– Эй, – произношу я.

– Это плохо, – шепчет он. Он не опускает свои руки, не поворачивается ко мне. Его спина

обнажена, целая карта мышц. Я тону в двойственной реакции: головокружение, что у меня теперь

есть сексуальный парень, и ужас, что этот момент может уничтожить все.

– Эй, – снова повторяю я. – Он не станет звонить твоим родителям.

– Это очень плохо.

– Просто иди сюда, хорошо?

Медленно повернувшись, он подходит обратно, опускаясь на кровать и не оборачиваясь на

меня.

Он стонет.

– Твой отец застукал нас.

Мне требуется мгновение, чтобы подыскать лучший ответ, остановившись на:

– Да, но он, наверняка, смущен сильнее, чем мы.

– Сильно сомневаюсь в этом.

Я знал, что он не последует такой линии рассуждений, но стоило попробовать.

– Посмотри на меня.

Спустя десять секунд он выполняет это. Я замечаю, как он смягчается, и облегчение от

этого вызывает во мне желание встать и заколотить в грудь.

– Все хорошо, – шепчу я. – Он не станет никому говорить. Возможно, он просто

поговорит позже со мной.

Он точно поговорит со мной позже.

Побеждено выдохнув, Себастиан закрывает глаза.

– Хорошо.

Я наклоняюсь вперед, и мне кажется он чувствует мое приближение, даже несмотря на

закрытые глаза, потому что его губы подрагивают в сдерживаемой улыбке. Прижавшись своими

губами к его, я предлагаю ему нижнюю, ту, которую он так любит посасывать, и жду его ответа.

Он медленно отвечает. Это не похоже на предыдущий жар, но все по– настоящему.

Я отстраняюсь, встаю и тянусь за его рубашкой.

– Я собираюсь пойти домой.

– А я собираюсь остаться здесь.

Себастиан борется с еще одной улыбкой от смысла этой фразы, а затем я наблюдаю, как на

его лицо медленно наползает маска. Его лоб расслабляется, и яркий свет исходит из его глаз.

Легкая улыбка, которой я научился не доверять, растягивается на его лице.

– Проводишь меня?

***

Папе требуется всего лишь пятнадцать минут, после ухода Себастиана, чтобы зайти в мою

комнату. Его стук неуверенный, практически извиняющийся.

– Входи.

Он шагает внутрь, осторожно закрывая за собой дверь.

Не знаю, должен ли я злиться или раскаиваться, но эта комбинация отправляет

покалывающее ощущение по моей коже.

Папа подходит к моему стулу у стола и садится.

– Во– первых, я должен извиниться, что не постучался в первый раз.

Кладу свою раскрытую книгу лицом вниз на свою грудь, переводя взгляд на него, со

своего места на кровати.

– Согласен.

– Не знаю, что говорить дальше, – он чешет свою челюсть, а затем передумывает. – Нет,

не совсем правда. Я знаю, что хочу сказать, но не с чего должен начать.

Сев прямее, я поворачиваюсь лицом к нему.

– И?

– Я понимаю, что ты испытываешь к Себастиану. И уверен, что это взаимно.

– Да…

– Я так же понимаю, что твое чувство искреннее, а не из– за какого– то любопытства или

бунта.

Что мне вообще на это отвечать? Киваю, понимая, что выражение на лице в большей

степени неясное смятение.

– Отэм знает?

Моргаю, растерянно.

– Отти?

– Твоя лучшая подруга, да.

– Я не открывался Отэм, пап. Я никому не открывался, помнишь? Как мама хочет?

– Послушай, – говорит папа, укладывая ладонь на мое колено. – Я хочу сказать еще две

вещи. Начну с той, что полегче. Заманчиво, когда ты влюбляешься в кого– то, игнорировать все

вокруг себя.

– Я не игнорирую Отт…

– Я не закончил, – голос становится немного суровым. – Мне нужно, чтобы ты пообещал,

что позаботишься о своих остальных отношениях. Что будешь проводить время с Отэм, Эриком и

Мэнни. Что ты все равно останешься образцом для подражания для Хейли. Что останешься

внимательными и готовым прийти на помощь сыном своей матери.

Киваю.

– Я обещаю.

– Я прошу этого по той причине, потому что важно поддерживать свою жизнь

полноценной, независимо от того, насколько глубокими становятся ваши отношения с

Себастианом. Это не зависит от религии. Если это продолжиться и каким– то образом получится,

тогда тебе потребуются друзья, которые примут и поддержат вас. И если, по какой– то причине,

ничего не получится, тебе потребуются люди, на которых ты сможешь переключиться.

Смотрю в пол, ощущая странную противоборствующую реакцию внутри себя. Он прав. В

этом есть смысл. Но мне не нравятся последствия того, чего я еще не знаю.

– Второе, что я хотел бы сказать тебе… – папа чешет подбородок, отводя взгляд. – Я не

разделяю историю твоей матери с церковью, поэтому моя реакция на твои отношения

кардинально отличается от ее, – он снова встречается со мной глазами. – Тем не менее, я не

считаю, что она неправа. Мне не обязательно соглашаться с каждой причиной, по которой она

тебя предостерегает, но я соглашусь с тем, что это сложно. Полагаю, его родители не одобрят?

– Думаю, это будет на оттенок свыше неодобрения.

Папа уже кивает на это.

– Поэтому каждый раз, когда ты будешь с ним, вы будете встречаться за спинами его

родителей.

– Да.

– Мне не нравится это, – тихо признается он. – Мне нравится думать, что если бы

ситуация была обратной, то ты был бы либо так же открыт с нами, либо не предавал наши

желания, пока живешь в этом доме.

– Разница в том, пап, что я могу быть открыт с вами.

– Дело в том, Тан, что тебе восемнадцать, и что ты делаешь со своим телом – твой выбор.

Но чем ты занимаешься под моей крышей – все еще то, на что я могу возразить.

Оо.

– Я люблю тебя, твою сестру и маму больше всего в этом мире, ты же знаешь.

– Знаю.

– И я знаю, что тебе нравятся и девочки и мальчики. Я знаю, что ты экспериментируешь, и

я никогда, ни на секунду, не выражу своего недовольства на это, – он встречается со мной

взглядом. – Сложность здесь не в том, что Себастиан мужчина. Если бы я застукал тебя с кем– то

не из церкви, я бы, наверное, даже ничего не сказал, и мы бы обменялись понимающими

взглядами через обеденный стол и на этом все.

Мое желание свернуться в клубок и закатиться в угол возрастает. Это очень неловко.

– Но я не хочу, чтобы вы с Себастианом использовали наш дом, чтобы встречаться втайне

от его родителей.

– Пап, – произношу я с пылающим лицом. – У нас не так много вариантов.

– Себастиан – взрослый. Он может переехать, если захочет, в собственное место со своими

собственными правилами.

Вот, сейчас, папа по сути закрывает дверь к любой дискуссии. Я понимаю, что его мнение

выходит из опыта. И сидя здесь, вглядываясь в лицо, которое я знаю чуть ли не так же хорошо, как

собственное, я понимаю, насколько тяжело отцу говорить мне это.

В конце концов, по словам его семьи, он влюбился в не ту женщину двадцать два года

назад.

Глава 12.

Мама Отэм открывает дверь, отступая назад, чтобы впустить меня. Ее дочери от нее

передались гены улыбки с ямочками, и на этом все. Отти – рыжеволосая, с веснушчатым носом и

светло– голубыми глазами. А у миссис Грин – темные волосы, карие глаза и оливковая кожа.

Интересно, какого это каждый день смотреть на дочь, настолько похожую на покойного мужа

мистера Грина. Это или удивительно, или душераздирающе. Скорее всего комбинация и того, и

другого.

У нас все как обычно: я целую ее в качестве приветствия в щеку, а она – говорит, что у нее

в холодильнике есть немного шоколадного молока, и я прикидываюсь восторженным этим

фактом. Оно странное – водянистое шоколадное молоко в коробке из– под сока. Я как– то

упомянул, что мне оно нравится при миссис Грин, в мое первое лето здесь, и она покупала его для