Мы лежали неподвижно, и внезапно ужасная мысль пронзила мой разум. Совсем рядом с нами, где-то там, во мраке, оставалась женщина, чей ужасный голос только что леденил мою кровь и вызвал холодный пот на моем лице. Я повернулся к Хью.
- Я не могу здесь оставаться, - сказал я. - Я должен бежать отсюда, бежать прочь как можно скорее. Где она?
- А вы разве не видели? - спросил он.
- Нет. А что произошло?
- Молния ударила в камень в нескольких дюймах от того места, где она стояла. Нам следует спуститься и посмотреть, что с ней.
Я последовал за ним вниз по склону, дрожа, будто в лихорадке, и ощупывая руками землю перед собой, почти до безумия страшась ощутить человеческое тело. Грозовые тучи за прошедшие несколько минут скрыли луну, так что ни единый луч ее не проникал сквозь щель в скале и не облегчил нам поиски. Но сколько ни искали мы вверх и вниз по берегу от камня, который, разбитый трещиной, лежал на берегу заводи, сколько ни ощупывали землю, но так ничего и не нашли. Наконец, мы пришли к выводу: вне всякого сомнения, старуха скатилась вниз после удара молнии и теперь тело ее лежит где-то в глубокой заводи, из которой она только что вызывала мертвую.
Никто не рыбачил в заводи на следующий день; из Броры пришли люди с сетями. Прямо под скалой, из омута, они извлекли два лежавших рядом тела, Сэнди и девушки. Больше они никого не нашли.
По всей видимости, Кэтрин Гордон, получив письмо Сэнди, навсегда покинула Инвернесс, будучи в интересном положении. О том, что произошло после, можно только догадываться; но вполне возможно, что она направилась в Гэвон коротким путем через речной перекат выше заводи пиктов. Но поскользнулась ли она случайно, став жертвой быстрого потока, или же, не ожидая от будущего ничего хорошего, сама бросилась в омут, мы можем только догадываться. В любом случае ныне они оба спят на мрачном, открытом всем ветрам кладбище Броры, как то назначила им неисповедимая воля Провидения.
РОГ УЖАСА
Последние десять дней Альфубель наслаждался солнечной погодой середины зимы, соответствовавшей его расположению на высоте около 6000 футов. От восхода до заката, солнце (к удивлению тех, кто привык представлять себе дневное светило в виде бледного круга, невнятно различимого в мутном воздухе Англии) проделывало свой путь по ярко-голубому небу, а каждую спокойную, безветренную, морозную ночь небосвод украшала сверкающая алмазами звездная россыпь. На радость лыжникам, к Рождеству выпало достаточно снега, а большой каток, восстанавливаемый каждый вечер, являл любителям коньков блестящую поверхность, на которой они выделывали свои замысловатые пируэты. Бридж и танцы помогали скоротать большую часть ночи, и мне, впервые вкусившему радости зимы в Энгадине, казалось, что и новое небо, и новая земля были заново освещены, в меру согреты и в меру охлаждены специально для тех, кто оказался достаточно мудр (подобно мне самому), чтобы провести здесь зимние праздники.
Однако, всему прекрасному рано или поздно приходит конец; однажды днем солнце скрылось в дымке, а в долину с северо-запада хлынул ветер, вобравший в себя холод путешествия по многим милям покрытых льдом вершин, заставив хмуриться до того безмятежную синеву небес. Вскоре начался снегопад; поначалу едва заметными крупинками, размером не более частиц пара, срывающегося с губ и замерзающего при дыхании на морозе, а затем более крупными хлопьями, напоминающими лебяжий пух. И хотя каждый из предыдущих дней имел для меня гораздо большее значение, по сравнению с любым другим, определяющим судьбы целых народов, в виду возможности оставить на ровной поверхности катка самые немыслимые фигуры, сегодня самым разумным было искать убежище в отеле: лучше провести вечер в кресле и одиночестве, чем замерзать снаружи.
Я отдыхал вместе со своим родственником, профессором Ингрэмом, известным физиологом и альпинистом. За последние две недели он совершал пару весьма замечательных зимних восхождения, но сегодня утром предчувствие относительно погоды заставило его отказаться от восхождения на пик Пассуг, и он остался, чтобы удостовериться в правильности своего предвидения. Он расположился в гостиничном холле, придвинув ноги к горячей батарее, с последним номером Инглиш пост в руках. В нем была опубликована статья о результатах последней экспедиции на Эверест, чтение которой он закончил как раз к тому моменту, когда я вошел.
- Весьма интересная статья, - сказал он, протягивая номер мне, - и они, конечно, заслуживают успеха в будущем году. Однако кто может сказать, что таят в себе заключительные шесть тысяч футов? Шесть тысяч футов, когда за плечами осталось уже двадцать три тысячи, кажется, не много, однако в настоящее время никто не знает, как человеческий организм поведет себя на такой высоте. Здесь возможно влияние не только на работу легких и сердца, но и мозга. Могут возникать различные галлюцинации. В самом деле, если бы я не был лучше осведомлен в этом вопросе, то мог бы сказать, что такой случай с галлюцинациями уже имел место при восхождении.
- Что вы имеете в виду? - спросил я.
- Видите ли, они решили, что обнаружили цепочку следов босой человеческой ноги на большой высоте. На первый взгляд, это выглядит галлюцинацией. Что может быть естественнее в том, что волнение и радостное возбуждение при подъеме на такую высоту привело к интерпретации мозгом неких следов на снегу как человеческих? Каждый телесный орган на такой высоте стремится выжать из себя все, на что он способен, и мозг, анализируя эти знаки на снегу, говорит: "Я в полном порядке, я нормально функционирую, и я утверждаю, что эти знаки есть человеческие следы". Вам известно, что даже на той высоте, на какой мы с вами сейчас находимся, для нашего мозга характерны чрезвычайно яркие представления, - согласно вашим собственным словам. Примите во внимание возбуждение, добавьте к нему пыл и беспокойство, - и что может быть естественнее иллюзии, созданной мозгом в этих условиях! Есть ли это бред, подобный часто сопровождающему высокую температуру, созданный усилием разума, стремящегося выполнить свою работу при наличии чрезвычайных обстоятельств? Это ведь так естественно, что он представляет в обычном виде вещи, которые на самом деле не существуют!
- Но ведь вы же не думаете, что эти отпечатки голой человеческой ступни были иллюзией? - сказал я. - Вы только что сказали мне, что подумали бы так только в том случае, если бы не были лучше осведомлены в этом вопросе.
