Джокер сглотнул.

Свободной рукой Брюс схватил его за подбородок и сильно сжал пальцы. Изуродованные губы раскрылись, и он приник к ним ртом, не отдавая себе отчета в том, кто здесь злодей.

Помедлил, наслаждаясь почти целомудренным поцелуем, не в силах углубиться. Не разрешил себе закрывать глаза, но почти сразу же капитулировал.

Дернул за его рубашку, словно хотел вырвать клок. Обвел языком зубы чертового клоуна. Тот, словно ослабев, разжал челюсть, и Брюс добрался до языка.

Потер пальцами правый шрам, наслаждаясь неровной, воспаленной поверхностью.

О, как давно он хотел это сделать…

Языки столкнулись и он почувствовал его особый вкус - горечь, кто бы мог подумать - и что-то, что он прежде не мог себе даже вообразить существующим в этой реальности: восхитительную, горячую слюну.

Он точно свихнулся, в этом нет никаких сомнений.

Не имея возможности сдержаться, он полагал, что в этом виноват его блуждающий спутник. Когда беззащитные губы остались приоткрыты, сильно укусил нижнюю чуть выше коллоидного рубца, лишь только чтобы ему оказали наконец сопротивление.

Но никакой реакции не последовало. Он взглянул в лицо психа, ожидая обнаружить понимающий, издевательский взгляд, но увидел только дрожащие тени под полуопущенными веками, некрасивые ресницы, бледные пятна веснушек - и все это почти лишило его воли.

Жар, копившийся в его теле, полыхнул - разгорался пожар.. А ведь он так хорошо мог владеть собой прежде. Он опустил руку, сжимающую ткань, чтобы ухватиться за окаменевшую спину, еще ближе, ближе прижимаясь.

Ожидания его не были обмануты: каждое место соприкосновения ожгло.

Брюс погрузился в новое, придирчивое изучение чужого рта; горячие языки снова сплелись, в голову дало не хуже алкоголя: ему отвечали.

Он все еще старался удержать себя в руках.

Джокер позволил ему все это, он допустил его. Это было немыслимо. Он чувствовал чужую эрекцию - не может быть - и знал, что и его возбуждение было ясно ощутимо.

Это были небывалые высоты близости.

Чувствуя новый, сильный приступ агрессивной волны, попытался справиться с ним, хотя прежде никогда не отказывал себе ни в чем, зайдя так далеко. Зализал укус, чувствуя соленый вкус чужой крови, и вот это наконец отрезвило его.

Что-то сильно натянулось в его груди и лопнуло, натолкнувшись на волевое усилие.

Брюс разорвал поцелуй, глубокомысленно приподнимая брови, пытаясь только хоть немного удержать выражение лица нейтральным.

Все это было слишком приятно и пугающе спасительно.

Стер со своих губ кровь тыльной стороной ладони и отстранился, готовясь терпеть реакцию, которую предсказать было невозможно.

- Это из-за таблеток, - сказал вдруг этот невозможный человек. - Вкус такой из-за моих чертовых таблеток.

Джокер прямо осматривал его с нечитаемым выражением, но теперь с каждым днем был все понятнее.

Брюс предполагал, что он удивлен и подавлен.

Кровь текла прямо на его рубашку из прокушенной нижней губы, и он прижал к ней свои совершенные пальцы.

- Я не любитель подобного экстрима.

Он имел в виду боль и укусы, и Брюс его мгновенно понял, не размениваясь на самокопания, как всегда до этого.

Ничего особенного не произошло, нет смысла так..

- Ты сам всегда говоришь, - он притворно невозмутимо обследовал карманы своих брюк, - “Давай развлече-емся”.

Пытаясь подавить нарастающую панику, прижал платок к поврежденным губам, а сам коварно улыбался, приподнимая брови и похоже копируя голос и мимику своего лучшего врага, словно пытаясь утешить его.

Джокер ожидаемо пришел от пантомимы в бурный восторг.

Бэтмен ненавидел себя.

Комментарий к Глава 26.’

*подает признаки жизни*

Говоря незабвенными строками вильяма нашего.. Блейка:

Есть улыбка любви

И улыбка обмана и лести.

А есть улыбка улыбок

Где обе встречаются вместе.

Есть взгляд, проникнутый злобой,

И взгляд, таящий презренье.

А если встречаются оба,

От этого нет исцеленья.

*отгоняет призраков гуро и бедствий, старается изъясняться понятнее* Аве, читатель!

========== Глава 27. ==========

Он отступил назад, не уверенный, что может так поступать с этим человеком - но Джокер не улыбался по-настоящему, хотя у уголков его глаз разбежались морщинки, и отчего-то это ставило непримиримый постулат под сомнение.

Брюс вдруг вспомнил, что он весь промок под ночным ливнем.

- В ванной есть фен, высуши одежду. - прохрипел он.

- Нет времени.

- Хотя бы ботинки.

Этой неуместной заботой он добился только того, что Джокер вскинул подбородок в каком-то резком жесте и наконец начал выдавать хоть что-то похожее на нормальные эмоции.

- Считаешь меня теперь слабаком? Вот как, ты теперь думаешь, что я слабак.

- Джокер, прекрати.

Он хотел бы сказать ему, что это скорее он сам слабак, но произнести такое, конечно, было невозможно.

Брюс крепче сжал челюсть, чтобы не сказать больше ничего неуместного, но тут в дверь постучали. Он взглянул на часы - десять утра. Сколько времени было, когда он вернулся? Он не мог вспомнить.

Когда он поднял глаза, комната была пуста и избавлена от любых признаков присутствия раздражающего клоуна. Даже влажные следы, обильно оставленные им в час прибытия, истаяли, подчиняясь времени и центральному отоплению.

За дверью ждал вихрастый юноша в форме курьера.

- Это вам, мистер Уэйн.

Он подмигнул ему, видимо одобряя его помятый вид, и вручил корзину с фруктами и вином.

С запиской.

чеРный камень хранит

доКазательства пустоты

пожарный мой

там, где прОчерчена

синяя линия

Джокер вернулся из ванны свежевыбритый - хотя там не было ничего, чем бы он мог это сделать - и с заново нанесенным гримом. Приглушенный шторами свет прошелся по его свободно висящим вдоль туловища рукам, по длинным пальцам.

Безусловно, объяснений не будет.

Брюс отдал ему записку и устало следил за ним, не скрываясь.

- Считает тебя идиотом?

Он уже достаточно пришел в себя, чтобы усмехнуться.

- Ну “молодой Уэйн” просто не стал бы искать ничего на карте.

- Сдай ключи и поблагодари. Они подумают только, что это была замужняя женщина.

Эту двусмысленность было нелегко стерпеть: недавно еще он думал, что жадная жажда жизни, которую он в последнее время испытывает, связана с бесконечной чередой опасностей.

Все было куда хуже.

Он бросил корзину на пол, подавляя порыв пнуть ее. Малайзийская дыня издала недвусмысленный печальный треск, вывалила на пол свои янтарные внутренности.

Что он такое творит в последнее время…

- Не забудь тут ничего, отважный рыцарь, - подло отреагировал на эту экспрессию безвинно пострадавший псих.

В машине Брюс еле мог терпеть напряженную тишину, что протянулась между ними.

Он знал, что должен хоть что-то сказать, но он еще никогда не попадал в такую ситуацию. Смутные представления о том, в какой именно системе координат находится Джокер, в его сознании ограничивались невнятными - не-друг, бремя, долг. Но совесть было не обмануть, и он стискивал зубы, сожалея о проявленном неуважении.

В конце концов он решил, что не будет ни в какой мере анализировать темные чувства, которые вызывал у него этот человек. Ни в коем случае не назовет это влечением, и не будет вспоминать, когда это началось.

Но он догадывался, что для Джокера произошедшее не имеет такого значения, как для него.

Он ничего не знает про него, абсолютно ничего. Теперь он это ясно видел.

И, конечно, Брюс не сомневался, что этот человек искушен в подобных… происшествиях.

Почти живет с Пугалом.

Теперь и с припадочным психиатром его соединяло… нечто, и это было слишком мерзко.

Его замутило, и он невольно улыбнулся глубине своего отвращения.

- Вот так гораздо лучше.

Он видел, что Джокер сидит с закрытыми глазами, и не подозревал, что каким-то образом стал объектом наблюдения.