-Черт, Билл… - Агата сложила руки на груди, недовольно смотря на седого мужчину, который рефлекторно ухватился за дверной косяк, теперь вытирая слюну с подбородка. – Твой кашель все хуже с каждым днем. Может, ты засунешь свою гордость куда подальше и покажешься доктору Белчер?

-Может, вы перестанете печься обо мне как о младенце, нежные мамочки? Это всего лишь простуд, а у нас вообще-то люди в опасности, что здесь, что в супермаркете, так что это вам стоит засунуть свою заботу куда подальше, а если точнее, в зад, и распорядиться о мертвой, блядь, тишине на какое-то время, пока стадо не придет.

-Так и сделаем, - слова эти Агата почти выплюнула. Ей было мерзко и немного обидно, в чем она себе не признавалась, за то, что проявив заботу, получила только недовольство. –Дэвид, иди к Бронсону, скажи, чтобы выключил насосы, и быстро.

Дэвид энергично кивнул, резко вставая со стула, цепляясь за стол, и неловко, чувствуя стыд, посеменил быстрыми шагами из кабинета.

-На какое-то время, станция умрет, потонув в тишине и молчании, –задумавшись то ли над своим резким поведением, связанным с очередными неприятностями, то ли над чем-то другим, почти прохрипел старик. - Оповестите всех, когда стадо пройдет, мы отправимся в Холвудс.

***

Это молчание было схоже с жизнью в окружении смерти. Будто ты сидел у могилы, а вокруг были сплошные трупы знакомых, изуродованные, бездыханные, холодные, чужие теперь. Я сидела, чувствуя, что внутри меня такое же молчание: сознание молчало, чувства молчали, потребности тоже были тихими.

Стадо добралось до станции достаточно быстро, что нам показалось это одним мгновением, за которое мы все же успели подготовиться к тишине. Было страшно только за то, что Ходячие останутся у заборов, не желая проходить мимо. Нам нужно было отправиться в Холвудс. Мне нужно было оказаться там прямо сейчас.

Я отчаянно не понимала, почему все время случается что-то плохое, почему нельзя нарушить эту закономерность черно-белых полос жизни, почему, черт возьми, нельзя заменить черный цвет на какой-нибудь другой, более светлый.

Люди на станции забились в комнаты, в столовую, с улицы все ушли, чтобы случайно не создать шума, который бы спровоцировал Ходячих. Я сидела в туалете, на холодном и грязном полу, видимо, что-то за меня решило, что раз уж нужно быть тихим, то лучше и сидеть в одиночестве, где ничего не помешает тебе сказать и слова.

Вот я и сидела, подтянув к себе колено, смотря то в потолок, то в разбитое зеркало, снятое со стены. Осколки давно убрали, но раму для зеркала почему-то оставили здесь. Скорее всего, попросту забыли.

Вернувшись из Холвудс, после того ночного похода в дом Дарлин, я все время чувствовала себя каким-то другим человеком. О нашем «побеге» никто действительно не узнал, ни один человек не удивился, когда мы появились в супермаркете только в середине дня. Да, люди становятся безразличны, когда заняты своими заботами, и это не обнадеживает.

После возвращения в Холвудс, я мечтала сбежать куда-нибудь, желательно, где не было бы людей. Я чувствовала свое бессилие, свою печаль, отчаяние. Вэл говорила, что, исходя из моих же слов, никто не познавал настоящего отчаяния, но я признала, что ошибалась в тот раз. Видя, как Дарлин затянута в танец боли и страдания, слыша свой собственный дрожащий голос, пропускающий некоторые ноты, я поняла, что отчаяние бывает разным.

Очень странно испытывать подобное чувство, когда ты в безопасности. Но сейчас, несмотря на мой очевидный эгоизм, следующий со мной по жизни, я почувствовала новую накатывающую волну отчаяния. Сначала оно было из-за страдания подруги, теперь из-за возможной смерти – два вида отчаяния смешались, заставляя застрелиться. На станции было около семидесяти человек, с того момента как мы встретили жителей Холвудс никто не умер, даже Глори Кук выжила без отрубленных пальцев, но даже эти живые люди не могли успокоить. Казалось, сидя в этом туалете, я сижу на брошенной заправке, где когда-то была с Тэдом Крайтоном. В минуты печали и смятения, я начинала думать, что Кловер и Джин с Марко не могли выжить, я, можно сказать, мечтала узнать об их смерти. Чтобы больше не мучиться.

Мне снова захотелось остаться одной во всем мире, на этой планете, чтобы ни о ком не думать. Мои чувства смешивались, заставляя меня менять позу каждые пять секунд. Неудобства были внутри, но мне все казалось, что это физическая неудовлетворенность. Я крутилась на полу, почти ложилась, была готова скрести стену и плитку из-за всего этого. То я переживала за дорогих людей, то хотела бросить все это, посылая к черту, снова превращаясь в призрак блуждающего человека. Может, легче было умереть.

-Блэр, - голос в коридоре звал меня, а я даже не шевельнулась. Говорил Билл, узнать это было не сложно не только из-за специфичного хрипловатого тембра, но и из-за последующего кашля удушения. – Куда можно было уйти?

-Пойдем без нее. – Роб был там, а значит и Тони, которого скала не выпускал из своих рук, только если уезжал со станции. Маленький мальчишка раскрыл рот, что-то невнятно произнося лишь однажды, когда солнце светило так ярко после бесконечной зимы, а снег таял, пропитывая водой сухую и промерзлую почву. Тони произнес что-то с явным восхищением, Роб лишь уставился на него: «Ты что-то сказал, малый?» Но ребенок уставился на мужчину в ответ своими большими темными глазами, будто не понимая, что тот говорит.

-Я здесь, - выходя из туалета, поборов какое-то странное желание заснуть на холодном плиточном полу помещения, я заставила старика и скалу обернуться, когда те собирались было повернуть за угол коридора. – Мертвецы ушли?

-Недостаточно далеко, но у нас мало времени, дорога каждая секунда. Агата останется здесь, чтобы не допускать шума, а мы уже готовы ехать. –Билл явно был в плохом состоянии из-за того, что мы могли найти в Холвудс теперь. Я боялась собственных чувств, понимая, что похожее я уже испытывала, когда мы шли в дом Дарлин, зная, что найдем там. Старик же еще во что-то верил, иначе бы даже не поехал смотреть, в последнее время Билл стал категоричен. Он явно думал о людях Холвудс и о тех, кто отправился в супермаркет, временно меняя место жительства. В общину в Оттаве отправились и Митч с Бриной, за которыми поплелся Зак Хэнкс, узнав о Леонарде и Джули, там же теперь обитали и Самир с другими людьми, узнавшими о родственниках и свободных комнатах, где можно уединиться. Если Холвудс пал, то численность нашей общины резко сократится с семидесяти до пятидесяти, возможно, чуть больше или меньше.

-Только Ваше Королевское Величество ждем. – я бы могла что-то ответить на это ехидное замечание Роба, как делала всегда, после получая объявление войны и ненавистный взгляд, но мне не хотелось говорить вообще ничего. Каждое слово давалось с трудом.

-У нас нет времени для споров, так что заткнитесь, оба.

***

Блэр была права, даже не понимая насколько, когда говорила о трусости и неуверенности Самира. Об этих качествах говорил и мистер Ману, рассказывая о внуке, но я продолжала относиться к его словам с некоторым скептицизмом, пока не встретила индуса. Я думала, что самым неуверенным и подавленным человеком когда-то была я, в прошлом, но теперь поняла, что ошибалась.

Вечные насмешки из-за цвета кожи, отношение собственных родителей сделало Самира таким, какой он был сейчас. В некоторой степени мы были похожи: наши семьи часто вздорили. Но все познается в сравнении.

Найдя в бывшем родном доме труп папы… я пожелала похоронить его, потому что отец был достоин этого. Нет, он был достоин большего, намного большего, чем жалкая смерть от укуса. Многие укушенные были достойны большего, чем такая судьба. Сначала я захотела похоронить, а после просто сжечь весь дом… Казалось, вместе с этим уйдет и боль, будто очищающий огонь спалит ее дотла, выжжет из моего тела, подобно какой-то бородавке. Блэр даже подыграла мне, когда я, уставившись на дом, уже выходя за калитку, сказала ей: «Пламя прекрасно, верно? Оно так быстро уничтожает мое прошлое, что хранилось в этом месте…»