- Вы в порядке, миссис Габриэль? - быстро спросил он.

- Да, сэр, благодарю вас, - отвечала она, как ни в чем не бывало.

- Как я уже говорил, - снова начал Хортон, но мысли его блуждали, и он смолк, не закончив фразы, пока миссис Габриэль не подала нам наш кофе и не вышла из комнаты.

- Я боюсь, что мое внутреннее спокойствие может быть разрушено, - сказал он. - Вчера у миссис Габриэль случился эпилептический припадок, и она призналась, когда пришла в себя, что у нее это с детства, и они время от времени случаются с ней.

- Это опасно? - спросил я.

- Само по себе нет, - ответил он. - Если он сидит в кресле или лежит в постели, когда случается припадок, то беспокоиться не о чем. Но если это случается, когда она готовит ужин или спускается по лестнице, то она вполне может упасть в огонь или скатиться вниз. Будем надеяться, что такого прискорбного события не случится. А теперь, как только вы покончите со своим кофе, мы вернемся в лабораторию. Новых интересных записей у меня пока не появилось. Но я добавил в схему своего аппарата второй аккумулятор с очень мощной катушкой индуктивности. Я полагаю, что если мне удастся соединить ее с моим устройством, то он окажется способным оказывать воздействие на определенные нервные центры в соответствии с записанной информацией, конечно, если эта информация еще свежая. Но нужно быть весьма и весьма осторожным, чтобы те самые силы, которые дают жизнь мертвому, не превратили в мертвое живое, если человек получит разряд. И если мне это удастся, спросите вы, что тогда?

Ночь была очень жаркой, он настежь распахнул окно и устроился на полу, по обычаю скрестив ноги.

- Я отвечу на этот вопрос, - сказал он, - хотя, если не ошибаюсь, я уже отвечал на него прежде.

- Если предположить, что я, помимо фрагментов тканей мозга, имел бы голову целиком, а еще лучше - мертвое тело целиком, то, как я думаю, я мог бы получить нечто большее, чем слова в граммофонной трубе. Возможно, их могли бы произнести мертвые губы... Господи, что это там такое?

Снаружи, по всей видимости, на лестнице, ведущей из столовой, по которой мы только что спустились в лабораторию, раздался звук бьющегося стекла и падения чего-то тяжелого, сначала по ступенькам, а затем удар в дверь, словно кто-то просил дозволения войти. Хортон вскочил и распахнул дверь; мы увидели тело миссис Габриэль, наполовину ввалившееся в лабораторию, как только дверь распахнулась, наполовину оставшееся за порогом. Вокруг нее лежали осколки разбитых бутылок и стаканов, а из раны на лбу сочилась кровь, заливая страшно застывшее лицо, обращенное к нам, и седые волосы.

Хортон опустился на колени и провел платком по ее лбу.

- Ничего серьезного, - сказал он, - ни вены, ни артерии не повреждены. Здесь требуется обычная перевязка.

Он разорвал платок на полосы, связал их вместе, и ловко наложил повязку на нижнюю часть лба, оставив глаза не прикрытыми. Они неподвижно смотрели в пустоту, и он тщательно исследовал их.

- А вот это уже хуже, - сказал он. - Она получила серьезный удар по голове. Помоги мне отнести ее в лабораторию. Подойдите с той стороны и просуньте руку ей под колени, когда я скажу. Так! Теперь аккуратно поднимаем ее и несем.

Ее голова безвольно откинулась назад, когда он поднимал ее за плечи, он подставил колено, она словно бы кивнула и слегка склонила голову, когда он сделал это движение, словно бы в молчаливом согласии с тем, что мы делали, а рот, в уголках которого было видно немного пены, открылся. Аккуратно поддерживая, мы отнесли и уложили ее рядом с низким столиком, на котором стоял граммофон, я принес подушку и положил ей под голову. Он легкими движениями пальцев скользил по ее голове, иногда задерживаясь, пока не коснулся места выше и позади правого уха. Снова и снова его пальцы двигались, легко нажимая на это место, он закрыл глаза и со всем тщанием интерпретировал то, что выявляло его сенсорное исследование.

- Ее череп раздроблен только здесь, - сказал он. - В середине есть полностью отделившийся кусок, и его края, должно быть, оказывают давление на ее мозг.

Ее правая рука лежала на полу ладонью вверх, и он приложил пальцы своей руки к ее запястью.

- Никаких признаков... - сказал он. - В обычном смысле слова, она умерла. Но жизнь сохраняется в ней тем самым образом, о котором мы с вами говорили. Она умерла, но не полностью; ни один орган нельзя считать мертвым, пока он не разорван в клочья. Но она скоро умрет, если мы не снимем давление на мозг. Это первое, что должно быть сделано. Пока я буду заниматься с ней, закройте окно и поддерживайте огонь. Иначе жизненное тепло очень быстро оставит ее тело. Натопит комнату так жарко, как только сможете, - включите масляную печку и электрический радиатор, и поддерживайте жар в комнате на как можно более высоком уровне, тогда тело будет остывать гораздо медленнее.

Он уже открыл свой шкаф с медицинскими инструментами, достал из него два ящичка, полных ярко сверкавшей сталью, и положил на пол рядом с телом. Я услышал звук ножниц, - он срезал ее длинные седые волосы; я же тем временем занялся укладыванием дров и растопкой очага, разжиганием масляной печи, которую нашел, следуя указаниям Хортона, в кладовке, а, проходя мимо, увидел, как он ланцетом проводит по открытому участку кожи. Он поместил какую-то жидкость вблизи спиртовки около ее головы, и, пока он работал, жидкость, испарясь, наполняла воздух каким-то чистым ароматом. Время от времени он отвлекался и обращался ко мне.

- Принесите мне электрическую лампу на длинном шнуре, - сказал он. - Мне не хватает света. И не смотрите на то, что я делаю, если у вас слабые нервы, иначе вы почувствуете слабость и не сможете помогать мне.

По всей видимости, этот запрет наблюдать за тем, что он делает, послужил обратному, поскольку, устанавливая лампу так, чтобы она давала как можно больше света, я глянул ему через плечо прямо на темную дыру, с висевшими по ее краю лоскутами кожи. Он ткнул туда своими щипцами и захватил кусок окровавленной кости.

- Хорошо, - сказал он, - и температура в комнате соответствует. Но я не наблюдаю никаких проявлений пульса. Прибавьте жару, пока термометр на стенке не станет показывать сотню градусов.

Когда в следующий раз, пронося очередную порцию угля из подвала, я взглянул на стол, то увидел еще два извлеченных куска кости. Температура на термометре установилась на нужном значении; ярко пылал огонь, дышала жаром масляная печь, гудел электрический калорифер. Вскоре, оторвавшись от работы, он снова попытался прощупать ее пульс.

- Никаких признаков возвращения жизни, - сказал он, - я сделал все, что мог. Я больше ничего не могу сделать, чтобы вернуть ее к жизни.

Когда он произнес эти слова, интерес непревзойденного хирурга разом исчез, он тяжело вздохнул, пожал плечами, поднялся на ноги и вытер лицо. И вдруг снова воодушевился.

- Граммофон! - произнес он. - Речевой центр, рядом с которым находится рана, почти не пострадал. Боже мой, какая прекрасная возможность! Она прекрасно прислуживала мне, когда была жива, она может оказать мне услугу, будучи мертвой. Я могу простимулировать нервы двигательного центра вторым аккумулятором. Сегодня мы можем стать свидетелями еще одного чуда.

Ужас и растерянность охватили меня.

- Нет, нет, не надо! - сказал я. - Это ужасно: она уже умерла. Если вы собираетесь сделать то, что говорите, я лучше уйду.

- Но у меня есть все условия, о которых я давно мечтал, - сказал он. - И я просто не могу отпустить вас. Вы должны быть свидетелем. Мне нужен свидетель, обычный человек, и вряд ли во всем королевстве найдется хирург или физиолог, который не пожертвовал бы глазом или ухом, чтобы оказаться сейчас на вашем месте. Она мертва. Клянусь честью, в этом есть особое величие, чтобы, будучи мертвым, тем самым помочь живым.

Ужас и интерес жестоко боролись во мне.

- Если все обстоит именно так, как вы говорите, - сказал я, - то я согласен.

- Да! Именно так! - воскликнул Хортон. - Помогите мне положить ее на стол с граммофоном. Подушку тоже; мне будет гораздо проще работать с ее головой, когда она приподнята.