В одно мгновение Миллер пытается вырваться, чувствуя липкий страх, вызванный этой безумной улыбкой, этими глазами. В этой девушке он видит теперь не незнакомку, а того человека, который, кажется, оставил его на долгие годы. Джо забыл дорогу на то кладбище, забыл обстоятельства и обиды. Но какого же…дьявол играет с ним, показывая это лицо, показывая такие похожие глаза… Нет, Ло не может быть живой, он сам держал ее мертвое тело в руках, сам целовал труп в синии губы. Сам…
-Он убил всех, кто был на станции. И Николас тоже умрет. – голос Джина теперь не имеет значения для Миллера. Не имеют значения и злые лица незнакомцев, только эта девушка с чертами лица, так похожими на черты Ло. Дрожь бьет по телу, что-то внутри вопит от боли, и только сейчас тонкие пальцы Вэл Бенсон разжимаются на его кожаной куртке, позволяя отойти в сторону.
Делая несколько шагов назад, смотря на эту клетку с бомбой замедленного действия, мужчина начинает безумно смеяться в голос, почти хватая себя одной рукой за волосы, чуть оттягивая их в сторону. Это незаметно для кого-либо, кроме него, он так пытается привести себя в чувства, отрезвить болью. Это его лучшее лекарство с тех самых пор.
-Думайте, как знаете. Но лучше никому не говорите, что вы братья. Все здесь прекрасные лжецы, актеры, детективы, кто угодно. Николас любит игры: шахматы, шашки, но самые любимые развлечения – шахматы людьми.
-Мы убьем его, - говорит реинкарнация Ло, поселившаяся в теле несчастной Вэл Бенсон. Она говорит это с такой забавной улыбкой, что Джо сам улыбается, но последующие слова заставляют его поверить в судьбу и нечто более великое, чем Николас. – Убьем его, а после тебя. Избавляя от мучений. Тебе было интересно, как там судьба Блэр и Кловер? Блэр в порядке, не хандрит, а у Эйбрамсон ты вскоре спросишь сам, можешь придумать целую викторину, она их любила.
…
Я металась по этой клетке, ища слабое место, проем, где можно пролезть, забытого ключа или чего угодно. Мне надоело вот так вот сидеть на одном месте, как делал Билл, ничего не предпринимая. Он лишь говорил, что устал, что поможет мне позже, да и что здесь не с чем помогать. Я действительно чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку, откуда не было выхода, а потом послышались очередные шаги. Я была готова увидеть Агату вновь, забыть о том, через что, возможно, ей пришлось пройти, и просить о помощи, о том, чтобы женщина достала ключ или отмычку. Но вместо Дуглас в темноте и тусклом свете появилась Белчер в белом халате.
Это не вызвало каких-то воспоминаний, только боль. Неужели и эта женщина предала нас? Но ведь… Какова ее причина? Что заставили сделать людей, чтобы они стали на сторону дьявола?
-Николас, он… - рассказ Алоны о том, что этот урод сделал с Дарлин, почти заставил нужду в ключе отпасть. Вся моя сила была вложена в удар, пришедшийся по одному из прутьев – слабое место я нашла в тот момент, замечая, как металлическая палка чуть выгнулась. Это была обида за бессилие. Если бы я была там…
-Перед смертью он будет мучиться, страдать за всех, кого обрек на боль. Я убью его, убью, рассказав о ненависти. Мы поменяемся ролями, он окажется на стороне, где никогда прежде не бывал…
Я все время думала, что мертв лишь мир, что мы еще живые люди. Как оказалось, как я узнала в тот день, превратившийся в ночь, люди тоже погибли.
========== 8.2.Милый друг - Я уже горжусь ==========
Противный звон цепи был неприятным, но он не мог сравниться с хрипением, стоном и утробным рыком, что вырывался откуда-то из прогнившего желудка. Казалось, ты мог ощутить, как этот вибрирующий рык, зародившись внутри, проходит по глотке, раздражая облезающие стенки горла, после вырываясь наружу.
Чавкающий звук был ужасным и тошнотворным, как и все здесь, будто кто-то наступал в ошметки кожи, перетаптываясь с одной ноги на другую. Вокруг мир был завален неопознанными и безымянными трупами, в воздухе пахло смертью: гнилью и кровью. Живые мертвецы клацали отваливающимися челюстями, хватая руками резвый ветер, не в состоянии вырваться из-под горы своих же «сородичей» с пробитыми головами, откуда капала темная кровь.
Солнце нещадно палило в выси, но все было серым и убогим, будто опущенным в черно-белый мир, по экрану которого расползались линии помех и шипение. Жаркие лучи, казалось, испепеляющие, лишь ускоряли гниение и разрушение плоти, вызывая отвратительный запах мертвечины. Ты мог просто прикоснуться к телу твари, не прилагая усилий, а кусок мягкой и чавкающей кожи остался бы у тебя в руке. Это нельзя сравнить с протухшей говядиной или любым другим продуктом, это более отвратительно.
-Никогда не думал, что это может быть такой забавной и увлекательной вещью! – голос звучал по-детски радостно и восторженно, будто человек только что отрыл нечто важное для себя. А звук, способный посоперничать со скрежетом мела о доску, эхом разносился по округе, да темные пятна холодной крови трупа все больше падали на землю у ног черноволосого мужчины.
Следом за кровавыми разводами вниз летели и куски плоти, сдираемые с живота, боков, плеч, будто шелуха лука или даже обгоревшая и облезшая кожа загорающего. Этот человек экспериментировал, демонстрируя различные приемы, ножи и лезвия. Острый топорик мясника оказался отброшен в сторону, наскучив сценаристу, а в руках, забрызганных кровью, оказался тупой нож, который разрывал кожу, плоть, оставляя после себя рваные раны с брызжущими струйками крови.
Щелканье зубов, хрипы и стоны действительно, казалось, становились громче и повествовали о боли, а цепь на шее, тянущая назад, не позволяла теперь рыку выходить так свободно, оглушая его, делая более мягким и менее агрессивным. Неровный кусок плоти оказался в руках черноволосого мясника, который разглядывал его, пытаясь найти схожесть с какой-нибудь вещью, будто форменные облака в небе.
Ногти поддавались намного проще, чем у живого человека. Они напоминали наклейки в детских журналах, отцепляясь так же быстро и без криков. Когда дело дошло до зубов и второго глаза – первый болтался на том, что осталось в глазнице-, человек с разнообразными «вещичками» разочаровался и обрадовался одновременно.
-Ты еще не стала такой же податливой, как остальные? Наверное, слишком мало времени прошло? – но ждать он не собирался, да и незачем. Широкая и милая улыбка сияла на его лица, которое через мгновение – как только второй глаз покинул правильное место-забрызгало кровью. Изуродованный мертвец захрипел так, что казалось, будто он вопит от боли, пытаясь сказать человеку, что боль ощутима и для него тоже.
Слеза скатилась по щеке, а я открыла глаза, через секунду понимая, что куски плоти, ногти и глазные яблоки на месте, и никто не разрезает мое тело, прикованной цепью-ошейником. В этом кошмаре Николас забавлялся надо мной даже после смерти, издевался над уже мертвым, но живым телом, отрывая куски плоти.
Билл сидел совсем близко, смотря куда-то вверх. От еле заметной дрожи и страха, что сон станет реальностью, я подползла к старику, который чуть дрогнул, не заметив моего пробуждения, а после легла на колени Билла, пытаясь успокоиться. С каждым днем, проведенным в этом темном отсеке, в этой клетке, видя лишь «великанов», не зная о том, что происходит «на поверхности», я боялась все больше момента, когда Николас напомнит о себе. Хотя забыть о его существовании было слишком тяжело.
Все эти дни меня сжирали, будто черви, и разрывали изнутри собственные тревоги. Я думала о Дарлин, Джине и Марко, Вэл и Тэде. Я, кажется, выпадала из реальности на несколько часов, не моргая, смотря в одну точку, а после обнаруживала перед собой какого-нибудь человека с бородой, ждущего ответа на неуслышанный мной вопрос. Громил, что периодически приносили черствый хлеб и воду, это мое молчание жутко бесило, тогда выход находил Билл, привыкший к подобному. Но я начинала пугаться саму себе.
«Я просто сижу на одном месте?»- однажды я спросила старика о том, почему он ничего не делает с моим молчанием, почему оно его пугает или не напрягает, но в ответе разочаровалась.
