Когда я глазела на озеро в скалистой «яме», племя кочевников под руководством Сурта, показалось из леса. Впрочем, их неожиданное появление не стало причиной нашего недоверия. Я не сразу это осознала и заметила, но боялась не я их, а они меня. Раньше все было иначе: я всю жизнь сторонилась незнакомцев, сейчас же воспринимала их как старых знакомых, только иногда хмуря брови и делая взгляд суровым. Теперь мне было весело наблюдать за лицами людей, которые встречали рыжую девочку-одиночку в неожиданных местах, делая такие удивленные глаза, будто на лбу у нее красовалась надпись «Опасно!»

Люди, вышедшие из-за деревьев, которые имели конечной целью именно территорию у кристального озера, кажется, более чистого чем небо, не обратили против меня оружие, ничего не сказали. Племя кочевников, с которым они сами себя сравнивали, лишь предложило мне переночевать с ними. Группе этих людей, будто вернувшихся в давние времена, – выглядели он точно так же –было все равно, в большей степени, на тех, кого они встречали, потому что после пути их расходились. Лишь единицы присоединялись к ним, не желая оставаться одинокими. Хотя, племя кочевников редко встречало живых.

Не боясь новых знакомств, относясь теперь к встречам примерно так же, как люди под предводительством Сурта, я знала, что если встреченные путники попытаются сделать то, чего делать не нужно, я смогу справиться. Но люди эти ничего не затевали, им было все равно на новые лица, потому что они забыли даже свой облик: у них не было собственных имен из прошлого, они прошли новое крещение вместе с безумным миром. Теперь этих путников называли именами духов и божественных существ скандинавкой мифологии. Я, правда, не понимала, почему они в таком случае считают себя племенем кочевников. Хотя, в действительности, теперь никто никому ничего не должен объяснять или доказывать – зовись как хочешь, после все равно окажешься в земле.

За месяц одиночества я научилась довольно весело смотреть на вещи вокруг, даже на печальные и страшные. Кто-то во всем искал плюсы, я же – повод для смеха. И это помогало, думаю, так намного легче. Только что-то внутри продолжало тревожиться, а я и не знала, что именно. Казалось, о чем-то я забыла, но вот только о чем не могла понять.

Сказочный лес с невысокими деревьями, иногда перебивающийся гигантскими и старыми стволами, свежий воздух, приходящий со стороны озера и скалистого обрыва, тихие потрескивания сучьев в костре и пока еще еле уловимый запах кролика, что попался в силки кочевого племени. Сидя на земле, заросшей травой, где-то в лесу, чтобы света огня не было видно кому-то там, за пределами сказочного мира, я думала о том, что мне нравится эта компания: молчаливая, тихо передвигающаяся, не привязанная к чему-либо. Кочевники казались свободными.

А все понятие свободы теперь у меня ассоциировалось с Суртой – вождем группы путников, встреченных днем у озера. Искры пламени устремлялись ввысь черного звездного неба, быстро исчезая, давая путь другим, таким же. Смуглый мужчина с широким ртом и печальными глазами, вечно спокойными и молчаливыми, но живыми, на чьей части лица красовалась извивающаяся татуировка, представлялся мне все же скрытным. Его тело вечно скрывала продранная в некоторых местах накидка, позволяющая видеть лишь ноги по колено, обмотанные шнурками, чтобы мертвецам было сложнее дотянуться до кожи, и смуглые кисти рук с длинными пальцами. Сурта не имел волос на голове и лице вообще-это не молодило его, но и не старило. По вожаку племени было трудно сказать, сколько ему лет. Казалось, гадай, сколько хочешь, называй все числа по порядку, все равно не узнаешь правды.

Сейчас же мы сидели рядом с костром: мужчина ломал сухие ветки, подкармливая пламя, я же просто наблюдала за его действиями и иногда за людьми, что медленно и тихо, сливаясь с темнотой ночного леса, куда-то уходили, после возвращаясь. Сурта казался печальным, но стоило ему оказаться рядом с природным источником света, – разведенным без спичек или зажигалок –как какой-то пламень счастья и легкая радость появлялись на лице.

-Я люблю огонь, - замечая мой пристальный взгляд, не поворачиваясь, спокойно отвечает предводитель скитающейся группы людей, вновь отправляя ветки в костер. – Он помогает сохранить свет во тьме. Электричества теперь ведь нет, мы вернулись в каменный век.

-Я когда-то жила в месте, где электричества было так много, что никто не думал о том, что оно иссякнет. – на мои слова мужчина в старой накидке лишь чуть раскрыл глаза в удивлении, после вновь становясь спокойным. Однако на его лице все еще оставался интерес и вопрос. – Сначала это были генераторы, а после электростанция, качающая воду из озера.

Сурта, удовлетворенный моим ответом, кивнул, вновь смотря на огонь, что отражался в его глазах. Мужчина, вероятно, понял, что стало со станцией, но, почему-то, я решила продолжить свой рассказ, помня признание лидера кочевников о любви к опасному пламени:

-Но огонь, который тебе нравится, разрушил это место, изменил его так, что, вернись я туда, не узнала бы ничего…Это очень странно, - на мгновение задумываясь, я почти дернулась, когда в голове что-то щелкнуло, пропуская забытую вещь. Я ошеломленно посмотрела на пламя, что было свидетелем пробуждения чего-то умершего в моей голове. -Я была знакома с человеком, который боялся и ненавидел пламя, а я не понимала его страха. Теперь я понимаю причины, но все еще не сам страх. Для меня огонь не более чем способ выживания-не любимая вещь.

-Понять суть чужих страхов не может никто, потому что каждый по-разному относится к вещам, -игнорируя мои слова об отношении к оранжевым языкам, пляшущим этой ночью на темных трупах ветвей деревьев, Сурта лишь на секунду обращает внимание на человека, чья тень мелькает где-то рядом. - Мы не знаем даже о причинах собственных волнений.

-А у вас есть тревоги, у этой группы они есть?- могло показаться, что я пытаюсь задеть или в чем-то обвинить подобным вопросом, но в действительности, интересовалась я, потому что хотела узнать. Это племя казалось мне свободным, и я хотела убедиться в этом, хотела узнать, в чем скрывается их свобода. Ведь, если человек боится, разве он независим?

-Все это было и в жизни неандертальцев, так почему же боязнь опасных вещей должна отсутствовать у нас?-не понимая причины моего вопроса, имея совершенно отличные от моих взгляды на мир, вопросом отвечает Сурта. В оранжевом свете пламени его кожа кажется еще более смуглой, а татуировка почти что оживает во мраке, когда предводитель сводит брови к переносице или массирует веки.

-И почему же вы живете, подобно этим самым неандертальцам, словно появились из давней древности? Почему не хотите найти кров, какой-либо смысл? Вы похожи на бездомных. – на констатацию данного факта взгляд Сурта четко, но печально отвечал, что весь мир для них – это дом. Впрочем, мне не хватало одного взгляда.

-На станции, где ты жила точно были люди, потому что такое место, с электричеством и запасами воды, не могли не замечать выжившие. Впрочем, как и мертвецы. Однако тот факт, что ты здесь одна, свидетельствует о смерти всех, кто был там. Говорит о разрухе и разрушении того крова, которым ты предлагаешь обзавестись нам. Я прав?

-Да, все до единого погибли. Никто не выжил. – я, кажется, не вспоминала об этом с того самого дня, как был заключён договор с новым контрактором. Я искала во всем повод для улыбки, и падение станции теперь не вызывало во мне чего-то ужасного и безумного. Внутри все было тихо, только отголоски гнева эхом доносились до мозга, о чем-то отчаянно пытаясь напомнить. Уничтожение «дома» я принимала как факт.

-Ты пыталась найти, искала следы?- голос Сурта вновь заставил меня отвлечься от пламени, которое будто показывало моменты из прошлого. Тогда все тоже было таким же оранжевым, охвачено таким же жаром и дымом.

-Нет, я просто знаю, что все мертвы, - протягивая первое слово данной реплики, я с неохотой, но все же оторвала взгляд от костра. Теперь на месте сухих веток остаются лишь угли, заставляя вожака племени вновь забросить новую порцию пищи для огненного питомца.