Когда веки стали совершенно тяжелыми, когда тело стремительно начало коченеть и леденеть, покрываясь будто какими-то магическими слоями атмосферы, я поняла, что мое «всё» погибло – настоящего теперь не было в моей жизни, да и в будущее не верилось, смотря на то, что происходит вокруг.

Металлические контейнеры, обычно нагревающиеся на солнце, теперь были раскалены жаром огня, кажется, искажаясь и меняя форму под его давящей и уничтожающей силой. Один за другим судостроительные амбары, стоя в ряд, зажигались, будто фейерверки или спички. Внутри сгорало и обращалось в ничто всё: тряпки и вещи, «подобранные» на улице, деревянные перегородки, запасы бензина или еды, мертвые тела.

Пламя само не могло сказать, как много пищи было у него в этот раз. Казалось, огонь способен перебраться на соседние постройки по асфальту, раскаляя его – попытки здешних обитателей что-то сделать с пожаром были тщетными, потому как горящие языки уже бушевали, наслаждались и упивались.

-Кажется, я любила тебя по-настоящему, не притворяясь, - понимая, что свинцовая пуля-созданная когда-то для уничтожения угрозы, пролетевшая сквозь ткани, кожу и все, что находится в теле человека, что составляет это тело-полностью впитала в себя всю жизнь, опускаясь на грудь мертвого Барри, прошептала я, наконец ощущая, как что-то внутри отзывается на мои чувства. Ребенок словно начал обретать сознание, проснувшись после смерти своего отца. Если бы это случилось чуть раньше… малыш или малышка могли бы почувствовать тепло славного парня, ставшего заменой другому славному парню…

***

Люди слабые, очень слабые и хрупкие, и я даже не знаю, с чем именно сравнить их физическое и эмоциональное состояние. Но я тоже являюсь человеком, тоже являюсь слабой, тоже могу разбиться, словно ваза, сброшенная с тумбы или шкафа. Достаточно одного движения – и ты умираешь, потому что слаб. И слабость порой раздражает, проникает в мозги, словно умный вирус, что-то переворачивает внутри, что-то искажает и раздражает, щекоча нервы системы. А ты ничего не можешь сделать, просто ждешь, когда же именно тебя столкнут, дадут толчок к падению.

И в этот раз Дэйв Одли получил тот самый пинок судьбы – звук выстрела прозвучал отчетливо и слишком громко, заставляя все в голове зазвенеть, а силуэты перед глазами превратиться в двухголовых драконов из сказок.

Мы вчетвером сидели за одной из стен, словно поджидая удачного момента, чтобы бежать. Мы ждали нужной минуты, но даже не знали, для чего именно должна предназначаться шестидесятисекундная пауза. Возможно, мы верили, что кто-то откроет ворота из порта, кто-то придет и поможет или вовсе в один момент все прекратится. Мы просто ждали, видя, как стремительно пламя поглощает это место – становилось понятно, что рано или поздно, но мы вернемся туда, к мертвецам и природе.

Вот только Дэйв Одли теперь не хотел возвращаться к прошлому существованию в борьбе, так же, как и не хотел - просто не мог-оставаться здесь, в пылающем царстве запекшейся крови. Дэйв, в отличие от нас с Джином, прижимающим к себе младшего брата, не смотрел по сторонам, ловя подходящий момент, думая о кончине королевства – голову парня занимали лишь слова Митча Стивенсона. Одли, кажется, осознал только теперь, как много жизней он загубил своими трусливостью и ложью: Отис Кит умирал в муках, после обратившись, Брина и Зак стали жертвами глупости и капризности бывшего одноклассника, а станция пала из-за боязни, пропитавшей все тело и душу.

Будто не выдержав собственных мыслей, которые подпитывал голос теперь мертвого Митча, трясущимися руками Дэйв с какой-то иронией на лице поднес к лицу пистоле, а после, засунув дуло в рот, более не сомневаясь, нажал на курок. Звук оглушил нас всех, привлек внимание других, но кровавые разводы на стене за спиной, капли крови на собственной коже – все это не давало думать о чем-то, кроме произошедшего.

Я даже не заметила, как быстро все произошло, даже не видела, как сильно тряслись руки парня, как крупные слезы стекали по щекам – я была слишком занята тревожными мыслями в то время. Мне не хватило то ли внимательности-а может, интуиция сдала позиции-, то ли я даже не хотела быть свидетелем самоубийства – лучшего способа для слабых людей, коими мы все являемся.

Сейчас же, после выстрела, когда звон постепенно угасал, словно крохотный огонек, я чувствовала оцепенение, почти увлеченно смотря на стекающие вниз ручейки крови, смешанные с чем-то еще, ползущим по стене. Я, вероятно, не осознала до конца, что именно произошло. Кажется, вместе со скользящими вниз остатками мозга по моему пищеводу к горлу подползала съеденная еда. В затылке Одли зияла дыра, его тело спокойно и совершенно безжизненно распласталось на земле, лицом вниз, а мир вокруг даже не заметил чужой гибели, доказывая, что он безжалостен.

-Давай, Дарлин! Нам нужно уходить! – я очнулась только в момент, когда Джин схватил меня за руку, другой сдерживая Марко, готового закричать от произошедшего. На лице ребёнка читались лишь безумный страх и то, что он тоже понимал: человек слаб. – У нас больше не будет шанса! Надо бежать!

***

Мы всегда видим разное в одинаковых вещах, и чаще всего подобные изменения в окружающих нас предметах происходят из-за нашего же настроения. Мы, по сути, склонны видеть то, чего желаем.

Казалось, люди должны страдать, чувствовать разочарование и угнетение, видя, как их дом превращается в гору пепла и углей, - так было с нами всеми, потерявшими станцию, семью и друзей. Но, на самом деле, порт озера Мичиган никто не мог назвать своим домом, даже для громил и в прошлом байкеров это место служило словно каким-то парком развлечения или любимым кабаком, где подавали лучшее пиво или виски. Здесь, среди металлических душных контейнеров, асфальта, воды и тоскливо скрипящих по ночам кораблей, не было того, что бы могло помочь назвать это место домом. Тебя всегда преследовал холод, мурашки по коже, страх и какое-то отчуждение - особенно сильными эти чувства были ночью: казалось, что-то во мраке следит за тобой.

Но теперь всем уже было не до прошлого или даже будущего – каждого волновало настоящее, в котором пламя, а не мертвые твари с гнилыми головами, могло стать причиной смерти. Это было бы более чем прискорбно, умереть из-за пожара в мире, где есть нечто более страшное. Возможно, даже глупо…

Если бы вы видели людей, скопившихся у пылающих амбаров, совершенно безнадежно и не с особым желанием усмиряющих огонь, то вы бы тоже сказали, что им больше нечего терять, кроме своих жизней. Никто, кроме них самих, не знает, как они оказались во власти Николаса, как долго пробыли под его влиянием и давлением, как сильно они его боялись и боготворили, в тайне ненавидя. Никто не может рассказать нам об этом, но лица этих людей отчетливо кричат: если вы дадите нам спичку, мы будем благодарны.

Беда не приходит одна. Даже когда кажется, что все стало слишком плохо, что хуже не бывает, тебя заставляют убедиться в обратном – Вселенная не знает такого слова, как «достаточно», она не знакома с мерой или понятием количества. Для нее существует лишь бесконечность. Возможно, черные дыры являются настоящей сущностью Вселенной: ей все время мало.

И в этот раз пожара для Вселенной не хватило, но никто из нас не желал прекращения этого жаркого пиршества оранжевой стихии: если бы мы могли чем-то помочь, то лишь ускорили бы процесс разрушения порта, ставшего тюрьмой, кладбищем, начальной точкой нового отсчета.

В тот момент, когда из горящих амбаров, скрипящих и трещащих, готовых сложиться карточным домиком, показались шатающиеся, обуглившиеся тела, хрипящие и стонущие, я решила, что, возможно, кто-то еще ненавидит это место так же сильно, как я. Что-то более великое будто давало нам шанс успокоится, принимая этот подарок. Люди, ставшие мертвецами, теперь послужили вестниками второго этапа мини апокалипсиса, начавшегося у озера Мичиган.

А предводителем гниющий армии, образовавшейся внутри «безопасной» территории порта, стал тот самый глупо погибший паренек с пробитым легким, чьи глаза превратились в безжизненные засохшие шарики. Его рык не был неожиданным, и «новому» мертвецу не удалось бы кого-либо укусить, если бы не появление его «друзей», эффектно шедших словно из самого ада. Честно говоря, все здесь теперь напоминало ад, жаркий и жгучий, полный отчаяния и греха, мести и жажды убийства. Все самые отвратительные, но великие чувства, помогающие порой совершить нечто важное, нависали над портом черными облаками, застывшими на одном месте.