-Я знаю!- перебил его Карпов.

Тот предложил ему присесть, но Стас хотел закончить всё, как можно скорее.

-А побыстрей нельзя? Мне ещё работать, - однако присел на стул, собираясь терпеливо выслушать речи следака, уже в уме прикидывая: сколько же тот попросит?

Дубцов сказал, что постарается и начал говорить про дело его сестры.

Карпов не церемонился с ним:

-Я в курсе. Денег не дам! – категорично заявил он.

Следак пристально посмотрел в его глаза:

-Вы неправильно поняли. Сегодня утром Анна умерла.

В воздухе повисла пауза. Карпов неподвижно замер, и теперь всматривался в глаза Дубцова, будто сканируя, изучая – уж не пошутил ли он? Нет, следак смотрел открыто.

«Значит, не врёт!» -подумал Стас, а вслух выдал:

-Умерла? От чего?

Тот начал ему объяснять, что Анна умерла от заражения крови: она же была наркоманкой! Возможно, шприц был грязный, вызвал воспаление вен, что и привело…

-Что, никто ничего не видел?- допытывался подполковник, -Почему ей врача не позвали?

-С ней не впервые происходила ломка. Она уже достала здесь всех! Вот и в этот раз сотрудники решила, что у неё очередная ломка..

Карпов поднялся с места, направился к выходу.

-Тело отвезли в больницу. Оттуда Вы его можете забрать! – крикнул вдогонку Дубцов.

Стас пришёл к матери. С каким трудом он поднимался по лестнице! Слишком страшную и жестокую весть он ей принёс, и поэтому переживал и боялся. У матери было слабое сердце…

Она открыла ему дверь, обрадовалась:

-Стасик, здравствуй! Проходи. А Лёнька на улицу убежал!

Стас замешкался в прихожей. Взгляд у него был какой-то странный, растерянный.

-Проходи, я сейчас тебя обедом накормлю, - Наталья Николаевна остановилась в коридоре, посмотрела на него.

Мать почувствовала смутную тревогу: сын стоял у порога, не проходя в квартиру. Смотрел на неё «больным» взглядом, как будто боялся сообщить ей недобрую весть - что-то страшное, непоправимое.

-Стасик, что-нибудь случилось? С Анечкой?!

Он молчал. Дёргал желваками, не решаясь сказать. А глаза были такие отчаянные!

-Стасик, что же ты молчишь?! Что?!

Ещё когда шёл сюда, Карпов не представлял, как будет сообщать ТАКОЕ матери. Что её дочь, его сестра – умерла. До последнего он оттягивал этот тяжёлый момент. Стас и рад бы сказать, да не мог: горло перехватил спазм..

Он так и не смог сказать. Сделал шаг вперёд, достал из кармана вчетверо сложенный листок, развернул и просто протянул его: свидетельство т смерти Чикилиной Анны Михайловны.

Нет-нет-нет! – запричитала мать, ещё не веря происходящему.

Она взяла листок, ещё раз вчитываясь в его содержимое, невольно опустилась на тумбочку в прихожей, отказываясь понимать и принимать случившееся.

-Не может быть! Девочка моя! – причитала безутешная мать.

Сердце Стаса обливалось кровью: ему было очень жалко мать, но что он теперь мог сделать?

Анны больше нет! Это было очень тяжёлым ударом. Подспудно, мать чувствовала, что дочка плохо кончит, и, всё же, втайне надеялась, что она одумается – возьмётся за ум, перестанет колоться и всё будет хорошо. Этого не случилось. Вместо этого пришло известие о её безвозвратной гибели. Наталью Николаевну это известие поразило, словно молнией.

Она плакала, потом схватилась за сердце.

-Таблетки твои где? – спросил Стас.

Он понял, что у матери сейчас может случиться приступ, и потому поторопился дать ей лекарство и срочно вызвал «Скорую». Врач померил давление, послушал пульс, потом сделал укол и уехал…

-За что нам это, Стасик?- мать печально сидела на диване, - Я знала, я чувствовала, что так случится! Сынок, обещай мне…

Она попросила его не бросать племянника на произвол судьбы, если с ней что-нибудь случится.

-Ну, конечно! О чём ты говоришь? - Стас понимающе смотрел на неё, держал за руку.

-Ты останешься? – рассеянно спросила она.

-Ну, как я останусь, мам? Ещё столько всего надо решить!- он решительно вышел из квартиры.

========== Часть 165 ==========

С тяжёлым сердцем он оставил мать одну в квартире и поехал в морг.

Шёл и опять боялся: как смотреть на сестру? Мёртвую.

Нет, он навидался трупов: стреляных, резаных, расчленённых – и ноль эмоций! Видимо, профессиональное. Но здесь – совсем другое. Здесь и сейчас он испытывал страх и, щемящее сердце, чувство потери. Непоправимое. Но, настолько, видимо, он привык контролировать свои эмоции – чувства и нервы скрутились и сжались в один тугой комок: «Спокойно, Стас! Ты же прекрасно знаешь, что этим всё и должно было кончиться!»

Она лежала на каталке под белой простынёй. Стас с большим трудом заставил себя откинуть край простыни:

«Анька! Сестрёнка, как же так?! Почему ты ушла первой? Я всегда думал, что меня, скорее, пристрелят где-нибудь – профессия располагает! Лежишь сейчас такая бледная, с этой дурацкой булавкой на брови…

Помню, я уже работал опером, пришёл домой на обед. А дома чуть не скандал! После окончания школы ты тайком сделала пирсинг. Считала себя достаточно взрослой. Отец увидел и тебя за эту булавку отругал. Ты убежала, обиделась на него, сидела в уголке своей комнаты и плакала, искренне не понимая: почему и за что? Ведь, это же модно и красиво! Наверное, это был твой первый порыв к той эфемерной свободе - делать, что хочу и как хочу. И всё равно отец тебя любил. Очень. Я это видел в его глазах. Как виновато посмотрел он тебе вслед, почувствовав твои слёзы. Он вопросительно переглянулся со мной: « Да что за глупая мода - уродовать себя?! Неужели я неправ?» Я успокоил его: « Пап, она ещё маленькая и глупая. Вырастет – поймёт! Когда у неё свои дети будут.» Отец вздохнул. Я вызвался быть парламентёром, отправился к тебе в комнату, поговорил, успокоил, помирил с отцом. Я был так рад, когда ты вышла из своей комнаты и обняла отца: «Пап, прости! Все девчонки такие модные ходят, мне тоже захотелось как-то выделиться.» Папа тогда тоже обнял тебя, печально улыбнулся: «Не этим нужно выделяться, дочка!», начал втолковывать ей, что сейчас её задача -учиться, чтобы освоить будущую профессию. На что ты ему отвечала: «Пап, ну разве эта булавка помешает мне учиться?!» Вы ещё долго потом обсуждали современную моду, говорили про учёбу и твою будущую взрослую жизнь. Мама выглянула с кухни, с доброй улыбкой посмотрела на меня , на вас и позвала всех обедать…

А мне отец всегда говорил, что мужчина должен быть сильным и смелым, чтобы никогда и ничего не боялся, мог защитить себя и своих родных и близких. И я старался. Я любил свою семью»…

Сестра. Как Стасик радовался, когда родители приехали с большим свёртком, перевязанным красной ленточкой! Столько воспоминаний…

Тогда Стас считал себя большим – ему было шесть. Он помнил Анькину младенческую улыбку, весёлый смех. Слышал её агуканье, а потом первые слова. Видел первые неуверенные самостоятельные шажочки, а потом двухлетняя пухленькая топотушка, смеясь, бегала за ним по двору. Он тогда был для неё таким большим и важным…

Анечка на прогулке упадёт - кто бежал её поднимать и успокаивать, отводил к маме домой? Он – Стасик, старший брат. В школе тоже приходилось её опекать: защищать от хулиганистых мальчишек, отдавать ключ от дома – Аня свой часто теряла. Стасик снисходительно смотрел на все её «косяки», часто выручал. Брат с сестрой дружили. Для Аньки Стас всегда был авторитетом: во-первых, потому, что старший; во-вторых, она считала его умнее себя; в-третьих, он был для неё самым близким другом и защитником.

Надо сказать, что мама с папой никогда не отдавали предпочтения никому из ребят. И это было очень правильно! Дети же интуитивно чувствуют, кого в семье любят больше, кому чаще прощают шалости или кому за столом стараются положить самый вкусный кусочек, или, может, тайком сунуть припрятанную для любимца сласть. У Стасика даже не возникало мыслей, что сестрёнку любят больше. Обделённым родительской любовью он себя не чувствовал никогда. Отец был строг, но всегда справедлив, на детей руки не поднимал. Мать же, вообще, в детях души не чаяла: была очень терпелива, добра и ласкова. В их семье была очень благожелательная, тёплая атмосфера: любящие друг друга родители старались дома создать душевный комфорт и уют, а потому у них росли счастливые, здоровые дети…