- Мать! Зови соседей! Накрывай столы! Мечи все из погреба! Тащи из кладовой самогон и вино! Мы сегодня дорогого гостя встречаем и сына провожаем! - тщетно стараясь выглядеть веселым, прогорланил отец.

Мать заревела в голос.

- Да не реви ты. Не реви, - он ее обнял и погладил по волосам, как это делал всегда. Это в определенной степени помогло, и рев превратился в тихие всхлипывания.

- Добрый день, - поздоровался Форс, как бы ни замечая слез.

Мама хлестнула его недобрым взглядом, от которого иные мужики шарахались, и ничего не ответив, пошла звать соседок, стоявших здесь же на улице. Соседки не отказали. Как можно отказать в таком деле? Через несколько минут во дворе нашего дома стояли стащенные со всей округи столы и лавки. Столы прогибались и грозили сломаться под тяжестью спиртного и разнообразной еды.

Пока накрывались столы, я и маг оказались оттерты в сторону и предоставлены сами себе, точнее друг другу. Отец, убегая куда-то, шепнул мне что-то про то, что бы развлекал гостя. Гость в развлечениях не особо нуждался. Он нуждался во мне самом и, возможно, гораздо больше, чем я нуждался в нем.

- По дороге тебе предстоит много запомнить..., - он вещал, а я успешно пропускал все мимо ушей.

Ну, а что? Он серьезно думал, что я его буду слушать в такой момент? Вроде образованный человек, адепт магических наук, а ведет себя как восторженный деревенский мальчишка, нашедший в поле меч и считающий его игрушкой, а не предметом, за хранение которого в доме, без особой титульной бумаги, казнят через повешение. Меч оружие дворян, а крестьянам хватит топоров с копьями. Даже в армии империи мечи позволено иметь только дворянам, а обычный вояка обходится тем же чем и крестьянин, или чем-то иным, но только не мечом.

Наконец все уселись за столы. Для меня тоже нашли место, но моих ровесников тут не было. Негоже юнцам к алкоголю пристращаться и разговоры взрослых слушать. Мне же делалось исключение. Проводы на сторону относительно приравнивали меня к взрослым, правда самогона в тот вечер так и не налили. Зато Форс на радостях ужрался до поросячьего визга и, воспроизводя этот самый визг, показывал чудеса. Пасами рук и силой магии он создавал из воды прекрасные фигуры и замораживал их своим дыханием. На наших глазах возле колодца появлялись статуи могучих воинов в доспехах, фигуры великих магов, невиданных в наших краях и просто сказочных зверей.

Больше всего меня впечатлил дракон. Я видел изображение этого легендарного полумифического и возможно уже окончательно вымершего существа в "Священном писании", но там было нарисовано нечто несуразное, а здесь величайший враг всего живого и воплощение геенны огненной выглядел как живой. Четыре мощных лапы с бритвенной остроты когтями. Длинный хвост, заканчивающийся кожаными складками воздушного руля. Гибкое тело, покрытое броней из чешуи, которую неспособна пробить даже пика конного рыцаря. Пара невообразимо могучих крыльев, что смогли бы унести наш дом обзаведись он такими же. Длинная шея с острыми костяными наростами вдоль позвоночника. Голова с оскалившейся кинжалами клыков пастью и тремя парами рогов. Даже уменьшенная копия чудовища внушала душевный трепет. И было очень жаль, что стояли эти фигуры совсем недолго. Предлетняя пора беспощадна к такому рода творчеству.

За столом не смолкали тосты и здравицы. Вино и самогон лились рекой, подчас перемешиваясь в кружках и кубках, создавая гремучий коктейль. Ох, и будет у кого-то завтра болеть головушка от этой смеси. Вспыхнуло и быстро затихло несколько драк. Тут два соседа сцепились из-за неправильно расположенной в поле межи. Там другой вспомнил, как застал соседа на жене и решил снова сунуть в рыло обидчику. Из-за сарая или с сеновала нет-нет, да доносились приглушенные сладострастные стоны, подгулявших и захотевших ласки баб. Веселье вместе со спиртным лилось рекой.

Когда наступили поздние почти летние сумерки и взрослые полностью утратили контроль над происходящим, я ухитрился стащить кувшин вина и пару кружек. Самогон мне крайне не нравился, а вот вино продукт любимый любым сатиром и в нем способен понять толк даже подросток 16 зим отроду.

С вином отправился не к двум своим товарищам по буйным шалостям, а в тайное место, про которое не знали даже они. Располагалось оно довольно далеко от деревни под старой раскидистой ивой у тихой заводи. Ветви этой ивы касались самой земли и скрывали довольно обширное пространство от любых посторонних взглядов. Хорошее место для уединения.

Я раздвинул ветви руками и скользнул в царившую там темноту.

- Я думала ты уже не придешь, - будоражащим кровь голосом Мирки сказала мне темнота.

- Я не мог не прийти, - тихим шепотом ответил я.

Мечта большинства мужчин деревни ширкнула спичкой и зажгла толстую свечу. Моему обозрению предстало лицо любимой девушки. Руки сами потянулись, и тыльная сторона ладони провела по нежной щеке. Девушка придвинулась ко мне, подставляя лицо под ласки.

Мы пользовались этим местом для нечастых тайных встреч. В деревне очень нелегко держать в тайне подобные вещи, но мы все же умудрялись проделывать это на протяжении последнего полугода. Полгода мы воровали эти часы любви, лишь бы только ее родители ничего не узнали. Любой слушок, любое слово заканчивались для нее посиделками в погребе, из которого ее подчас доставали полумертвую, так что стоило проявить осторожность.

Тогда, полгода назад, еще по осени, кто-то увидел нас даже не целующимися, а ходящими за ручку и она угодила в погреб под замок. Я долго бегал по селу от ее папаши, ее мамаша приходила жаловаться моей маме, и пару раз мне пришлось столкнуться рогами с теми, кто желал видеть себя ее ухажером, но получил отворот поворот не только от родителей, но и от нее самой. Все это были мелочи, которые можно было легко пережить, но вот после двух суток в погребе ее достали с жаром, в бреду, и две недели она провалялась в постели. Первые дни знахарка думала, не выживет.

Вот с тех пор и таились, что не мешало родителям отправлять Мирку в погреб на охлаждение еще пару раз, по совершенно беспочвенным слухам. Хорошо хоть в эти разы заключение не было долгим и не имело столь печальных последствий.

- Ты ведь вернешься? - спросила любимая, и я был благодарен, что она не просит невозможного. Не просит остаться.

- Если только буду жив, обязательно вернусь. Здесь Лес, родители, здесь ты. Как я могу не вернуться? - прошептал ей в ушко и отвлекся, что бы зажечь принесенный источник света.

Она сидела на расстеленном, на земле шерстяном одеяле, на которое я ранее поставил кувшин с вином, а теперь укладывал ее. Руки привычно отыскивали застежки и шнуровку на знакомой одежде. Несколько минут и в тусклом свете свечи передо мной предстало вожделенное и такое отзывчивое на мои ласки тело. Высокая грудь, не помещающаяся в ладонях, треугольник волос в самом низу живота.

Я не спешил. Мы лежали рядом, и я гладил ее бедро в том месте, где нежная кожа девичьей ноги начинала покрываться нежным теплым пухом. Такой пух покрывает ногу сатира от середины бедра до самого колена, а ниже колена наши ноги вообще больше всего напоминают увеличенные козлиные с копытами и пяткой необразованным людям напоминающей еще один сустав.

- Ты сегодня не пил? - возбужденным шепотом спросила она, когда я потянулся к кувшину.

- Нет, а что? - не успел дотянуться, как ее маленькая ладошка схватила меня за запястье.

- Не пил, вот и не надо пока, - сказала Мирка с нажимом, привлекая меня к себе и беря дело и мое хозяйство в свои руки.

Дальше было не до слов. Какие уж слова, когда одежда сброшена, а любимая почти открытым текстом сказала что хочет от тебя понести? Мы любили друг друга как в последний раз, хотя в душе надеялись на встречу. После мы сидели, обнявшись. Я пил вино, а она щебетала какую-то чушь о том времени, когда я вернусь.

Сидели долго, но разошлись еще задолго до раннего рассвета из опасения, что мою возлюбленную будут искать. Вот только Мирку родители не искали. Они были вместе с большинством односельчан у нашего дома, где все еще продолжалось попойка. Ее папаша мне даже промычал что-то, но я, так и не поняв что, отправился спать.