- Ты же врешь… - едва слышно, а глаза уже так и блестят от отчаяния, боли.

- Разве?

***

Приехать домой, к матери обратно. Провел до квартиры. Поцелуй в щеку – и пошел смиренно прочь.

Стыдно, гадко… но и, тем не менее… я ничего не обещала ему. Ровным счетом НИЧЕГО. После всего – откровенно поставила перед своей попыткой загладить вину, а то… что он недопонял или сам себе нарисовал – тут уж я не в ответе. Хватит с меня моих кандалов, крестов – не хочу брать еще и дорисованные.

…

С Борей связывались пока лишь по телефону. Пообещал  отыскать ту с*ку, свидетельницу. Ефима приставил  к Киселю, да и Ерема через Заболотного взял все под свой незримый контроль. У Фирсова просто больше не было никаких шансов. Артема впредь не закрывали под стражу: жил у себя, лишь иногда приходя ко мне в гости, набиваясь на свиданки – оправдывалась, как могла, и то, лишь когда палилась, что нахожусь дома.

На работу устраиваться тоже пока не спешила: слишком много дерьма и так на мои плечи свалилось, чтоб туда прибавить еще и иной головняк. Мать любезно приняла на себя ношу содержать меня все то время, пока мне это было необходимо, даже не смотря на то, что «вновь предала брата»...

Что ж… если Киселева не посадят, то мой долг будет выплачен сполна… И на том в наших отношениях будет окончательная, жирная точка.

Обидно, конечно, что даже категорически заявив Артему о факте наличия исключительно лишь только дружбы между нами, я все еще не могла быть с Борей. Более того, этот гад даже не искал со мной встреч. Редкие звонки, да и те… короткие, по делу: что удалось узнать, что получилось сделать… и что "верит мне".

Вопреки всему… верит.

И я знаю, понимаю, что это – не просто слова. И эта вера многого стоит, и нелегко ему далась. А потому не подведу…

...больше не подведу Кузнецова, чего бы мне это не стоило.

***

И пусть Хорёк решил спрятаться от своей Лисицы, у нее же уже не было сил… все это терпеть.

- Привет, Лиль!

- Леська! Привет, какими судьбами?

- К Кузнецову…

- А… так у него сейчас совещание будет. Не вовремя ты.

- А я никогда вовремя не бываю, - ржу. – Не переживай, я ненадолго.

Живо дернуть на себя дверь.

- Здоров, Хорек! – кидаю едва ли не с порога (лишь учтиво закрыв за собой дверь и провернув барашек замка). Шаги ближе.

Задергался по сторонам, метая взгляды, паясничая, будто что-то ищет.

Ржет. Взор на меня:

- Это кто здесь хорек? – пытается наигранно злиться.

Игнорирую, вмиг хватаю за подлокотники кресло и оборачиваю Его всего ко мне – поддается. Ловкое движение - и забралась сверху. Жадный, голодный поцелуй в губы, щеку, шею, добраться к уху – застонал, вмиг крепко обнял меня за талию и сильнее сжал, прижал к себе. Еще мгновения - и  находит силы вдруг вырваться из-под моего морального гнета, заговорить:

- Так где ты тут хорька увидела? –задела все-таки...

Хохочу, вынужденно отрываюсь от своего гаденыша, прерываю ласку:

- Ну, а кто ты… после всего? Заныкался в норку – и ни слуху, ни духу…

- Я же звонил.

- Вот именно, только звонил… - обижено дую губы. – Две недели… я всё жду его, жду, аж извиваюсь уже  в ожидании… А он все в засаде сидит.

- Я работаю, - глупо оправдывается.

- Ну-ну. Работает он.

- А как?  Вон сколько бумаг, - кивает головой в сторону своего стола.

Не обращаю внимания.

- Ты мне тут зубы не заговаривай-то!

Вдруг звонок, запищал телефон. Силой отодвигает меня, заставляет с себя слезть. Подчиняюсь.

Поправить платье, пройтись по кабинету.

Схватил аппарат – встал с кресла, шаги вперед-назад.

«Да, ага… угу… ыгы» - сплошные формальности и малозначимые, как для меня, фразы. Всё по делу.

Вдруг подошел к полкам – и стал перебирать папки. Стоит, молчит, лишь иногда угукает своему собеседнику.

Тотчас ловлю момент – покорности, неловкости и стесненности. Прорываюсь наперед, замираю между ним и стеллажами. Стоит, покорно сверлит меня взглядом. Вмиг хватаю его свободную руку и кладу себе на грудь – поддается, слегка сжимает вожделенное, на устах враз проступила сладкая, довольная ухмылка. Невольно на мгновение зажмурился. Но вновь собеседник потребовал от него участия – а потому вздрогнул, прокашлялся.

Быстро, коротко, осиплым голосом ответил. В момент оторвался от меня, опять полез к (открытой уже) папке, перелистал некоторые документы, а затем снова взор обрушил на меня, будто... санкционируя продолжить дерзкое безумие.

Коварно ухмыляюсь. В момент хватаю его руку – поддается, вот только теперь засовываю ее себе под платье и укладываю на ягодицы. Принимает игру – сильнее прибивает меня к себе, прижимает и властно, охапкой, впивается, хватает меня за предложенное место, учиняя дозволенный загул. Но секунды, короткие движения – и нечто невероятное, вопиющее для себя осознает – глаза округлились, а вдохи забыли свой ритм.

Нервически сглотнул.

- Черт, Лёх… й-я тебе потом перезвоню. Тут у меня… - обмер, подбирая мне название, - форс-мажор организовался. Прости, братан. Но… реально, не могу сейчас говорить.

Мигом отбить звонок и отложить трубку на полку. Игриво, взволнованно захихикала я не его жуткое, хищное выражение лица, что хоть и исполосовала улыбка, но коварства и опасности никак не уменьшала.

Враз зарычал и тотчас содрал с меня платье. Беглый, голодный взгляд - и тотчас подхватил меня себе на руки, поддаюсь. Быстрые шаги к софе – повалил на нее. Повис сверху. Короткий поцелуй в губы, смеется:

- Опять без труселей…

- А зачем… идя к своему Хорьку… лишнее одевать? Еще пока будет раздевать – передумает.

- Лесь… - вдруг заныл, заведя свою старую песню.

- Нет, Борь! – едва не взвизгнула я. Мигом приподнялась, уткнулась носом в шею. Шепчу: - Пожалуйста, не надо…

- Лесь, я не могу, - силой отстраняется – обреченно падаю на софу.

Пристальный, всепоглощающий, голодный взгляд мне на голую грудь – и не в силах оторваться. Но губы уже шевелятся, бормоча приговор, словно мантру:

- Нельзя так… нельзя. Не как крысы…

Вмиг грубо хватаю его руки и укладываю на вожделенные места. Сжимаю его кисти вместе с ним. Поддается, отчаянно застонал, завыл.

Мигом выдирается руки и, нырнув ладонями мне под спину, приподнимает меня вверх. Враз впивается жадным, неистовым, ненасытным поцелуем в желанное. Выгнулась похотливо под своим зверем, что наконец-то вновь стал волком. Живо протискиваюсь руками к его брюкам. Расстегнуть ремень, змейку, стащить белье. Зарычал, застонал мой хищник, мой Тиран, утопая в ласке.