Халлдор, поспешно отодвинув ноутбук с колен и резко вскочив прямо в одеяле, выбежал в холл, бросив быстрый взгляд на часы: слишком поздно для дружеского визита или добрососедского: «Солью не поделитесь? А лучше ужином». Распахнув дверь и привычно отступив чуть назад, чтобы пропустить гостя внутрь, он замер, в ужасе глядя на Андресса. Тот, босой, стоял, привалившись плечом к косяку и прикрыв глаза, тяжело дышал и немного дрожал — видимо, ноги не держали. Губа у него была разбита, и на ней уже застыла корка крови, рядом виднелся фиолетовый след от удара, налившийся кровью, веки и кожа под глазами покраснели и опухли, как будто Андресс долго плакал, а с волос на лицо капала вода, явно затекая еще и за высокий ворот теплого свитера. Капли со светлых прядей срывались вниз, оставляя следы на полу, и только они нарушали повисшую в холле, залитом светом из коридора, тишину, контрастную, как освещение, не позволявшее более детально рассмотреть Андресса.
Йенсенн болезненно улыбнулся, делая первый шаг внутрь, и тут же едва не упал, когда ноги резко подкосились. Одеяло неровной кучей осело на пол — Халлдор вовремя подоспел, подхватив Андресса под руки и дав опору в виде своего плеча, и это привело его в чувство. Шок прошел, и волной накатило удушливое беспокойство, сводящий с ума страх не позволял мыслить здраво, поэтому он никак не мог подобрать слов, просто медленно и осторожно вел Андресса за собой в комнату, где их встретил не менее удивленный Виктор, решивший в этот раз даже не язвить. Халлдор усадил Андресса на кровать, но тот, застонав сквозь зубы, с трудом перевел себя в лежачее положение, устроившись на животе и уткнувшись лицом в матрац. Очевидно, это тоже принесло немало болезненных ощущений, потому что он почти сразу развернулся к Халлдору.
— Чего это с ним? — первым в чувство, что неудивительно, пришел Виктор, но Халлдор растерянно покачал головой. — Эй ты! — Андресса Вик недолюбливал, кажется, даже сильнее, чем Эрлендсона, что было взаимно и устраивало обоих. — Какого черта с тобой случилось?
Андресс скривился, смерив Виктора пустым безжизненным взглядом, и предпочел не отвечать на вопрос. Ему все еще было очень плохо, все тело болело, и физическая боль пока не давала неприятным мыслям сильно разрастаться, он мог думать только о том, как унять ноющую поясницу, при этом не терзая порезы на груди.
— Ты заявился в мою комнату посреди ночи, мать твою, конечно, можешь не отвечать! — ядовито фыркнул Виктор.
Андресс бросил на него очередной пустой взгляд, отдающий изрядной долей раздражения, такой, что вокруг него словно бы расползлась черная аура, заставившая Вика едва уловимо напрячься. Йенсенн утомленно прикрыл глаза, стараясь скрыть новый приступ боли.
— Поцелуй мою задницу, малыш, и проваливай, — Виктор уже начал выходить из себя.
Андресс не отреагировал, продолжая сквозь полуопущенные ресницы разглядывать стену. Его снова начало подташнивать, а голова слегка закружилась, и это никак не настраивало на дружескую беседу. Но прохлада, царящая в комнате, была глотком живительного воздуха, она мешала боли взять верх, притупляя ее, облегчая страдания. Она замораживала все, что было — замораживала чувства, мысли, физические ощущения. Хотелось слиться с прохладой и превратиться в лед, лишь бы ничего этого больше не было.
— Ну, хватит, — тихо, но решительно заговорил Эрлендсон, наконец сумев взять себя в руки, так что Виктор даже притих. — Андресс, ты должен немедленно рассказать, что случилось.
Это было странное чувство. Халлдору никогда не приходилось видеть брата в таком состоянии, и бушующее в груди беспокойство невозможно было описать словами. Казалось, что-то в мире перевернулось, раз тот человек, которого он всегда видел сильным, холодным, решительным, способным справиться со всеми проблемами самостоятельно, сейчас лежал на его кровати, из последних сил безуспешно пытаясь не показать, как ему больно. Халлдор до сих пор помнил, как Андресс защищал его, как мазал йодом ссадины и царапины, дуя на ранки, чтобы не щипало, как поправлял одеяло, думая, что он спит, как приносил ему какао с особенным вкусом, такое замечательное: даже мамино меркло по сравнению с ним. Он о нем заботился, он был сильным старшим братом, примером для подражания. А сейчас «старшим» неожиданно оказался сам Халлдор. И это было настолько дико, что если бы не привычка сдерживать свои эмоции, он бы разревелся.
На его заявление Андресс чуть шире приоткрыл глаза — и в его взгляде было столько сосущей пустоты, столько холода, столько безжизненного камня, что Эрлендсон почувствовал себя самым бессердечным и отвратительным «старшим» братом. Он в этих глазах видел, что Андресс не может, ничего не может сказать, что ему так плохо, как никогда в жизни раньше не было, что все настолько серьезно, что нельзя, нельзя медлить, нужно скорее все понять, помочь, поддержать, исправить.
— Андресс, — с почти незаметной мольбой прошептал Халлдор отчаянно. — В чем дело?..
Но тот снова отвел глаза, прикрывая их — только слабо дернувшиеся губы выдали разочарование. Не понял. Не догадался. Халлдор поджал губы, болезненно сжимаясь от того, что не оправдал ожиданий.
— Дай, угадаю, — ехидно пропел вдруг Виктор. — Дело во мне?
Он удостоился практически снисходительного, высокомерного взгляда, если бы только в нем была хоть капля эмоций. Просто дернувшиеся вверх брови, да выразительная пустота на дне синих озер.
— Думаю, ты прав, — Халлдор отстраненно кивнул и смолк, странно глядя на Вика. — Может, ты оставишь нас?.. Если он пришел сюда, у него серьезные причины не возвращаться к себе.
Растерянность постепенно отступала, сломленная волевым усилием, и голова медленно, но верно разгонялась для глубоких размышлений. Последнее предложение запустило процесс осознания. Если Андресс не вернулся к себе, значит, проблемы не с кем-то третьим, а с его собственным соседом — Хенриком Хансеном, тем парнем, который на протяжении всего обучения Йенсенна в «Кагами» оказывал ему знаки внимания, пытался расположить к себе, говорил, что любит. И чтобы он вдруг просто ударил Андресса по лицу? Это как нужно было его довести, чтобы случилось что-то подобное? Но в этом случае виноват только сам Андресс, он бы это прекрасно понимал и не явился бы, боясь осуждения, потому что мнение Халлдора — и тот был в этом уверен — для него многое значит. Потому выходило, что это не просто один удар в порыве злости. В уме невольно всплыли воспоминания недавних событий: Андресс не смог сесть на кровати, он лег, да еще и на живот. Его не держали ноги, он ведь едва не упал там, в холле. Усталость? Совпадение?
Халлдор, потянувшись к Андрессу, мягко прикоснулся к волосам, провел по ним, успокаивая, и резко дернул за высокий ворот свитера. Пальцы разжались почти мгновенно, а взгляд столкнулся с болезненным взглядом Андресса. Тот недовольно поправил материю, упираясь глазами куда-то в стену, сквозь окружающий мир. Халлдор сглотнул, кивнул сам себе, мысленно твердя, почти как заклинание: «Держи себя в руках. Держи себя в руках». Сложить три и семь труда не составило.
— Если ты не съедешь сам, я вынужден буду просить завхоза о помощи, — опустошенно сообщил Виктору он, буквально вымораживая его взглядом. — Сейчас я позову врача, так что просто постарайтесь не убить друг друга до этого времени.
— Врача? Из-за этой царапины? — Вик надменно задрал голову, но, столкнувшись с полным безразличием Андресса и тяжелым взглядом Халлдора, как-то приуныл. — Черт, какого дьявола ты вляпался во что-то серьезное?! — он раздраженно приложил руку к лицу в известном жесте, когда Эрлендсон покинул помещение.
Вопрос был риторический, и Андресс только отвернулся, включая режим абсолютного игнорирования. Ну, кто бы мог подумать, что Халлдор так «быстро» сообразит, в чем дело, да еще и «не станет» задавать глупых вопросов? Вера в его высокие интеллектуальные способности как-то поуменьшилась. Правда, Халлдор смог собраться с силами, отстраниться от эмоций и начать мыслить здраво. Даже за врачом посреди ночи пошел. Ли, конечно, не хотелось посвящать во все подробности, но Андресс понимал, что это необходимо, иначе последствия могут быть ужасны. Ведь никто не знает, насколько сильным был урон — и не только физический.
