– Я тебе одолжу. Развеселись! Скоро настанет весна: нарциссы, примулы, маленькие ягнята. А теперь – выше нос и лови аромат завтрака.
Они вошли в кухню, где их встретил аромат жареных колбасок.
– Надеюсь, вам двоим хватит овсянки, но у нас осталось три колбаски, можете съесть каждая по полторы. Вместе со свежей булочкой. Ах да, еще вам крупно повезло, ведь я только что заварила чай, – сказала мисс Райленд, заведующая общежитием.
Грейс и Олив вымыли руки в глубокой раковине и с благодарными улыбками сели за стол, поставив перед собой тарелки с овсянкой.
– Амброзия, – блаженно вздохнула Олив, опустошив миску.
– Никогда раньше не слышала этого слова. Что оно означает? Я бы хотела написать его в письме к моей подруге Дейзи. Она обожает учить новые слова.
– В общем, не знаю, – пожала плечами Олив. – Полагаю, что-то особенное. Слышала, что такое говорят о чем-то по-настоящему вкусном.
– Амброзия – сдобренная медом пища греческих богов, девушки, – пояснила мисс Райленд. – И если она действует на вас так, как на богов, значит, впереди вас ждут годы и годы чистки коровников.
Девушки изумленно воззрились на нее.
– Пожалуйста, мисс Райленд, не расскажете подробнее? – спросила Грейс. – Не знаю, как насчет Олив, но я с радостью буду чистить коровники, если это поможет фронту. Но сколько лет, по-вашему, мне придется это делать?
– Амброзия обещает бессмертие. Грейс. Вы будете жить вечно, занимаясь уборкой коровников.
Олив выглядела так, словно вот-вот разразится слезами.
– Она шутит, – утешила ее Грейс. – Это всего лишь сказка, но на всякий случай начинай вязать толстые носки.
– Довольно болтовни! Доедайте колбаски и идите в следующий коровник.
Закончив сытный завтрак, девушки снова закутались в старые одежки и вышли из общежития.
– Что дальше?
Олив уже тряслась от холода.
– Когда нам должны были выдать теплые пальто?
– Надеюсь, их скоро пришлют, но, думаю, мисс Райленд из тех, кто не станет возражать, если мы ее о них спросим.
Грейс глянула на почти посиневшую от холода подругу.
– Тебе нужно натянуть два джемпера или по крайней мере жилет. У тебя нет такого? Если нет, я дам тебе свой, когда пойдем на обед.
Грейс слишком хорошо помнила, каково это – не иметь достаточно теплой одежды. Сестра была ужасно скупой и жалела каждый пенни, потраченный на маленькую девочку, которую по причине, известной только ей, поклялась растить и воспитывать.
– У меня был прекрасный жилет, – пробормотала Олив, чихая. – Мама советовала взять его с собой и носить поверх джемпера, но я больше не ребенок.
– Нет, ты молодая женщина, которая простудилась. Кстати, у нас урок скоро. Сможешь согреться и надеть поверх одежды все, что найдешь, до того, как пошлют ухаживать за овцами. Пойдем.
Они поспешили в главное здание, где, как они уже знали, шла интересная лекция по земледелию. Но им не позволили войти. Лектор долго орал на них за то, что посмели явиться в таких грязных сапогах.
– Никто не научил вас смывать грязь перед тем, как войти в здание?
– Мы все вымыли, – начала Грейс, но ей не дали возможности объяснить, что грязь налипла на резиновые сапоги по пути в аудиторию.
– Никогда не пытайтесь оправдаться и выжать слезу. Убирайтесь и приведите себя в порядок.
Они попятились так быстро и грациозно, как только могли. Смыли грязь и снова вошли. Бетти Гуд уже ждала их. Круглое розовое лицо было встревоженным.
– Вы пропустили первую половину лекции, но я дам вам конспект. Просто потрясающая информация! Вы позавтракали?
– Да, спасибо, Бетти, – кивнула Грейс. Олив громко чихнула.
Обе девушки обеспокоенно переглянулись поверх головы Бетти, и Грейс тут же приняла решение, основанное на не оставлявшем ее воспоминании о собственных одиночестве и неустроенности. Дело было не только в том, что Олив непрерывно чихала, но еще и в том, что ее трясло в ознобе, хотя в вестибюле было довольно тепло.
– Я отведу ее к мисс Райленд. Если меня вызовут, скажи, что приду как можно скорее.
Олив слабо запротестовала.
– Проведешь остаток дня в постели с бутылкой горячей воды, и все как рукой снимет, – улыбнулась Грейс.
«Я делаю для Олив то же самое, что Роуз, Дейзи и Салли всегда делали для меня».
Это было прекрасное чувство, и она вспомнила, что так и не написала подругам.
«Они не Меган; они простят меня, потому что любят».
Она проводила Олив в общежитие и постучалась в кабинет мисс Райленд. Заведующая подняла глаза от бумаг, которые читала, и явно растерялась при виде растрепанных и измученных девушек.
– Почему вы не на лекции?
В обычно спокойном и дружелюбном голосе звенели льдинки.
Олив чихнула несколько раз подряд, почти заглушив объяснения Грейс.
– Олив нездорова, мисс Райленд. Она все утро чихает, и ее бьет озноб. Так что я подумала, будет лучше привести ее назад и уложить в постель на целый день.
Хорошо очерченные и зверски выщипанные брови мисс Райленд взлетели к самой линии волос. Почти вскочив, она сначала обвела глазами комнату, а потом девушек. Олив повесила голову. Но Грейс, хоть и напуганная так же, как в детстве, под строгим взглядом сестры, стояла на своем.
– Кто, мисс Патерсон, дал вам власть решать, кому давать выходной, а кому не давать?
– Она не берет выходной. Думаю, Олив больна.
– Так вы доктор! Какая я глупая! Считала вас трудармейкой[2]. Вы же знаете, что идет война, и брать выходной без разрешения… кстати, вы попросили у лектора разрешения уйти?
Олив заплакала. Ее трясло, но она все бормотала:
– Прошу вас… это я виновата. Не Грейс. Я не надела жилет.
Последовало потрясенное молчание, прерванное подругой.
– Виновата не она. Олив слишком больна, чтобы принять разумное решение, и не думаю, что мистер Черчилл захочет, чтобы она…
Договорить Грейс не успела.
Мисс Райленд смотрела на нее с таким видом, словно глазам не верила… и ушам тоже.
– Довольно, наглая девчонка! Как вы смеете считать себя вправе решать, чего захочет или не захочет мистер Черчилл!
Она повернулась к Олив.
– Что же до вас… Тернер, – немедленно вернитесь в аудиторию.
Девушка молча выбежала из комнаты.
Грейс ждала. По своему долгому опыту она знала: извиняться, пытаться объяснить хоть что-то – только ухудшит ситуацию.
Мисс Райленд подошла ближе, глядя на стоявший на письменном столе телефон. Ожидала звонка или хотела позвонить сама, пожаловаться на Грейс Патерсон?
– Никто из вас не имеет зимней одежды, – выговорила она наконец.
– Мы еще не получили пальто. Я подумывала спросить вас насчет них.
– Стоит ли напоминать, что сейчас недостает очень многого? Будь у нас ткань, мы немедленно отдали бы ее производителям шинелей для наших бравых солдат, у которых нет теплого уютного общежития, куда можно вернуться после рабочего дня. Пальто были заказаны давно и будут привезены в ближайшее время. Для того чтобы победить в этой войне, мы должны быть дисциплинированными и вооружиться высокими моральными принципами. Всем приходится приносить жертвы во имя победы, и, мисс Патерсон, нам всем нужно учиться подчиняться приказам, а не думать за старших.
Повернувшись, она подошла к окну. Грейс гадала, отпустили ее или придется еще подождать.
Ждать долго не пришлось.
– Подойдите сюда…
Грейс покорно поплелась к окну.
– Видите вон то здание?
– Да, мисс Райленд.
– Это свинарник, вычистите его. К чаю я ожидаю увидеть пример хорошего ухода за животными. А теперь – вон!
– Да, мисс, – пролепетала Грейс и вышла, очень тихо закрыв за собой дверь.
Этим вечером после ужина Бетти Гуд дала Грейс конспекты лекции и стала изображать лектора, в надежде развеселить лежавшую в постели Олив.
– Классная лекция. Все, что нужно знать о земледелии, – в одном простом уроке. Представьте его: не выше меня, а руки, как окорока, – помните окорока в витринах мясников? И ровно три волоска поперек самой блестящей лысины, которую вы только видели в жизни. Абсолютно безупречные рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи и туфли такие начищенные, что в них можно смотреться. Не думаю, что он когда-то был на ферме, но, так или иначе, пальцы сунуты за помочи, а сам ходит взад-вперед по аудитории.
