Джеймс будет похоронен в земле, уйдет туда, откуда все мы вышли. Позади виднелся иссякающий столб дыма, а впереди - дорога назад, в единственный уцелевший дом. Все думают о разном, но в этот момент, голова каждого была занята лишь людьми, нет, монстрами, что сделали все это. Ими двигала лишь жажда крови, смерти, жесткость и скука. Они не взяли ничего – все спалили.
И мне стало так страшно, как никогда в жизни. Это было не одно из мои «страшно», которые способны описать люди. Это «страшно» я описать не в силах. Словно дрожь, подобно хищнику, подкрадывается прямо к сердцу. Словно что-то липкое, животное, одноглазое и мерзкое пробирается к душе. Словно руки этого невидимого монстра уже нависают над сердцем, собираясь сдавить его. Уродливые, кривые пальцы этого Страха уже подрагивают у самого важного органа, что перестает гонять кровь по организму. Словно все самые страшные и ужасные чувства смешиваются воедино. И теперь, когда я говорю «мне страшно», я действительно боюсь.
-Мне страшно, Билл.
Страх смешивался с ненавистью. Говорят, нельзя желать мести, но я скажу, что можно. Месть объединила сердца всех. Потому что такое гадство, такая дикость, жуткая, кровавая…. Нет, я не верю, что это были люди. Скорее, дикари. Дети, старики – всё сгорело. Всё…
-Я знаю, Блэр, я знаю. Кем бы они ни были, им пиздец. Это я могу обещать.
***
Кровь. Что это? Что-то красное и жидкое, что течет внутри каждого человека: ребенка, взрослого, дедушки или бабушки. Даже в собаке или кошке есть эта кровь. Мама всегда говорила, что если не промыть рану на коленке, разодранной об асфальт, то будет заражение этой же крови. Сейчас происходит то же самое, кровь заражается болезнью, если Упырь кусает тебя?
Мама говорила, что кровь – это то, без чего мы не сможем жить, без чего клетки в организме( это мы сами) погибнут. Мама, да и старший брат всегда говорили, что без крови мы умрем. Они сильно удивлялись таким моим вопросам, но мне было интересно: что это красное сочится из ранки. Но они всегда уверенно отвечали на мои расспросы: без крови невозможно жить.
Но они ошибались, Джин и мама ошибались, потому что то, без чего нельзя жить – друг без друга. Я видел эту красную кровь, без которой организм погибает, когда мама кричала, умоляя оставить ее в покое. Видел кровь, когда брат протыкал голову мертвеца – брызги летели во все стороны. Видел красные капли и струйки, когда Тэд ударил, ломая нос, плохого парня, очень плохого. Тот человек хотел, чтобы кровь пошла у Тэда, поэтому я не виню Крайтона – он не хотел чувствовать боль.
Но все-таки мама и Джин ошибались, веря в то, что жить без крови нельзя. Нельзя жить без жизни, без воздуха, воды и еды. Если ты не ешь и не пьешь, то умираешь. Если не дышишь, то задыхаешься. Если теряешь жизнь, то… А можно потерять жизнь и понять это?
Что идет за смертью? То есть, что там, в той темноте? Я думаю, когда люди умирают, они видят только черноту, потому что закрывают глаза, будто засыпают. Когда умерла бабушка, мама сказала, что она заснула, но я отчаянно не понимал, почему бабушку кладут в деревянную коробку, после закрывая крышкой, будто она была вампиром. Не понимал и того, почему все плачут, а кроватку бабушки, без окошек и дверей, опускают в глубокую яму. Я начал кричать, когда яму стали засыпать землей, плакать из-за того, что бабушке не дают проснуться, но меня не слушали и продолжали утирать слезы белыми платками.
Тогда Джин сказал мне, что бабушка вовсе не спит – бабушка ушла куда-то далеко. Я спросил: «Куда?», но брат только пожал плечами, опуская голову, продолжая держать меня за плечо. Я до сих пор не знаю, не понимаю, куда же ушла бабушка, а за ней и дедушка. После туда отправился и рыжий пес, вечно спящий в последнее время в гостиной.
И теперь я постоянно думаю, куда уходят те, кто закрывает глаза. Они не засыпают, не дремлют, не мечтают побыть в темноте – они просто куда-то уходят, будто собираются найти другой мир, где им жить будет лучше. Разве они так не придают нас, думая только о себе?
Но Джин говорит, что бабушка, мама, папа, рыжий пес – все они не предали, может, только чуть-чуть, потому что оставили нас одних. Он говорит, что их путешествие закончилось, как только началось, говорит, что, закрыв глаза, все они уже пришли туда, куда должны били. И я понял, что они умерли.
***
Темноволосая девочка с аккуратными хвостиками, она стояла посреди большого зала, где было много детей, где была огромная елка, украшенная множеством шаров, игрушек. Здесь были и ее друзья, но сейчас она была одинока, потому что каждый ребенок, ее ровесник, в этом зале насмехался над ней, говорил неприятные вещи. Ее обижали эти слова. Детский утренник был испорчен, а все из-за чего? Из-за того, что она решила не так, как остальные?
Сейчас кроха Кловер Эйбрамсон чувствовала себя такой же, какой она видела Блэр. Рыжая девочка всегда была отшельником, одиночкой, вечно ходящей по углам, думающей о таких вещах, значения которых Кловер и не понимает. Эйбрамсон чувствовала себя так гадко, хотя всегда смеялась с остальными над Блэр. Но стоило ей стать хоть немного похожей на Джералд, хоть немного отличиться от остальных, как все оскалились против нее – Кловер не нравилась эта сторона, полная оскорблений и детской ненависти. Дети бывают жестоки.
Светловолосый мальчик в костюме принца, коим он совершенно не являлся, больно стукнул Кловер, попутно разрывая ее любимые бусы. Круглые бусинки тут же рассыпались, будто горох. Эти бусы Кловер подарил папа, который так редко приезжал домой. Ей хотелось закричать, оскорбить других, ударить в ответ, но что она могла сделать против такой толпы. Ей приходилось держаться и не плакать. Кловер только сжала кулаки, да губы вытянулись в дрожащую полоску.
-Плакса, смотрите! Она собирается заплакать! – указывая в ее сторону пальцем, кричал светловолосый мальчишка, заговорщицки улыбаясь. Его голос подзывал всех, дети окружали Кловер. Он привлекал внимание, радуясь тому, что кто-то обижен, кто-то озлоблен и раздавлен. Мальчик был похож на шута, что зазывал на представление. Дети порой более жестоки, чем взрослые.
-Я… не плачу… - затыкая свою обиду, проговорила Кловер, пряча глаза за темной челкой. Но ее голос говорил об обратном, она начала всхлипывать, смотря на бусины под ногами.
Она стояла одна, была одинока, хотя вокруг были люди. Она стояла в окружении улыбок-оскалов, и ей было так обидно и больно. Казалось, все внимание обращено на нее саму. Кловер любила чужое внимание, когда ее хвалят, но не такое внимание, когда ты – ничтожество в глазах других, объект для насмешек. И все это потому, что ты отличился.
Дети, да и все люди не любят тех, кто выделяется, кто отличается, кто другой. Они всеми силами стараются загнать его в свою скорлупу, запечатать в коробке, только бы его индивидуальность не вырвалась наружу.
Везде были злые улыбки, повсюду звучали обидные насмешки.
Она оказалась среди детей, с которыми была знакома. Но все лишь смеялись над ее горем. Рядом были дети, с которыми Кловер играла и дружила, но теперь они стали против нее.
-Плакса! – все тыкали пальцами в ее сторону, подхватывая голос мальчика, начиная хором выкрикивать это обзывание. Голоса смешивались, сливались, перебивали друг друга, набатом звуча в голове. Словно тревожный колокол обиды звенел в сознании крохи Кловер.
-Я не плакса! – девочка уже ревела, готовая убежать. Все эти голоса, лица – все это заставляло ее быть ничтожной, убогой, обиженной. Но неожиданно на мальчика, что всех поддерживал, набросилась Блэр, заставляя детей закричать из-за начавшейся драки. Девочка била мальчика, и это было неправильно. Совсем неправильно, потому что девочки – слабые, их должны защищать, но рыжая девчонка защищала сама себя.
Блэр не попадала под стереотипы, под ложные правила, созданные в этом мире, поэтому ее не понимали, отталкивали от себя, обходили стороной. Но были и те, кто вечно цеплял ее, винил в каких-то вещах, язвил. Но самое рыжей это ничуть не мешало, она научилась абстрагироваться. И в тот момент, когда Блэр била мальчишку своими девичьими кулачками, Кловер стало так стыдно за то, что она когда-то сама смеялась над ней, что она заплакала еще сильнее, еще громче, не отрывая взгляда от Джералд. Это было словно искуплением всех тех оскорбление, произнесенных когда-то в ее адрес.
