***

Кара принесла Элиане очередную порцию отвара. К тому моменту мисс де Круа избавилась от жалости к себе, и теперь спокойно лежала в кровати, ожидая прихода Каролины. Она послушно выпила лекарство, и теперь во все глаза смотрела на свою спасительницу. Она словно прозрела: сквозь невзрачную внешность мисс Шарп она, наконец, смогла увидеть доброе сердце и сострадательную душу. И ей внезапно стало стыдно за то, что она когда-то насмехалась над ней, за то, что в этой самой спальне целовалась с ее женихом.

- Спасибо тебе, Кара, - прошептала Элиана, едва сдерживая слезы.

- Да ладно, не стоит, - легко ответила девушка и поднялась со стула. – Отдыхай, я зайду позже.

И Элиана была благодарна ей за эти слова.

========== Тайны и признания ==========

Подготовка к свадьбе Элианы шла полным ходом. До церемонии бракосочетания оставались каких-то две недели, поэтому все члены семьи де Круа были погружены в кипучую деятельность. Будущая невеста каждые три дня ездила к лучшей модистке Лондона, где с нее снимали мерки, а ее мать советовалась с мастерицей, какую ткань для платья лучше выбрать, какой длины будет шлейф и глубина декольте, и стоит ли расшивать жемчугом корсаж. Мадлен и Элиана чуть ли не каждый день осаждали лучшие лондонские магазины в поисках самых лучших свадебных атрибутов, листали журналы мод, говорили с устроителем свадьбы – в общем, вели себя, как и положено невесте и ее матери.

Филипп же исправно получал от Рихарда чеки на кругленькие суммы, которыми он самодовольно и с некоторой ленцой оплачивал покупки своих дам. Ему было приятно чувствовать себя вновь богатым и щедрым, пусть даже это были не его деньги, а будущего зятя; но, похоже, де Круа это нисколько не смущало. Мысленно он то и дело потирал руки, радуясь тому, как выгодно он пристроил свою единственную дочь.

Каждый вечер, отужинав, Элиана без сил валилась на кровать, чувствуя, как по телу разливается приятная усталость. Подготовка к свадьбе не отягощала ее; напротив, она с особым рвением подходила к созданию своего образа, доводя порой флористку до тихого бешенства, когда девушка один за другим отвергала композиции свадебных букетов, составленных с такой любовью.

В один из таких вечеров, за неделю до свадьбы, девушка, вместо того, чтобы задуть свечу и заснуть, вдруг поднялась и села на кровати, беспокойно обхватив себя руками. Сейчас, когда приближался один из самых важных дней в ее жизни, Элиана словно раздвоилась. Одна ее часть буквально кричала, что она совершает ошибку, выходя замуж за графа Геннегау, ведь на самом-то деле она, Элиана, любит Стэна Сандерса; другая же более спокойно утверждала, что это не вся правда, что детская влюбленность не может соперничать с чувством, которое может прийти к ней после замужества. Эти две половины боролись в ней; но, к удивлению девушки, вторая уверенно побеждала, заглушая «вопли» уязвленного самолюбия, требующего воссоединения с объектом обожания.

Элиана встала с кровати и подошла к окну. Уткнувшись лбом в холодное стекло, она закрыла глаза и задумалась.

У меня нет выбора. Отец все решил за меня. Формально, меня продали, как продавали и других девушек моего возраста. Замужество нынче – сделка, и в этом мире чувствам нет места. Брак должен нести выгоду обеим сторонам. Только вот выгоду от этой сделки получает лишь мой отец, до меня ему ровным счетом нет никакого дела. Но… разве я так уж сильно и сопротивляюсь?

Девушка была вынуждена признаться сама себе, что она совершенно не против стать миссис Круспе, графиней Геннегау. Ей нравились его взгляд, его улыбка, чувство юмора. Ее сердце сладко дрожало, когда в его бархатном баритоне проскальзывали властные нотки и самодовольная ирония. Ей даже нравились его подтрунивания, подколы и абсолютно не ранящий самолюбие сарказм. Элиана замирала, когда он смотрел на нее своими глубокими серыми глазами, в которых порой таилась щемящая душу грусть. Но уже спустя мгновение там плясали озорные чертики, заставляя Элиану сомневаться в том, что она видела.

Ей импонировала небрежная элегантность, с которой он носил костюмы, аромат одеколона, неотделимый от его сущности. Элиана не могла забыть сцену на Темзе, когда он, взяв ее за подбородок, попросил называть его на «ты». Тогда она почувствовала на своей коже его обжигающее дыхание, с замиранием сердца ожидая поцелуя. Хорошо, что он сразу понял ее отказ и больше не задавал лишних вопросов. Это тоже нравилось девушке, помимо всего прочего.

Элиана отошла от окна и снова легла в кровать, завернувшись в одеяло, словно в кокон.

Да, мне многое нравится в графе Геннегау, но достаточно ли этого? Он женится на мне не по любви, он это ясно дал понять. Я для него словно красивая кукла, которую можно показать окружающим, расхваливая мои достоинства. Возможно, я всего лишь нравлюсь ему, но не более. Глупо надеяться на какую-то страсть. Через неделю я стану женой человека, которому я нужна лишь для прикрытия – в обществе принято иметь под боком красивую жену. Что ж, такова моя судьба. Значит, так суждено.

С этой мыслью Элиана погрузилась в сон, убаюканная теплом пухового одеяла и мерным потрескиванием поленьев в камине. На душе у нее было легко, словно она избавилась от всего гнетущего и волнующего сердце.

***

За несколько дней до бракосочетания Мадлен де Круа собралась навестить свою подругу, чтобы заодно завезти ей приглашения на свадьбу. Она приказала заложить карету и, не подозревая ни о чем дурном, отправилась в Хантерс-Холл.

Мужчина, пристально наблюдавший за домом вот уже неделю, сделал шаг назад и слился с тенью. Похоже, Мадлен не успела его заметить. Надвинув шляпу пониже на брови и поплотнее закутавшись в черный плащ, сероглазый незнакомец двинулся вниз по улице, следуя за экипажем де Круа. Карета в скором времени остановилась на углу Аппер-Брук стрит, кучер опустил подножку, и женщина, аккуратно придерживая юбки своего канареечно-желтого платья, изящно вышла из кареты. Постучав, она скрылась в доме.

Мужчина, следивший за ней, понял, что у него в запасе около часа, и оттого решил не терять времени даром. Он быстро подошел к карете и, пряча лицо в воротник плаща, проговорил кучеру:

- Эй, добрый малый, спустись, есть разговор.

Удивленный обращением к своей персоне, кучер слез с козел и стал напротив странного мужчины, пытаясь разглядеть его лицо. Но незнакомец упорно прятался, поэтому возница лишь пожал плечами. Затем, превозмогая опаску, спросил:

- Чего вам надо, мистер?

Вместо ответа мужчина протянул кучеру мешочек, в котором приятно звенели монеты. С замирающим сердцем, возница развязал его и негромко ахнул: в нем было пять золотых монет.

- Ты получишь их при одном условии, - глухо произнес незнакомец, холодно наблюдая за реакцией кучера.

Тот подобострастно вытянулся:

- Все, что пожелаете, мессир!

- Сейчас ты берешь деньги и идешь в первую попавшуюся пивнушку. К себе вернешься тогда, когда истратишь последний пенни. Все ясно?

- Да, но… - замялся возница, рассеянно почесывая затылок.

- Я сам довезу мадам де Круа до дома. И еще: если сделаешь то, о чем я прошу, через день, на этом же месте, получишь еще три таких монеты. Усек?

- Конечно, сэр! Спасибо, сэр!

Не веря свалившейся на него удаче, кучер, пятясь и неловко кланяясь, отошел от кареты, а затем что есть мочи припустил вниз по улице, к ближайшему кабаку.

Мужчина же, проводив златолюбца насмешливым взглядом, взобрался на козлы и поплотнее закутался в плащ. Сырой октябрьский ветер пробирал до костей, а незнакомцу не хотелось схватить простуду. Взяв вожжи в руки, он нахохлился, словно петух на жердочке, и принялся ждать.

***

Мадлен вышла из дома спустя полтора часа после описываемых выше событий, разогретая двумя чашками чая и свежими сплетнями. Она залезла в карету, и с легкой улыбкой приказала трогать. Кучер послушно щелкнул кнутом, и лошади, весело цокая подкованными копытами, покатили карету, повинуясь умелым рукам.