— Что, совесть проснулась? — сдавленно прохрипел он, нарываясь на болезненный удар по лицу, от которого кровь быстро заполнила рот.
Собравшись с силами, он сплюнул смесь слюны и темно-бордовой жидкости на Хансена, обагряя его красивое тело россыпью ярких капель, зажигая в глазах новые огни ярости, сдирая с лица маску осознания и натягивая вместо нее гримасу отвращения. Еще раз ударив Андресса по лицу, Хенрик резко развернул его, не выходя, спиной к себе, чтобы только не видеть вновь этих пустых безжизненных глаз.
Снова Хенрик начал толкаться в мягкое любимое тело, замечая, как кровь из поврежденного ануса тонкой струйкой стекает по внутренней стороне бедра, ускоряясь от этой картины, вбиваясь сильнее и резче. Нанося травмы глубже и болезненней, хотя самому Йенсенну казалось, что он уже перестал реагировать на боль. Все заволокло пеленой тумана, перед глазами мелькали черные мушки и расплывались цветные круги. Но он знал, помнил, что не должен потерять сознание — ни в коем случае не остаться после всего здесь, на этой грязной от его собственной крови кровати.
Between love, between hate
Shake the silence back but itʼs too late.
And it haunts you, and it haunts you…
Itʼs a love/hate heartbreak! ¹
Хансен пыхтел в такт фрикциям, сильно сжимая ягодицы Андресса, буквально насаживая его на себя, с каждым разом все быстрее, все громче, все ближе. Йенсенн безразлично отметил, что вся комната пропахла потом Хенрика и его собственной кровью с ее железным привкусом и запахом старых монет. Тело было мокрое и липкое, раны на груди щипало, они ныли от соприкосновения со слишком грубой для свежих порезов тканью. А толчки, сотрясающие все тело, не прекращались, растягивая минуты, вынуждали страдать все больше и больше, глотать собственные слезы и сопли, смешанные с кровью из разбитой искусанной губы.
Between love, between hate
Shake the silence back but itʼs too late.
And it haunts you, and it haunts you…
Itʼs a love/hate heartbreak! ¹
Кончил Хенрик не быстро, наслаждаясь, упиваясь этими мгновениями полного и безраздельного владения Андрессом. Сейчас, пустой и безразличный, он принадлежал только ему, он был его, был с ним, и Хенрик мог позволить себе все что угодно. Освободить давно затекшие и лишившиеся чувствительности руки, ногтями оставить красные борозды на спине, прикусить кожу между лопаток до крови, ощутить судорожное, как у загнанного кролика, биение сердца под ладонями. Он мог любить его полностью, отдаваясь без остатка, забирая взамен все, что было ему нужно, забирая все, все, все!..
В момент финала он зубами вцепился в загривок Андресса и приглушенно зарычал. Его сперма заполнила нутро Андресса, причиняя еще больше дискомфорта. Хенрик поспешил выйти из обмякшего тела, наслаждаясь тем, как его семя вытекает, смешанное с кровью, из разорванного ануса его любимого. Кинув на Йенсенна, безучастно лежащего на кровати и даже не попытавшегося подняться, оценивающий взгляд, он, выудив из шкафа свежее полотенце, направился в душ. Сейчас было хорошо, ноги до сих пор дрожали от удовольствия, и он почти не думал о последствиях. Но прекрасно осознавал, какими разрушительными они будут. Хенрик сломал все, что было. И хотя было, в общем-то, немногое, это было больно. Сердце ныло, заставляя приложить руку к груди и зажмуриться. Нет-нет, не сейчас, потом…
Услышав шум воды, Андресс приоткрыл затуманенные глаза. Он почти не чувствовал рук и ног, было очень плохо, подташнивало, хотелось в туалет. Но нужно было бежать. Пока есть возможность — скрываться, лишь бы не нашел, лишь бы снова не причинил этой боли, лишь бы… Встать оказалось невыносимо. Поясницу сковало болью так, что в глазах снова невольно заблестели слезы. Ноги и руки не слушались, так что Андресс даже чуть не упал, причинив себе еще больше мучений. Первый шаг давался уже легче, но по позвоночнику все равно пробегали электрические импульсы, а ноги подкашивались, будто ватные. Кое-как он добрался до шкафа, о который можно было хотя бы опереться.
Between love, between hate
Shake the silence back but itʼs too late.
And it haunts you, and it haunts you…
Itʼs a love/hate heartbreak! ¹
Невольно взглянув на свое отражение в зеркале, Андресс чуть не лишился-таки сознания. Одна только испещренная мелкими порезами грудь с подсохшей кровью на ней чего стоила. И проявляющиеся синяки по всему телу — где-то от ударов, где-то от поцелуев, где-то от укусов — очарования точно не добавляли. Между ног тоже была кровь, и Йенсенн почти обрадовался, что боль успела ему приесться, иначе бы каждый шаг был для него гораздо большим мучением, чем сейчас. На лицо он старался не смотреть: залитый кровью подбородок, разбитая губа, едва подернувшаяся коркой. Глаза красные, на щеках — подсохшие дорожки слез, а волосы липкими сосульками падают на глаза. Больше всего Андресса огорчило, что заколка — подарок Халлдора — куда-то исчезла, а поискать ее сейчас он был просто не в состоянии.
Between love, between hate
Shake the silence back but itʼs too late.
And it haunts you, and it haunts you…
Itʼs a love/hate heartbreak! ¹
Хенрик, стоя под струями воды, очищавшими его тело от всех следов случившегося, отчетливо слышал, как на кухне включилась вода — слишком долго, чтобы списать это на желание кого-то из соседей попить. Андресс, очевидно, тоже спешил поскорее себя очистить, а это значило, как минимум, что физически он был ранен не так уж сильно, как можно было бы судить по количеству крови. Это дарило слабое чувство облегчения, как будто какая-то часть совести успокоилась. Спустя некоторое время после того, как шум крана в кухне смолк, в притихшем блоке раздался отчетливый хлопок дверью. Хенрик вздохнул, проводя руками по волосам и подставляя лицо под сильные струи. Ушел. Навсегда ушел. Он не понимал пока, просто представить не мог, что значит это скупое «навсегда». Пока ничего не было. Ошибка была спешно опечатана мозгом во избежание губительных последствий, но кое-что все-таки переменилось.
Give it all away, take it all away! ¹
Когда Хенрик вышел из душа, комната была пуста. В ней отчетливо пахло сексом, потом, экскрементами и кровью, все простыни были вымазаны в этой густой темной жидкости, даже с его кровати: Андресс, видимо, использовал ее, чтобы наспех вытереться, и Хенрик, недолго думая, сгреб их в кучу и кинул в стиральную машинку. Он собрал со стола канцелярские принадлежности, особенно задержав внимание на ноже, валявшемся на полу — на нем еще оставались следы крови, — выкинул порванные и испачканные вещи Андресса, отмечая, что шкаф приоткрыт, а значит, Йенсенн не забыл одеться. Протер пол на кухне: Андресс просто поспешно смыл все с себя, оставляя на полу грязную лужу. Вернулся в комнату, открыл окно, впуская внутрь прохладные потоки воздуха, освободившие голову от лишних тяжелых мыслей.
Give it all away, take it all away! ¹
Было непривычно пусто и странно. Хенрик чувствовал себя подобно копилке, из которой вытрясли всю мелочь. Не было в груди сожаления, отчаяния, боли, прежней любви. То есть были, конечно, но их полностью закрыло собой другое, темное чувство, направленное не только на себя, но и на Андресса, оказавшегося слишком хрупким, сломавшегося от одного жестокого поцелуя. Оно помогало не чувствовать одиночества, болезненной жалости, словно бы протягивало руку, предлагая свою поддержку, помощь.
Ненависть. Жгучая, как острый перец, горькая, как деготь, и черная, как смоль.
Все так быстро переменилось, что осознание заметно припоздало, давая Хенрику фору, чтобы он смог насладиться кратковременной свободой. Буквально до завтрашнего утра, когда он, проснувшись поутру и бросив взгляд на пустую кровать Андресса, вспомнит все. И, скорчившись, забьется под одеяло, глуша крики боли подушкой, задыхаясь от сдавивших горло рыданий. Не придет в школу, не явится на репетицию драмкружка, объяснив позвонившему Тони, что больше никогда не вернется… На Рождество и зимние каникулы уедет к себе в Данию, приведет мысли в порядок, ну, хотя бы в его подобие, что-то для себя решит. Важное, наверно. И, встретив в следующем семестре случайно Андресса в коридоре одного, спокойно пройдет мимо, унимая идущее из груди желание стереть с его красивого лица это презрение, невольно прорвавшееся сквозь идеальное равнодушие.
