Это было из средневековой баллады про незадачливого рыцаря.

- Наверняка было что-то, но я не запомнил, - проигнорировал его все еще чересчур медлительный Брюс, нализывая дрожащую в напряжении под белой кожей яремную вену, словно и правда готовил ее для нового укуса, пытаясь размягчить неподатливую плоть: безвкусная шутка про кое-чьего коня смутила его дух, но он устоял. - У меня были проблемы поважней. А потом я преследовал одного придурка. Притащился в его помойное укрытие и совершил необходимый поверхностный осмотр. Открыл шкаф, полный чужой одежды, и меня обдало запахом мужского тела…

- Ни хера себе Бэт, ты пансексуал, - ворчливо восхитился Джокер. - Я думал ты прямо твердыня, а у тебя карманы на брюках надо сшивать, чтобы ты не играл с собой на переменках!

- В тот раз ничего такого не случилось, - оскорбился Брюс, окончательно избавляя себя от чужого белья, - но это было уже очень странно. Потом этот мужик играл со мной в пул, подонок, выставляя свою идеальную задницу, и у меня темнело в глазах, потому что мне немедленно понадобилось узнать, какова она на ощупь… О, это был серьезный удар по моей щепетильной натуре, я посчитал себя озабоченным, а потому оскорбленным, поскольку просто не догадывался, что не все мужики меня вдруг интересуют, а только один из них.

- Ты играл в пул с преступником?! - ужаснулся подлый клоун, не давая себе застонать: поцелуи перекинулись на щеки. Грубый язык расчертил левый рубец; описал полукруг по правому. - Любишь напоминать инвалиду о его уродстве? - прокомментировал он оказанное внимание, силясь только не рассматривать гипнотической наготы героя. - Я не говорил, что ты садист почище меня?

- Чего вы только не говорили, мистер Блэк, сэр, - строго припечатали его.

Джокер негодующе задышал, раздраженный прямой отсылкой ко времени, когда его имя было непроизносимым, и Брюс постарался исправиться, презирая новорожденное, но не прожившее и десяти минут прелюдии правило отвечать активностью лишь на активность готового поймать его на неблагородстве монстра.

- Напомни, как там тебя зовут в миру? - поинтересовался он, поднимаясь, хотя все превосходно помнил.

- О, не ограничивай себя, выбирай наименование сам… Скажем… Джек-долой, мм? Уместно? Вполне. Самое время.

Брюса намек на быструю, грязную дрочку, конечно же, возмутил.

- Еще одна подобная тупая шутка про твой член, Джек, и я возьмусь за твое воспитание деликатности всерьез, - пообещал он, непримиримо хмурясь. - Кроме того, ничего выходящего за пределы нормы, остынь.

Джокер возмущенно скривился, улыбаясь так, будто с него стекло лицо, но в уголках его губ застыла горькая тень - будто сомнения во внушительности его обхватов и длин были чудовищны, будто эти сомнения могли огорчить его.

- Брюс… - позвал он вдруг проникновенно, прижимаясь лбом к его груди, словно в молитве.

Купленный с потрохами Брюс уставился на него, самопроизвольно расслабляясь и, хотя знал, что с этим прохвостом всегда есть подвох, неуверенно обнял худые плечи.

- Что? - настороженно спросил он, борясь с негодованием - Джокера согнуло в три погибели, их равный рост был не самым подходящим для демонстраций подчинения… но вдруг это груз невозможных, но печалей тянул вниз больную голову?

Укус на ладони пульсировал, и он втер его в голую кожу, насмехаясь над собой - сердце забилось так сильно, стремясь проломить клетку ребер, что до гибели оставался всего миг, не больше…

Настало время нового испытания? Джек наконец-то его понял? Нет? Он хочет сатисфакции в той самой, таинственной сфере - “я так устал, я так одинок”…

Из-за зеленого занавеса волос блеснула острая, подлая улыбка.

- Возьмешься, мышь? Жду, глотая слезы. Привяжешь меня в зимнем лесу или сломаешь мне гортань? - окончательно зарвался придурок, сально взглядывая, и его вдруг резко вздернули за лодыжку, опрокидывая на спину, словно бестолковую куклу.

Брюс почти услышал, как с хрустом ломается какой-то важный лимитер, наложенный им самим на себя прочно и навсегда.

Вместо ответа он, используя смелым рывком приспущенные до колен брюки как ножные кандалы, наклонился, и выставил болезненный засос на окаменевшей клоунской ягодице, грубовато потирая пальцами вверенную ему для экспериментов промежность - шершавость бедер, жесткость костей, шелк покровов гордости, неподатливое, сжатое углубление прохода - хлынули искры, надулись меняющие цвет вены, в затылок с новой силой стеклобоем ударило желание.

- Ты считаешь, что это меня перевоспитает? - деловито вопросила польщенная разнузданностью жертва, чуя окончательное торжество, к которому в спину его толкало голодное самолюбие - принадлежать кому-то, что за шутка… Или это был всего-навсего речевой оборот?

- Теряйся в догадках. Намекну: тебе понравится, - фыркнул Брюс, удобно укладывая на плечо плененные ноги.

Привстал, пару раз хлестнул по белой ягодице донельзя возбужденным членом, выбивая неожиданно звучные шлепки.

- Ох твою мать! - не выдержал несчастный Джокер, от неожиданности по первости забывая про обязательные для таких случаев насмешки. - А ты иногда забываешься, да? Это может быть признаком раннего альцгеймера. Возьми себя в руки.

- Я обещал, - нагло засмеялся Брюс, мимоходом потираясь головкой о воспаленную похотью клоунскую мошонку, восхитительно переполненную воздержанием. - Обещал отшлепать тебя, помнишь? И вот, - он повторил уникальный удар, теперь пришедшийся повыше, сам едва не теряя контроль, пока как мог разводил скованные в лодыжках брюками ноги, - ты меня так достал, что для этого пришло время. И столько всего еще могу. Показать, - оборвав себя, склонился и потер сокровенный вход большим пальцем, полукругами выводя плотную ласку; истекая слюной от предвкушения, постучал туда почти нежно, прижимаясь губами к сногсшибательному в своей плавной красоте переходу ягодицы в бедро. - Горячая точка, Джек. Я, кажется, выявил локальный конфликт!

Сраженный логичными подозрениями Джокер поерзал, ощущая, как что-то похожее на предчувствие опасности тягуче разливается под горлом.

…влажный язык широко нализал его чертову дырку.

- Что это такое ты делаешь? - захохотал он, вскрытый и разложенный вне всяких пределов: невозможность отказаться от подвластности этим губам и правда смахивала на серьезное наказание.

Но тех усилий, что он прилагал, чтобы его могли удержать в этом положении, не прекратил.

На обширном плато геройской спины опасно перекатилась мускулатура.

- Выполняю твое пожелание, - энергично откликнулся Брюс, примериваясь скользнуть новым поцелуем между белых ног. - Помнишь, ты как-то просил об этом? Это тебя возмущает больше наказаний? Смотри, я не стал осквернять твою гордость ударом ладони, и даже не потому, что подобные жесты для меня слишком много значат. Цени мое милосердие, - следить за собой было тяжело, и он задышал тяжелее. - Так ты не трогал себя, мальчишка, пока я был в отключке, да? - пробормотал он, придирчиво осматривая свои владения - прижатый обожженной ладонью полный член, просторы и плоскости живота и грудины, шрамы от ножей и скальпелей, потемневшие возмущением соски, и печальные, но драгоценности, казавшиеся ему красочнее праздничных салютов, пусть и не мимолетнее ярких искр: карминовые ушибы, циановые синяки, странно-зеленые, прозрачно-бирюзовые, розовые, глубоко-фиолетовые, ярко-желтые, обрамленные, будто луны тучами, чернющими кантами более глубоких гематом. - Какой же ты гибкий, не могу поверить… - почти удивленно простонал он, когда белые ноги расставились шире.

Джокер, разумеется, помнил, как предложил этому опасному мужику поцеловать себя в задницу, вкладывая в неосторожные слова несколько иной смысл, поэтому ему ничего не оставалось кроме как признать поражение, замирая в безопасном укрытии ярости.

- Я больше ничему не смогу тебя научить, - полыхая, прохрипел он, и поспешно откашлялся, возвращая себе голос. - У тебя натренировалось высококлассное чувство юмора, мм.

- Вот черт… Превосходные… степени нормы… - застонал теряющий высоты положения Брюс, но подался еще ближе, втираясь языком в основание члена, в бедро, в пульсирующее отверстие… Злая рука попыталась ухватить его за шею в явно недобром намерении усиления пусть условной, но доминации, и была грубо пристукнута. - Мечтал об этом, когда думал, что подохну, - добродушно объяснил он, сглаживая животный жест, когда темный взгляд остановился на его губах неохотно и мутно, словно человек перед ним был глухонемым. - Доказать, насколько сильно я тебя желаю. С тобой все иначе, с тобой мне не сохранить холодности…