- Это я. Я вернулся раньше, - терпеливо объяснил бесстрашный Альфред, опасно подходя ближе. - Ох, я думал, у Фокса уже паранойя на фоне деменции, а он оказался прав! - он самоубийственно нагло оттолкнул безумца плечом, закрывая обзор на хозяйское тело, и сунул ему в руки непонадобившуюся двустволку, неуклюже опускаясь на колени у тела.

Он видел, как дернулись клоунские пальцы, как пустые глаза рассчитали траекторию до ружья, до его шеи, как они стали темны, когда оружие выбивать не понадобилось. И он мог быть виновен, оставивший дом, что так долго хранил, но это было уже не важно, и он только рвано выдохнул, мельтеша, и руки у него тряслись, пожалуй, слишком сильно: странно было видеть Джокера, единственного на всем свете полностью холодного практика, на самом деле отрицающего реальность.

В спину ему раздалось подозрительно животное ворчание, но он был слишком настойчив, чтобы это могло его смутить.

- Можете скалиться сколько угодно, молодой человек, ту психологическую травму, что мне нанесло лицезрение вас неглиже, уже ничем не перебить. Вы не знаете, что ему дали? Конечно, нет… И почему вы не добиваете врага? А если хотите что-то узнать, попробуйте спросить. Я знаю, что будет дальше. Все, что вы собираетесь делать, - сказал он нечто странное, не дождавшись от упрямого босяка вопроса о прогнозах хозяина, и надежда спасти хотя бы одного из этих глупых детей, даже если ужасный липкий страх давил ему на легкие, сдавила ему грудь. - Заключим сделку? Просите у меня все, что угодно, и выслушайте мои условия.

Джокер, раздраженно отплевывающийся от хрустящего на зубах песка, вздрогнул и застыл, на самом деле удивленный.

Таким многословным бэт-покровителя он видел впервые - даже когда они заключали первый пакт о ненападении друг на друга, даже когда тот садился на уши со своими чертовыми овощами и нравоучениями…

- Ага, секунду, только накину свой принстонский кардиган! - сипло пролаял он наконец, взведенный острым запахом крови. - Чтобы не смущать вас своей елдой, сэр. Не зли меня, дедуля. Позвони уже, ты же знаешь, как завоняет говнище Готэма, если я окажусь застигнут рядом с ним! - отрычавшись, он едва мог говорить. - Никто больше не должен знать, что я существую. Никто. Мне это невыгодно, сечешь? Сердце. У него что-то с сердцем. Рвота не помогла. Ничего не помогло. Я не мог уйти. Вколи ему что-нибудь. Ему плохо. Ладно, я сам позвоню, ты бесполезен.

Низко похохатывая - каждый звук был росписью болезни и унижал его - мрачно набычился, запуская пальцы в волосы, недовольный тем, что ему помешали, и принялся тереть свой пылающий лоб, сводя черным брови в случайную гримасу скорби.

Он, сеющий смерть, отлично знал, что говорят, когда есть шансы (ничего, иди к черту, вызови полицию), и знал, что говорят, когда всему наступает конец (все будет хорошо).

Ничего из этого он не услышал, и старик на некоторое время оказался в опасности, как подозреваемый в заговоре.

- Телефон, - напомнил тот, выискивая что-то по карманам. - И если не хотите больше быть добры к отпрыску Эллиотов, приберитесь на лестнице до того, как тут будут посторонние: я не был аккуратен, встретив его сообщника.

Джокер пренебрежительно оскалился, приваливаясь к дверному косяку, полагая, что время для недоброго отношения еще не пришло.

========== Глава 114. ==========

Во сне приходили родители, но они были мертвы, и оставаться с ними было пусто и смешно, хотя пробудило его не это, а последний, самый веселый и торжественный залп постпарадной канонады.

Он очнулся посреди подыхающего ноября в собственной спальне, освещенной бледным солнцем ламп - он был жив и даже видел какие-то сны, привычно серые и тоскливые, но не о Тупике, который ему уже некоторое время не снился, а безличные, наполненные только пронзительным телефонным писком - ни одной хлопушки или кукурузного зерна не лопнуло подле, не чадили жаровни, и рука его не нашла человеческого тепла. Точно, четвертого июля он хотел бы пойти смотреть фейерверки, хватило бы и вида из спальной пентхауса, но лето давно прошло, а неведомый звон, прочно связанный в его памяти с чем-то мучительным, никак не хотел утихать.

За панорамным окном таяли последние голубые, красные и белые искры, и темный силуэт, ютящийся у гардин - Альфред - упорно протирал несуществующую пыль с корешков книг.

Брюсу понадобилось куда больше времени, чем обычно, чтобы очистить разум и сфокусировать зрение.

- Где он? - немедленно спросил он, как только марево сна стало понемногу отступать: он не ощутил ни холода презрения, ни пристального взгляда, а значит, Джека тут не было. - Альфред, - заносчиво проворчал он снова, не услышав ответа, но, быстро поднявшись, только глупо уставился на свою одежду. - Который час? Ты успел переодеть меня? Когда ты вернулся из Лондона?

- Ах, годы летят так незаметно! Кто бы мог подумать, сэр, что прошло всего два года, - подло поддел его совершенно обнаглевший старик, по-своему трактуя озвученные запросы, и дал ему напиться. - Только недавно в этих числах под Благодарение мы с вами обсуждали проблематику лесных пожаров… Пришло на ваше имя, - нахально проигнорировал он свои обязанности, когда озирающийся по сторонам в поисках себя Брюс уставился на белый куб коробки, притаившийся на краешке тумбочки. - Яйцерезка. Может ли это быть, я стесняюсь спросить, предупреждением? В какое странное время мы живем, как много… нестандартных личностей…

Гнев был успешно вызван - его неблагодарный хозяин резко встал, преодолел головокружение и процедил:

- Где. Мой. Чертов. Клоун?

Старик позволил себе не скрывать превосходства: пару часов назад у него состоялся очередной разговор по душам с Джокером, обругавшим его (через неубедительное, но препятствие в виде гостевой двери), но которого он знатно оделил нравоучениями, отчего ныне пребывал в самом неуемно наглом настроении.

Ему было жаль только, что покой не сможет продолжиться дольше, чем несколько теневых взмахов.

- Вы не боитесь, что он услышит вас, сэр? - находя одергивание пылких юношей первоочередной задачей, невинно поинтересовался он, устанавливая на кровати поднос с едой, сразу же, разумеется, отвергнутый.

Обнадеженный новой отсрочкой Брюс, конечно, поостыл, задумчиво потирая заросшие щетиной щеки.

- Нет, - тем не менее увильнул он, на последних словах не сдерживая вопросительной интонации. - Мне нечего от него скрывать. Я пустил его в подвал, какие уж тут секреты.

Ответ, который он получил, был выдан тоном подозрительно хладнокровным и беспристрастным.

- Я сменил все пароли и замки. Мистер Нэпьер не в духе, забаррикадировался в южной гостевой. Боюсь, он взял ту область в заложники. Чучело тукана особенно… привлекает его. Я все еще не получил ваших распоряжений по поводу ежегодного благотворительного вечера совета города. Изволите выделить западное крыло, как и прежде?

Брюс принял самый невозмутимый вид из своего арсенала безразличных, хотя вся эта повседневная болтовня вокруг одиознейшего из людей изрядно смутила его.

- Никого не пускать, заплати им напрямую. Процентов на пятьдесят сверху, - нетерпеливо выдал он, осматриваясь в поисках брюк, но не выдержал, разрешая себе презреть условности, и принял непростое для формалиста, но решение выступить против зла прямо в пижаме. - Джим?

- Комиссар Гордон лучше прежнего. Еще что-то, сэр? С вашего позволения я бы хотел отправиться на рынок за праздничной птицей подобающих этому дому параметров, - скромно поинтересовался дворецкий, и получил ответ, созданный приливом хозяйского вдохновения:

- К черту индюков, закажи морского черта, - лихо отмахнулся Брюс, несколько злорадно ухмыляясь. - Еще кое-что: я кое-кому задолжал. Есть один человек, который чтет долговые обязательства. Сделай для него безотлагательно вот что…

После минутной раздачи распоряжений, показавшейся ему часовой, он, оглушенный скрипом своих суставов, устремился в южное крыло, беспокойно перекладывая в кармане пижамных брюк тельце отцовского Брегета, с неохотой остановившись лишь ради визита в уборную. В зеркале он увидел привидение - можно было догадаться! - но хорош же он был бы, если бы не почистил зубы перед визитом на ковер его Величества…