© К. Н. Гаврилов, 2016

© Издательство «Нестор-История», 2016

Исследования верхнего палеолита Русской равнины в целом и его центральных областей в частности в течение последней четверти века были сосредоточены на изучении отдельных памятников и категорий материальной культуры. В значительной степени это было вызвано тем, что к середине 1980-х гг. завершился предыдущий этап развития отечественного палеолитоведения, символическим итогом которого стал известный том «Палеолит СССР». Это развитие совершалось в рамках концепции археологических культур, сформулированной главным образом работами А. Н. Рогачёва, М. Д. Гвоздовер и Г. П. Григорьева (Рогачёв, Гвоздовер, 1969; Григорьев, 1968, 1970). Главным достижением в изучении древнекаменного века 1960–1980-х гг., пожалуй, можно считать описание и классификацию большинства известных к тому времени локальных проявлений материальной культуры этой эпохи не только для Восточной Европы, но и для Сибири, и для других частей Старого Света{См. серию монографий «Палеолит мира».}.

Однако пристальное внимание к особенным чертам материальной культуры памятников, в особенности верхнепалеолитических стоянок Русской равнины, на материалах которых и создавалась концепция археологических культур палеолита, привело к тому, что общие закономерности развития верхнепалеолитической культуры в целом оказались на втором плане исследований. В результате общая картина получалась достаточно мозаичной. Собственно, один из главных, если не главный, тезис оппонентов А. Н. Рогачёва – П. И. Борисковского и П. П. Ефименко – состоял в том, что чрезмерное внимание к локальным проявлениям верхнепалеолитической культуры затруднит, если не сделает невозможным, изучение общих закономерностей ее развития. Фактическое опровержение этого тезиса последовало в работах Г. П. Григорьева о костёнковско-виллендорфском единстве (Григорьев, 1968) и монографии И. Г. Шовкопляса о Мезинской стоянке (Шовкопляс, 1965). Но все же одна проблема продолжала существовать и, в конце концов, привела к попыткам пересмотреть или модернизировать теорию археологических культур. Она состояла в том, что значительное число памятников верхнего палеолита Русской равнины не находило полных аналогий среди других позднепалеолитических стоянок Восточной Европы. Ситуация, когда зачастую археологическая культура была представлена одним памятником, осознавалась исследователями, вполне понятно, как неестественная. Выход из этой ситуации был предложен, в частности, М. В. Аниковичем, который предложил использовать понятие «технокомплекс» для объединения памятников в группы, характеризующиеся общими технико-типологическими характеристиками каменных индустрий на высоких таксономических уровнях: тип заготовки, виды вторичной обработки, категории орудий. К концу 90-х гг. XX в., помимо понятия «технокомплекс», среди отечественных исследователей получили признание и другие – «восточный граветт», «эпиграветт», «постграветт», при помощи которых делались попытки провести культурную атрибуцию памятников, избегая крайностей упрощенного понимания как стадиалистского подхода, так и концепции археологических культур (Аникович, 1998; Лисицын, 1999).

Фактически эти работы вновь выявили фундаментальную проблему учета факторов преемственности и вариабельности в развитии культуры верхнего палеолита. В полной мере эта проблема встает перед любым исследователем, который пытается определить культурную специфику позднепалеолитических памятников Русской равнины.

Основная цель предлагаемого вниманию читателя исследования – попытка показать развитие культуры верхнего палеолита центральных районов Русской равнины (рис. 1) в виде непрерывного процесса, который подчиняется общим для этого региона закономерностям и сочетается с локальными проявлениями этих закономерностей. Эта локальная вариабельность выявляется на уровне отдельных категорий материальной культуры, стоянок и культурно-специфических региональных объединений памятников. Достижение этой цели виделось автору на пути комплексного типологического анализа каменных индустрий, преимущественно – предметов с вторичной обработкой, и пространственной структуры позднепалеолитических памятников Подесенья. Вопросы культурогенеза средней и поздней поры верхнего палеолита на территории бассейна Десны в данной работе рассматриваются с опорой на результаты анализа памятников искусства малых форм. Особенно много места уделено сравнительному анализу археологических объектов и пространственной структуре поселений.

Главной задачей при анализе источников стала разработка типологической характеристики исследуемых объектов, а основным методом исследования – типологический. Под типологическим методом применительно к заявленной теме исследования подразумевается систематический анализ и синтетическая характеристика региональной и хронологической специфики тех или иных сущностных характеристик материальной культуры и поселений охотников на мамонтов. В данном исследовании к сущностным отнесены прежде всего морфологические характеристики выделяемых на исследуемых памятниках категорий материальной культуры и археологических объектов, связанные с их внутренней структурой и отражающие технологию и/или способы изготовления, а также, как в случае с археологическими объектами, место в общей структуре стоянки или поселения. При этом типологический метод не сводится к какой бы то ни было классификации и рассматривает классификацию как процедуру систематизации данных археологии и смежных естественнонаучных дисциплин, полученных при помощи прикладных исследовательских методик.

Классификация археологических объектов верхнепалеолитических памятников, расположенных на территории бассейнов Среднего Днепра и Десны, неразрывно связана с анализом их пространственной структуры. Особенность Среднего Поднепровья и Подесенья с точки зрения археологической изученности состоит прежде всего в том, что на этой территории целый ряд опорных памятников, относящихся к поздневалдайскому времени, был раскопан на очень значительной площади. В результате, несмотря на известные методические недостатки проводившихся полевых работ, удалось получить информацию о множестве самых разнообразных объектов – от остатков жилищ до скоплений производственных отходов, относящихся к разнокультурным стоянкам и поселениям. Эта источниковая база делает вполне реальным рассмотрение процесса развития во времени пространственной структуры памятников средней и поздней поры верхнего палеолита, однотипных в таксономическом отношении.

Изучение пространственной структуры памятников каменного века как относительно самостоятельная исследовательская задача присутствует если и не в начале истории отечественной научной школы палеолитоведения, то, во всяком случае, в период ее формирования. Об этом убедительно свидетельствуют полевые исследования 1930-х гг. (Бонч-Осмоловский, 1940; Ефименко, 1938; Рудинский, 1947; Левицький, 1949). Важнейшее значение в этом процессе имело изучение стоянок и поселений центральной части Русской равнины, в том числе Среднего Поднепровья и Подесенья.

До 1970-х гг. структурный анализ пространственной организации палеолитических стоянок и поселений развивался в основном в рамках исследовательской программы, нацеленной в основном на выявление остатков жилищ и связанных с ними объектов. В послевоенные годы советскими археологами-палеолитчиками был опубликован ряд фундаментальных работ, в которых содержались весьма обстоятельные для своего времени характеристики пространственной структуры памятников как верхнего, так и нижнего палеолита (напр., Рогачёв, 1953, 1957; Борисковский, 1953; Ефименко, 1958; Шовкопляс, 1965; Черныш, 1965). Своего рода итог этому периоду развития пространственно-структурного анализа в 1970 г. подвел А. Н. Рогачёв в статье, посвященной жилищам и поселениям древнекаменного века. В данном случае нет необходимости давать характеристику хорошо известной классификации жилищ или повторять не менее известные определения понятий «жилище» и «поселение» (Рогачёв, 1970). Однако стоит подчеркнуть другое обстоятельство. Понимание археологических признаков жилищ эпохи палеолита в то время, когда они только начинали изучаться, не могло опираться на опыт исследования собственно палеолитических памятников. Естественным образом в данной ситуации большое влияние на интерпретацию полученных результатов имели те представления исследователей, которые они априорно сформулировали либо на основе предыдущего опыта раскопок памятников других археологических эпох, либо просто опираясь на житейский опыт. И в том и в другом случае важнейшими признаками остатков жилищ становились замкнутость пространства распространения культурных остатков и центральное положение в нем очага или группы очагов. Все объекты, которые соответствовали этим двум критериям, имели большие шансы быть интерпретированными в качестве остатков жилищ. В свою очередь жилища становились центральными элементами в реконструируемых пространственных структурах поселений. Соответственно, появлялась возможность классифицировать те объекты, которые оказывались в той или иной связи с остатками жилищ.