Брюс посмотрел на свое запястье так, будто там сворачивалась свирепая ядовитая змея, и разлепил губы, чтобы ответить на ультиматум ультиматумом.

Но нарастающий приглушенный гул с небес нельзя было игнорировать.

- Твою мать. Так и знал, что без этого не обойдется, - прошипел Джокер и, уныло скалясь, юркнул к окну. - Не дадут спокойно съебнуть. Затрахал меня твой чертов город, Брюс. Просто замечательно. Окружение. Вертолет. Пусть твой чернобурый лис молится, если это он нас сдал.

Брюс злобное мельтешение проигнорировал, и только устало улыбнулся, надевая так трогательно-нелепо предложенную белую рубашку, чтобы закрыть горящее бедой часов запястье: или тюремщик, или заключенный, и нет у него никакой другой судьбы.

Он мог понять уверенность, с которой Джек высматривал предателя - все же все предосторожности, предпринятые им по пути были весьма убедительными - но не видел смысла искать того, кого не существовало: никто за пределами этой комнаты не знал о ней по доверенности.

Их кто-то выследил, и это была не полиция.

- Ты уверен, что не сможешь уйти незаметно? - степенно уточнил он, взмахом вызывая Альфреда в комнату. - А за Фокса… возьми мое слово, если хочешь.

Джокер только фыркнул, обидно открыто выражая неодобрение геройской доверчивости - потребности в доверчивости - и влез в пальто, последовательно перебирая: десяток шипящих, словно маракасы, тубусов с таблетками явно не крейновского производства, здоровенный кусок бингама в походной мыльнице, яркую тряпицу странного желтого шотландского галстука, стальной скалолазный карабин, огроменный мультитул, острые карты, дополнительный магазин, семь дымовых шашек, что-то, слишком подозрительно напоминающее прыгающие китайские бомбы, игломет, моток взрывопроводного шнура (ставки выросли, верно), потрепанное йо-йо и приклад к керамическому Глоку-33.

Брюс восхитился, старательно игнорируя стреляющий иглами прибор, собираясь только спросить, как он все это хранит так незаметно, потому что он определенно не сидел на всем этом арсенале, но реальность была слишком ярка, чтобы снова преклонить колени перед желанным и недостижимым - алые краски цирка из фильма ужасов перетекли в смутную пастель библиотеки в Уэйн-меноре.

- Я знаю, что ты собираешься делать, Джокер, - вместо всего этого жестко сказал он, усмехаясь. - И меня пугает твоя жажда смерти. Не забудь, я это запрещаю.

Джокер не ответил, пытаясь как можно компактней разложить по карманам чужие порченные тряпки, способные выдать любому лаборанту незначительный, но скандальный аспект их отношений, и тогда он подошел ближе, избегая просматриваемого ГПУ окна, вынуждая его обратить на себя внимание.

Они встретились взглядами, и он узнал уже точно, что кое-кто заслужил наказания.

- Альфред, - спокойно добил он, улыбаясь кривому шраму на правой щеке преступника, и накрепко заключил в замок белого рукава свою левую руку. - Оставайся здесь и уничтожь следы. Кстати, через десять минут начинается твой двухнедельный отпуск. Купи ей подарок и от моего имени и пожелай благополучия. Выполняй.

Старый слуга только вздохнул, смиренно склоняя голову.

Комментарий к Глава 100.

пишите, если что не так, я тут по крупному все перекопала, наверняка ошиблась.. блин)

========== Глава 101. ==========

В углу, у входа, было холодно и очень темно, и Брюс тяжело вздохнул, прижимаясь лбом к грязной фанере двери: за его спиной мерно дышало ужасное чудовище - огнедышащий, скользкий ящер.

- Почему, Джек? - горько спросил он, продолжая говорить исключительно вынужденно. - Это нерационально.

Свежий, отвратительно наложенный грим уже все перепачкал - холеную кожу смуглой щеки, плечо, темные волосы: это они могли себе позволить.

- Хочешь мира - готовься к войне, - отверг его Джокер, до того задумчиво наносящий на свой несмешной белый нос неровную клоунскую красноту со своих некрасивых губ, и загнусавил себе под нос речитативом. - Ах, помер Джон Браун, в могиле лег сырой, но дух… его суровый… Не двигайся, Бэт, я с тобой не закончил.

Брюс заставил себя не поворачиваться: не смотреть в его лицо.

- У тебя красивый голос, Джон Уайт, - придушенно выплюнул он, захлебываясь защитным высокомерием. - Как жаль, что ты используешь его только чтобы провозглашать мразь. Не убивай.

Джокер недовольно зашипел.

- За тебя нельзя? - злобно спросил он, вальяжно приобнимая героя - уложив предплечье на желанную шею, прижался ближе, словно был его товарищем. - Ты такой же, как я, Брюс Уэйн. Ты ведь знаешь это. Ты мне как брат, мм.

Его губы невесомо целовали черные волосы, разливая слюну, но в его исполнении жеста более непохожего на нежность, чем этот, найти было сложно.

- Конечно, нет, - важно ответствовал Брюс, вдруг ужасно жалея, что из-за равного роста не может возвыситься над ним хотя бы в физической плоскости. - За меня тем более нельзя. Я - не такой. Никакой крови. Хочешь, чтобы я стал таким? Хочешь обратить меня?

Джокер вдруг пришел в необъяснимо приподнятое настроение.

- И за себя нельзя? - просмеялся он, максимально непонятный в своих настроениях. - Как ты не понимаешь… Все это не имеет значения.

На этот вопрос Брюс ответить не мог, и опустил плечи, отгоняя только непрошеный образ Джека-погибшего.

- Почему ты удивлен? Ты же знал мое мнение, - фальшиво удивился Джокер, вжимая его в стену. - Прежде я хотел? Не знаю… Войны. Бойни. Бойни с тобой одним, Брюс. Разве я похож на того, кто предпочтет уныние, мм? Вся эта твоя… родная вотчина. Кладбище, вот что такое - этот город насквозь пиковый.

- И почему? Ты тоже знал мое мнение, - откликнулся Брюс, хотя ничего из всей этой околесицы не понял. - Джек…

Никакой надежды, они всегда будут по разные стороны, и однажды - через годы, через пару месяцев, на следующий день или в конце этого, бесконечного - все вернется в нормальную, отвратительную форму: этот человек поднимет руку на невинного, слабого, какого угодно, отнимет у него то, самое важное, что ему самому было не нужно, что им обоим - было не нужно, просто потому, что тот будет ему чем-то мешать. Его громада раздавит обыденность, не замечая, какую боль и страдание причиняет, активная, а он будет там, и раздавит Джека в ответ, не менее твердый - уже навсегда.

Джек снова идет на войну, а сам он должен снова встать против него. За каждого больного ублюдка, как и теперь, так и впоследствии.

Всегда, неизменно.

Он не хотел этого. О, он даже боялся того, что должен был сделать с Джокером ради всех остальных: когда-то его останавливал кодекс, когда-то кодекс имел значение…

Чудовище засопело, шурша одеждой, прижалось тощей грудью, обтянутой фиолетовым драпом пальто, к геройской спине еще плотнее, передавая каждым звуком и движением улыбку, которой было искажено его лицо - не надо было даже поворачиваться, чтобы знать, что она есть, статичная.

Очередное издевательство, но стоило ли удивляться, что Джек жесток, в том числе и к самому себе?

- Ну уж нет, нет. Нет-нет. Теперь ты не сможешь мне помешать, мышара. Больше не сможешь, даже близко не подойдешь. Все это неимоверно смешно! - томно шептал злодей злодеев, подрагивая от удовольствия, пока оглаживал своей грязной ладонью все доступные места на налитом силой геройском торсе. - Тебе смешно, Бэт? Чувствуешь, как мне весело? Подъем!

- Ты не сделаешь этого… - отчаянно возразил Брюс, вздыхая, и ловкая рука в перчатке вдруг не слишком прилично задрала полу его пальто и облапала каменеющее под ним бедро - то ли просто так, то ли ради важной цели подготовки, коей они так странно занимались, ему было уже все равно. - Не будешь убивать больше. Ты знаешь, что тогда будет. Мне придется похоронить тебя заживо. Почему они не идут на штурм?

За пределами реальности гремел полицейский мегафон.

- Смотри не заплачь, когда будешь махать лопатой, - огрызнулся Джокер. - Ты так упрям, что я сам скоро зарыдаю. Я выйду молоть кости и проливать кровь, и ты еще поблагодаришь меня за это! Потому. Жак Блэкфилд, канадец, купил этот дом, не арендовал. Частная собственность. Бюрократы! Потерпи еще пару минут, и скоро сможешь вонзаться в шлюх и разъезжать на корветах.