Доукинс поднялся.
- Пожалуйста, давайте на этом закончим, - сказал он. - Мертвые не возвращаются. Мы не знаем, в каком состоянии и условиях они пребывают. Но материальный мир не для них.
- Пожалуйста, дослушайте меня, - сказал доктор. - Два дня назад у меня зазвонил телефон, но я услышал только шепот. Я сразу же обратился на телефонную станцию и мне сказали, что звонок был из тюрьмы. Я позвонил в тюрьму, и охранник Дрейкотт сказал мне, что никто не звонил. И что он тоже почувствовал чье-то присутствие.
- Полагаю, он был пьян, - резко произнес Доукинс.
Доктор немного помедлил.
- Мой дорогой друг, вам не следует так говорить, - сказал он. - Он один из самых надежных наших служащих. Но если вы считаете, что он был пьян, то что вам мешает сказать то же самое обо мне?
Капеллан снова сел.
- Вы должны простить меня, - сказал он, - но я не хочу в это вмешиваться. Это слишком опасно. Кроме того, откуда вы знаете, что это не розыгрыш?
- Розыгрыш? - спросил доктор. - Слышите?
Раздался телефонный звонок. Доктор отчетливо его слышал.
- Вы разве не слышите? - спросил он.
- Слышу что?
- Телефон звонит.
- Я ничего не слышу, - сказал капеллан, снова начиная раздражаться. - Никакого телефонного звонка.
Доктор не ответил; он прошел в свой кабинет и включил свет. Затем снял трубку и поднес к уху.
- Да? - произнес он дрожащим голосом. - Кто это? Да, мистер Доукинс здесь. Я постараюсь уговорить его выслушать вас.
Он вернулся в столовую.
- Доукинс, - сказал он, - это душа, которая страдает. Умоляю вас, выслушайте ее. Ради Бога, выслушайте.
Капеллан медлил.
- Хорошо, пусть будет по-вашему, - наконец сказал он.
Он взял трубку.
- Доукинс слушает, - сказал он.
- Я ничего не слышу, - через некоторое время произнес он. - Так, ничего определенного. Похоже на какой-то шепот.
- Услышьте ее, услышьте! - сказал доктор.
Капеллан снова принялся слушать. Внезапно он отнял трубку от уха и нахмурился.
- Что-то... кто-то сказал: "Я убил ее, признаюсь. Мне хотелось бы получить прощение..." Это обман, мой дорогой Тисдейл. Кто-то, зная о вашем интересе к спиритизму, решил устроить вам очень мрачный розыгрыш. Я не могу в это поверить.
Доктор Тисдейл взял трубку.
- Здесь доктор Тисдейл, - сказал он. - Можете ли вы дать мистеру Доукинсу знак того, что это действительно вы?
И снова положил ее.
- Он сказал, что попробует. Нам нужно подождать.
Вечер снова выдался теплым, окно, выходившее на мощеный двор в задней части дома, было открыто. Минут пять или около того двое мужчин стоял молча, в ожидании, но ничего не происходило. Затем капеллан произнес:
- Думаю, все достаточно ясно.
Он еще не закончил говорить, как в комнату ворвался поток холодного воздуха, заставив шелестеть бумаги на столе. Доктор Тисдейл подошел к окну и закрыл его.
- Вы ощутили? - спросил он.
- Да. Ветер. Ледяной.
Снова поток воздуха, теперь в уже запертой комнате.
- А теперь? - спросил доктор.
Капеллан кивнул. Его сердце внезапно устремилось к горлу.
- Господи, спаси и сохрани нас от всех опасностей текущей ночи! - воскликнул он.
- Здесь что-то есть! - сказал доктор.
Это что-то проявилось, когда он еще не кончил говорить. В центре комнаты, ярдах в трех от них, показалась фигура человека, голова которого лежала на плече, так что лица не было видно. Человек взял голову обеими руками, выпрямил ее и посмотрел прямо на них. Его глаза были выпучены, язык вывалился, а на шее виднелась темная полоса. Затем раздался скрежет досок пола, и фигура исчезла. Но на том месте где он стоял, на полу осталась новая веревка.
Воцарилось молчание. Пот стекал с лица доктора огромными каплями, белые губы капеллана шептали молитву. Огромным усилием воли доктор взял себя в руки и указал на веревку.
- Она исчезла после казни, - сказал он.
Снова зазвонил телефон. На этот раз капеллан не нуждался в просьбах. Он подошел и поднял трубку. Какое-то время он молча слушал.
- Чарльз Линкворт, - наконец произнес он, - пред лицом Бога, перед которым ты стоишь, скажи, искренне ли ты раскаиваешься в ужасном грехе?
Ответа доктор не услышал, капеллан закрыл глаза. И доктор Тисдейл опустился на колени, слыша слова Отпущения.
Снова наступила тишина.
- Я больше ничего не слышу, - сказал капеллан, опуская трубку.
Вошел слуга доктора, держа в руках поднос с напитками и сифоном. Доктор Тисдейл, не глядя, кивнул в ту сторону, где совсем недавно стоял призрак.
- Возьмите эту веревку, Паркер, - сказал он, - и сожгите ее.
Последовало молчание.
- Но здесь нет никакой веревки, сэр, - наконец произнес Паркер.
NEGOTIUM PERAMBULANS
Случайный турист, оказавшийся в Восточном Корнуолле, возможно, заметит, проезжая по возвышенности между Пензансом и Лэндс Эндом, обветшавшую табличку, указывающую вниз по крутому склону и содержащую выцветшую надпись "Полеарн 2 мили", но вряд ли нашлось много охотников проделать эти две мили, чтобы удовлетворить свое любопытство знакомством с местом, о котором в их путеводителе сказано всего лишь несколько слов. В паре строчек сообщается о маленькой рыбацкой деревне с церковью, не представляющей особого интереса за исключением нескольких изразцов и росписей деревянных панелей (первоначально принадлежавших более раннему строению), образующих алтарную ограду. Но церковь в Сан-Кредо (к сведению туристов) имеет аналогичные украшения, намного превосходящие своей сохранностью и представляющими поэтому больший интерес, а потому даже любителей церковного искусства заманить в Полеарн довольно трудно. Рыбку трудно поймать на такую наживку, тем более вряд ли кто решится, будь то автомобилист или велосипедист, подвергнуться риску в малонаселенном районе, на крутой дороге, представляющей в сухую погоду твердь, усыпанную острыми камнями, а после дождя - мутный водопад. Ни одного дома не встретится ему после того, как он покинет Пензанс, и вряд ли многие окажутся способными заплатить столь высокую цену как езда на велосипеде с проколотыми шинами на протяжении добрых пяти миль за зрелище нескольких, пусть и не лишенных интереса, живописных панно.
Поэтому в Полеарне, даже в самый разгар туристического сезона, редко встретишь туриста, да и в оставшееся время, как мне кажется, вряд ли сыщется более двух-трех человек, способных одолеть эти две мили (на самом деле расстояние кажется большим) по крутому каменистому склону. Почтальон, в редкие дни наведывающийся в эти Богом забытые места, оставляет своего пони и тележку на вершине холма, спускается к деревне, проходит несколько сотен ярдов по переулку к большому белому ящику, стоящему в стороне от дороги и напоминающему рундук, с прорезью для писем и закрытой дверцей. Если у него в сумке имеется заказное письмо или же посылка оказывается слишком большой, чтобы пролезть в квадратное отверстие рундука, то ему приходится тащиться дальше по склону, дабы избавиться от доставившего хлопоты послания, вручив его непосредственно владельцу и получив от него некоторое небольшое вознаграждение в виде монеты или нескольких благодарственных слов за свою доброту.
Но такие случаи редки, и его обычные действия сводятся к тому, что забрать из рундука пачку писем, которые, возможно, там имеются, и положить туда те, которые он принес. Обычно это случается в тот же день, или же на следующий, после получения вызова из почтовой конторы Полеарна.
Что касается рыбаков, которые, в силу традиции, являются главным звеном, связующим Полеарн с внешним миром, то у них и в мыслях нет, чтобы, взяв свой улов, преодолеть крутой подъем и затем еще шесть миль, оказаться на рынке Пензанса. Путь по морю короче и проще, и они поставляют свой товар туда прямо на пристань. Таким образом, хотя единственным занятием, приносящим заработок в Полеарне, является рыбная ловля, вы не найдете там рыбы, если только заранее не договоритесь с кем-нибудь из рыбаков. Их рыбачьи лодки возвращаются пустыми, как дом с привидениями, в то время как их добыча уже мчится в Лондон в товарном вагоне.