моей спиной – он был слишком осторожным и единственным в своем роде, заставляя понять, что это не живой труп, безмозглый и шумный.

Резко развернувшись, я поняла, что на меня наставили охотничье ружье, угрожая. Это был пожилой мужчина со светлой сединой, в тяжелых ботинках на высокой подошве. Его глаза, вокруг которых была сеть морщинок, смотрели на меня, изучая, но охотник не боялся, наставляя ружье, это движение было скорее привычным.

-Где мы? – первый вопрос, что пришел мне на ум, вырвался сам. Пожалуй, этот вопрос мучал меня какое-то время. Я знала, что рядом знакомые места, но где находилась сейчас, не могла понять. Неужели природа так изменилась за прошедшее лето?

-Это заказник Марсейллес. Я Билл, – пожилой мужчина в болотной жилетке, запачканной кровью, пылью и жирными пятнами, со множеством карманов, убрал ружье, показывая свое доверие. Он был уверен в своих силах и, кажется, спокойно относился к одинокому незнакомому подростку на дороге.

- Блэр, - смотря на него, почему-то не чувствуя страха или недоверия, вообще ничего, ответила я, ужасаясь, как звучит мой голос. Он стал каким-то другим – я давно не говорила с кем-то, кроме самой себя.

-Приятно познакомиться, милая, – протягивая руку, охотник добро улыбнулся, как улыбался старичок, довольный хорошим сериалом или яблочным пирогом.

-Вы один здесь? – не понимая, откуда посреди леса взялся незнакомый мужчина, спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, как бы продолжая свой вопрос. Только ели и сосны окружали нас, не скрывая за своими стволами незнакомых людей.

-Ты явно переоцениваешь мои способности. Задай себе вопрос, выживет ли человек один в таком мире? – подходя ближе и закидывая ружье за спину, по-доброму улыбнулся Билл.

Я хотела ответить : «да, несомненно», но поняла, что ожидают от меня другого ответа. Поэтому просто промолчала.

-У нас есть группа, там много ребят твоего возраста, - понимая, ответил Билл, как бы предлагая отправиться с ним. – Я там как нянька.

Мужчина рассмеялся своим чуть сиплым от старости голосом от собственного замечания, чуть вороша седые волосы.

– Вы так долго на одном месте? –вспоминая, что Марсейллес это охотничье местечко, о чем и говорил вид Билла, удивилась я, перебивая смех старика.

-С самого начала, –не удивляясь, ответил тот, словно зная, на что я намекаю. Его кивок и слова казались невероятными. Будто я видела сейчас живое доказательство существования динозавров или, не знаю, волшебников.

-Это опасно. – я сделала вывод из последних событий, из того, что произошло с нашим лагерем, с некогда «Счастливой долиной».

-Сейчас все опасно. – мы уже шли туда, где по словам Билла, расположилась их база. - Какая твоя история?

– Печальная, - тяжело выдыхая, ответил я, когда лес закончился, а дальше показалось огромное здание, обнесённое сеткой, и озеро.

-Это гидроэлектростанция, нам повезло, - замечая мое искреннее удивление, гордясь, ответил Билл, подталкивая вперед. Он приглашал меня таким образом.

Постройка была крепкой, в серых тонах. На высоких выступах виднелись силуэты людей в схожей с Биллом одежде, которые как бы приветствуя, что-то делали – каждый жест отличался и казался характерным только определённому человеку. Как бы я не щурила глаза и не приглядывалась, увидеть кого-то не могла. Вокруг гидроэлектростанции был забор-сетка, который, думаю, собирались в скором времени заменить – он не казался слишком крепким. Недалеко было озеро. Серьезно, это было огромное искусственное озеро…

Стоило переступить за обнесенную забором территорию, ступая на бетонное покрытие, которое, как и асфальт на дорогах, чуть потрескалось, более четко видя силуэты смотровых – таких же охотников, как старик, только гораздо моложе, как на меня налетели со спины, заставляя свалиться с ног: